СССР: вернуться в детство? - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алевтина Ивановна, не пускали бы вы сына на речку. Утонет ведь он…
— Что? — остановилась она на полном ходу.
Я тяжко вздохнула и потёрла лоб. Ну, вот заче-е-ем?.. Как мне вырулить теперь?
— Там… будет на дне какой-то бетонный блок с торчащей арматурой. Он нырнёт и насадится, прямо всем телом. Пока найдут, пока будут вытаскивать, он умрёт от кровопотери и утопления. И, возможно, от болевого шока.
Мне показалось, что у неё не только лицо побледнело, а даже глаза.
— Ты что такое говоришь?..
Я всё-таки села и ссутулилась:
— Я уже жалею, что вам рассказала. Я ведь не смогу назвать ни год, ни место. Только… он довольно большой уже будет. Может, даже в институте уже будет учиться. И, кажется, поедет с друзьями…
Стало слышно, как громко, отчётливо отсчитывают секунды стрелки настенных часов. И тут я сломалась. Я ведь помню её…
— Мы… с вами потом общаться будем… — немного, но перемена в человеке будет настолько оглушающая… Слёзы полились у меня в три ручья. — И вам после его смерти будет очень тяжело. Инсульт случится. Там будет ещё что-то плохое, это я уже не знаю. Но сына попробуйте спасти…
Я начала рыдать уже неостановимо. Достала из кармана фартука платок, высморкалась. Надо же было, чтобы срыв произошёл именно сейчас, именно здесь…
В руки мне тыкался стакан с водой.
— Оля… попей, — она сидела напротив меня на корточках, и была похожа на самую обыкновенную тётю, только что с гнездом на голове.
Я отхлебнула несколько глотков.
— Спасибо.
— Ты… ты откуда это всё?..
— Я не знаю. Только никому не говорите, пожалуйста. Люди начнут про своих спрашивать, а я что могу сказать? Иногда знаю. Вот… Андропов тоже долго не протянет. Год, наверное. Так что у вас будет время проверить.
Этой фразы она испугалась, оглянулась на секретарскую, прошептала:
— Ты лучше такое никому не говори.
Я судорожно вздохнула и кивнула:
— Ладно, не буду.
Алевтина Ивановна вернулась на своё место и раскрыла тетрадку:
— И всё-таки, вот это что такое, ты можешь объяснить?
Я привстала и заглянула в тетрадь.
— А-а… это м… логический квадрат, — исправилась я на ходу; мало ли, как они тут на слово «магический» среагируют, я уж и не помню, — восьмого порядка. Надо, чтоб числа не повторялись, и чтоб в столбцах и строках была одинаковая сумма.
Директриса подняла брови, разглядывая таблицу:
— Это ты где списала?
— Это я сегодня составила.
— Сама⁈ — она посмотрела на меня круглыми глазами.
— А кто? — проворчала я.
Она перелистнула пару страниц:
— А это что?
Я навалилась на стол:
— Поверните… А-а! Это я рассчитывала примерные суммы гонораров, который получит автор за книгу объёмом в десять и шесть десятых авторских листа при различных сопутствующих условиях.
— Вот как. А почему тебя интересует эта тема? Мама хочет издать книгу?
— Насколько я знаю, пока в работе слишком мало материала для полноценного нового издания.
— Тогда зачем?
— Для себя, — пожала плечами я.
— Ты тоже хочешь написать книжку?
— Почему хочу? Я уже. И надеюсь, что кроме журнального у неё будет и твёрдый переплёт.
— Погоди, — Алевтина Ивановна закрыла тетрадку и сложила руки стопочкой, — я сейчас тебя маленько не поняла…
— Давайте, я вам покажу? — предложила я, поднимаясь. — Так проще будет. Вы не уходите, я сейчас принесу.
Я добежала до младшего блока, а там как раз перемена. Шум, крик! Татьяны Геннадьевны нет, и класса нет — в столовую, наверное, пошли. А мне так даже и лучше. Я вытащила из портфеля свои журналы и помчалась обратно.
Алевтина Ивановна внимательно просмотрела все три шедевра. Больше всего её роман в «Костре» впечатлил.
— Да… В первом классе делать тебе нечего… Но и автоматически перевести тебя в другой класс или досрочно аттестовать без разрешения облоно я тоже не могу. А они не одобряют, — она пожевала губами. — Но есть вариант.
— Какой? — не веря своей удаче, вскинулась я.
