Три седьмицы до костра - Ефимия Летова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сестра, — кивнул старик, и его острый непривычно гладкий подбородок дробно затрясся в такт кистям рук. — Отавия. Герих ее обожал, хотя она была гораздо младше, седьмицы на полторы лет, но это и понятно — должен же он был кого-то любить!
— Наверное, ему было жаль расставаться с ней, когда она вышла замуж.
Лас Ригель то ли закашлялся, то ли засмеялся:
— Замуж? Отавия никогда не была замужем. Да она и из дома-то не выходила. Герих берег ее, как зеницу ока.
— Но вы же говорили, у ласа Иститора есть племянник?
— Незаконорожденный, — старик споткнулся на сложном слове как минимум два раза. — Конечно, инквизитор пытался скрыть этот позорный факт, мальчик носит другую фамилию, но у меня в Архиве были сведения обо всех служителях и приближенных членах их семей. Отавия никогда не была замужем. Впрочем, — словно опомнившись, произнес лас Ригель. — Это все разговоры не для ушей молоденькой лассы, вероятно, самой еще незамужней…
— Я сочувствую ей, — быстро сказала я, не желая переводить тему на себя. — Как женщина женщине. Возможно, брат был столь строг, что ни один из женихов его не устроил. Я знаю не понаслышке, что такое строгий притязательный брат…
Правда, ему всего двенадцать лет, но да, Телар может быть довольно суровым. Временами.
— Однозначно, — снова затрясся в сухом кашле-смехе мой собеседник. — Брат был очень и очень притязателен… Вот только, знаете ли, ходили слухи, что ни один из женихов не устроил бы его, кроме него самого!
Глава 24
— В каком смысле? — растерялась я.
— Все это только слухи и сплетни, — прошептал, не то что бы от излишней таинственности, сколько скорее внезапно устав от разговора, лас Ригель. — Вокруг ласа Иститора их всегда было очень много. Говорили даже, что он приемный, можете себе представить. Все потому, что они с Отавией были совсем непохожи — смуглый черноволосый Герих, будто наемник из Гриона, и светловолосая белокожая Вия… Но так ведь случается. Да… Злые языки не щадили Гериха, пока он не стал Инквизитором. А сестра… что ж. Так или иначе, Иститор — служитель неба, не мог же он настолько презреть его законы и порядки. Вероятнее всего, все намного проще, и у Отавии действительно был… сердечный друг, возможно, из слуг или даже…
— Она и сейчас не замужем? — спросила я деланно-равнодушно, хотя и с ноткой формального участия.
— О, кто знает, — а вот сейчас с слабом голосе старика проявились загадочные интонации. — Ласса Отавия пропала много лет назад.
— Пропала? — притворно изумилась я. — Как же это может быть?! И ее так и не нашли? Вероятно, лас Иститор был обижен на нее за побег, поэтому и не искал, как следует…
— О, искал и ещё как, все королевство перевернул. Его горе видели даже слепые и слышали глухие. Он только-только тогда стал Старшим Служителем, а как об Инквизиторе, о нем заговорили несколько позже. Вот только все было без толку. Отавия бесследно пропала. Мальчишка её был еще маленький, не помню, сколько лет ему было, лет семь, да и она ненамного старше вас, ласса. Так что, думаю, врут сплетники, зря только небо гневят. Сбежала она не одна, а с другом своим, иначе не оставила бы сына.
— Разве мать добровольно бросила бы ребёнка, лас?
— Эх, моя дорогая, знали бы вы, сколько приютов для беспризорных да при живых родителях детей в свое время основали служители! Сам я всю жизнь провёл в архиве, пока руки мои не стали трястись так сильно, что я не смог переворачивать страницы, а в состоянии только просеивать муку. Но я знаю, сколько добра сделали иные из моих братьев. И то, что творят некоторые из них сейчас, не перебьет этого, так и знайте, ласса!
— Вы имеете в виду… — я замялась. — Костры?
— Я не верю в демонов из Серебряного царства, — прошептал старик. — Нет, не верю, все это сказки. Сейчас говорить так опасно, за подобные слова служитель может и места лишиться, было уже такое… Я никогда не видел их, и никто из знакомых мне братьев не видел. Но я знаю людей, что гораздо страшнее теней. Тень есть у каждого человека, милая. И я в своей жизни завидовал, ненавидел, желал… дурного. Дело не в этом. Свою тень можно приручить.
Его слова почти полностью повторяли слова знахарки Тамы, и я молчала, несколько ошеломленная этим совпадением.
Тем временем лас Ригель закашлялся.
— Подайте мне воды, милая, вон с того столика, только не полную кружку, а то расплескаю… Я непростительно заболтался, а ведь вы пришли по делу, и я даже не спросил, по какому, даже не спросил ваше имя…
— Сначала вода, — я поднесла кружку к сухим, узким и бледным губам бывшего архивариуса. Он пил, и в это время моя вторая рука скользнула к нему на гладкий, словно куриное яйцо, безволосый затылок.
Тьма тонкой струйкой полилась из пальцев, испаряясь черным облачком. Подбородок мужчины обессиленно упал на грудь, дыхание сделалось глубоким и мерным. Я аккуратно вытащила все еще сжатый между напряжённых пальцев лист, не удержалась, и слегка погладила пальцы — из них уходило напряжение и эта конвульсивная дрожь. Оглядела комнату, подошла к окну, решительно распахнула портьеры. Луна, вальяжная, масляно-жирная, как непромытая желтая сковорода, омерзительно скалилась на меня.
Пора уходить. Уже очень поздно.
* * *
Я беспрепятственно вышла из дома ласа Ригеля и только сейчас подумала о том, как буду добираться домой. Эта часть города была мне незнакомой. Никаких экипажей поблизости не наблюдалось, луна давила на затылок, словно гвоздь, и ее свет имел для меня горький ржавый привкус.
Идти под этим давящим раскраленным диском не хотелось. Я замерла на перекрестке каких-то незнакомых переулков, решая, как поступить — и вдруг услышала вдалеке приглушенный стук копыт и мерный перестук колес. Экипаж.
Что ж, возможно, мы сумеем договориться и без применения тьмы — я устала, ночное светило немилосердно опаляло голову опоясывающей болью, и этот внезапный приступ жалости к старику Ригелю, кажется, лишил меня последних сил. По крайне мере, тьма вела себя более чем смирно.
Экипаж наконец показался, по моим ощущениям, ехал он довольно медленно — вот и отлично, если кучер не торопится и не везет внутри какую-нибудь важную персону, возможно, соблазнится на небольшой дополнительный заработок. Я махнула рукой, еще и еще, и он остановился прямо посреди пустой и темной дороги.
— Что случилось, ласса? — закутанный по самые глаза мужчина слегка растягивал
