Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Я поглядел наверх, словно надеялся опять увидеть вертолет. Но если уж они не заметили меня, когда пролетали прямо над моей головой, а туман был совсем легкий, то сейчас, под этим свинцовым пологом, не было вообще никаких шансов. Вершины и долины, изрезанные ущельями и покрытые густыми лесами, простирались на многие километры, а я был лишь затерянной посреди них песчинкой.

Обхватив ствол обеими руками, я повис на нем и опустился на скальный хребет. Я знал, что под ногами у меня – мягкий снег, и, отпустив дерево, начал спускаться по снежному валу, ведущему к скату.

«Двигайся быстрее. Время уже позднее, – подгонял я себя. – Нельзя, чтобы темнота застала тебя наверху». Тут я уперся ногой в участок твердой корки и – вжиииих! – упал на живот. Свитер задрался до груди, я пропахал лед животом. Перевернулся на спину и попытался вдавить подошвы в лед, но они лишь оттолкнулись от непробиваемой корки. Я с ревом перевернулся обратно на живот, чиркнув по льду.

Нужно найти мягкий снег!

Я покатился на животе в поисках мягкой поверхности и задел коленом за верхушку сугроба. От резкой остановки меня подбросило в воздух, и я упал на землю головой вперед. Я вспомнил, как ударилась о дерево Сандра, и прижался к краю, отчаянно ища более мягкий снег.

Меня несколько раз крутануло. Кружилась голова, я то и дело терял сознание. Я почувствовал, что лед подо мной чуть подтаял. Я инстинктивно вонзился в него ладонями, втянул живот и начал тормозить бедрами и ногами. Тормозной путь оказался очень-очень длинным. Так останавливается машина с лопнувшим колесом. Ободранный, весь в синяках, я наконец замер на льду.

Глава 24

В пятницу мы поехали…

…к Большому Элу. Он был юридическим партнером и хорошим другом отца. Предполагалось, что к нашему приезду он будет готов отправиться с нами в Тахо, где мне предстояло участвовать в скоростном спуске. Отец сказал, что если я попаду в первую тройку, это увеличит мои шансы на участие в чемпионате Южной Калифорнии, до которого оставалось всего полтора месяца. Мы вошли без стука и обнаружили Эла на полу в гостиной, в одном белье – он занимался йогой. Он был высоченный, как баскетболист, с гигантскими ступнями. У него были рыжевато-русые волосы и густые брови и борода того же оттенка. Отец поддразнил Эла: сказал, что тот находится в йоговском трансе, и сделал вид, будто заслоняется от яркого

света.

– Твоя аура прямо ослепляет! – воскликнул он.

Эл не обратил на него внимания и, не открывая глаз, методично дышал через нос.

Отец достал из холодильника несколько стеблей «органического» сельдерея с налипшей землей. Он окунул их в банку арахисового масла и заставил меня съесть две штуки.

– Некогда останавливаться на обед, Оллестад.

На следующие утро, чуть позже шести, мы подъехали к оранжевому многоэтажному отелю дядюшки Джо, побросали сумки, переоделись в лыжные костюмы и снова отправились в путь.

На подъезде к городку Траки Эл начал делать дыхательные упражнения. Постепенно его выдохи становились все мощнее и громче. Отец сказал, чтобы он не слишком усердствовал, иначе выдохнется еще до первого заезда.

Мы повернули на трассу 40, и Большой Эл обратил наше внимание на указатель «Ущелье Доннера».

– Я хотел есть, но теперь у меня пропал аппетит, – сказал Эл, и отец рассмеялся.

– А что тут смешного? – поинтересовался я.

– Ну, – ответил Эл, – вообще-то это совсем не смешно. Неподалеку отсюда находится место, где застрял отряд Доннера[54]. Их застигла ранняя метель, и половина из них умерли.

– А что они там делали? – спросил я.

– Думаю, искали новые рубежи. Это были обычные люди, не приспособленные к жизни в горах, и они попали в сильную бурю, – пояснил Эл. – В общем, чтобы выжить, им под конец пришлось есть своих мертвецов.

– Гадость какая, – сказал я.

Машина взбиралась по петляющему шоссе, и мы втроем смотрели через окно на горы – туда, где эти люди когда-то боролись за выживание.

Мы поднялись на подъемнике вместе с тренером Яном и встретили остальных наверху, у начала скоростного спуска. Потом прокатились по трассе и долго изучали S-образный поворот. Он выводил на уходящий в сторону спуск, который нельзя было разглядеть. На склоне стояли сети, чтобы ловить тех, кто потеряет управление и умчится к каменистым ущельям по обе стороны трассы.

Снег на S-образном повороте был очень твердым, практически как лед, и я знал, что смогу выиграть именно за счет этого участка. Я много раз съезжал по пятиметровому гребню карниза на Мамонтовой горе, мне приходилось рассекать ледяной склон Маунт-Уотермана, и подготовка у меня была неплохая. Тренер Ян подчеркивал, что входить в первую часть поворота нужно заранее, чтобы прямиком проскочить в двое следующих ворот и подготовить себе хороший выход на финальный спуск и на равнинный участок.

– Так как у тебя недобор по весу, Норман, ты должен сделать их здесь, на крутом участке, – сказал Ян.

Тренер, конечно же, был прав. Сколько раз я опережал всех на спуске, а потом все равно уступал другим ребятам, которые весили больше и имели преимущество на равнине.

Когда объявили мой номер, отец с Элом закричали и загикали. Тренер Ян массировал мне ноги. Он предупредил, чтобы после S-образного поворота я не отрывал лыж от земли.

– Не теряй время на плоском участке, – несколько раз повторил он.

Я почувствовал себя легко и непринужденно, а самое главное, мне было приятно, что обо мне заботятся.

На спуске я сразу же применил решительную, напористую тактику, высоко начал S-образный поворот и вышел из него в прыжке. Я обругал себя за это, но меня поразила набранная скорость. На длинном равнинном участке я тщательно преодолевал все бугры и неровности, на которых чертовы лыжи так и норовили споткнуться, и буквально приклеивал их к земле.

Я пересек финишную черту. Третье место, причем Ланс еще не стартовал. Я вслух проклинал равнинный пробег, и на меня начали оборачиваться. Но мне было плевать… Как же так – я ехал очень быстро, и все равно меня обогнали! А ведь я сделал все, что мог!

Ян сказал, что на выходе из S-образного поворота я опередил всех на три секунды, но в итоге те же три секунды уступил – из-за равнинного участка.

– Почему эти гребаные трассы скоростного спуска не делают крутыми? – воскликнул я.

Ян был поражен, услышав из моих уст плохое слово, и отец спешно увел меня из зоны финиша.

Мы поднимались на подъемнике, и папа молча глядел вниз, на проносившуюся под нами полосу снега, похожую на шоссе. Мне было неловко из-за той вспышки. После второго заезда я не проронил ни слова.