— Школа имеет право перевести на домашнее обучение или на индивидуальный график обучения одарённого ребёнка. Обычно это связано со спортивными или музыкальными мероприятиями. Но твой случай, Оля, мы тоже можем оформить как подобный. Писательская деятельность наверняка требует работы с источниками, посещения библиотек…
— Интервью с очевидцами событий! — подхватила я. — Я сейчас о годах войны пишу, очень много подобной работы!
— Ну, вот видишь. Ещё и тема какая серьёзная. Так что мы пока переведём тебя на домашнее обучение. По правилам, учитель должен приходить к тебе трижды в неделю, но в твоём случае это будет чистая формальность. С Татьяной Геннадьевной договоритесь, в какие дни ей нужно будет прийти — или тебе подойти в школу, написать проверочные работы — и всё.
— Я могу идти домой? Прямо сейчас?
— Да, я тебе записку напишу, — она взялась за ручку. — Я журналы оставлю у себя на пару дней? Для оформления протокола комиссии.
— Только у меня других экземпляров нет.
— Не волнуйся, я обязательно тебе всё верну и никому их передавать не буду. Давай, если хочешь, подпишем все номера, чтобы они не потерялись?
Эта мысль показалась мне дельной, и я наставила автографов в каждом из номеров — на первой странице, и у заголовка своей публикации. Затем я направилась в класс, вручила Татьяне Геннадьевне записку и сообщила, что всё разрешилось просто великолепно, после чего забрала из классной раздевалки свои вещички (в младшем блоке в каждом классе свой гардеробчик), торжественно нарядилась и пошла домой.
ГЕНИАЛЬНОЕ ДИТЁ
Бабушка увидела меня — испугалась:
— Что случилось? Заболела?
— Почему сразу «заболела»? — сильно хотелось зашвырнуть портфель подальше, но я культурно повесила его на специально прикрученный для меня крючок. — Переведена на домашнее обучение как особо талантливый ребёнок.
— Ох ты ж!
— Не хухры́-мухры́, — согласилась я. — Буду по утрам дрыхнуть до девяти.
— Как ба́ре, — усмехнулась бабушка.
— Ага. А потом встану — и работать-работать-работать. Как папа Карло.
— Кушать-то будешь?
— Пока нет.
— Строчить пойдёшь?
— Ага.
Когда я печатала, бабушка всегда называла меня «пулемётчик». В ходу были фразочки «строчит пулемётчик за синий платочек»**, «Анка-пулемётчица»*** и «„так-так-так“, — говорит пулемёт»****
*Соответственно:
**фраза из песни «Синий платочек»,
текст: Я. Галиицкий, М. Максимов,
музыка Ежи Петерсбурского;
***девушка-пулемётчица,
персонаж книги
Д. Фурманова «Чапаев»
и снятого по нему фильма;
****фраза из песни «Два Максима»,
музыка С. Каца,
слова В. Дыховичного.
Вечером мама принесла с работы новость, что слухи о гениальной мне поползли по школе. Пока среди учителей. Некоторые приходили и просили показать журналы. Журналов у мамы не было (да их и у меня теперь не было, я ж их директрисе отдала), и она всех посылала в школьную библиотеку — и правильно, следуя логике, там и «Пионер», и «Костёр» должны были лежать.
Под конец дня Анна Дмитриевна (у которой, должно быть, случилась трещина в мироощущении) уже не убирала эти журналы и даже вклеила в них маленькие закладочки, опасаясь, что многократными перелистываниями номера́ растреплют до состояния мочалок.
На следующей неделе я была приглашена (ну, как «приглашена»… поставлена в известность о необходимости явиться) аж на четыре линейки (в младшем и в старшем блоке, по две смены), на которых мне пришлось постоять и посветить лицом, пока завучи рекламировали, собственно, меня и мои шедевры и призывали всех к творческим взлётам.
Чувствовала я себя несколько неловко, особенно в старшем блоке, но это была цена свободы.
И настали для меня счастливые дни и полнейшее блаженство. Натурально, я как отличник в том анекдоте, «а сам всё учусь и учусь!»
Я закончила «Председательницу» и оставила её отлежаться перед финальной вычиткой. Нарисовала ещё несколько картинок-заданий. Никуда их пока посылать не стала, сильно они разношёрстные по возрасту и специфике получились. Поразмыслила, и начала вторую книжку про поделки, где брат с сестрой Мастерилкины. Если в «Пионере» первая часть нормально зашла — глядишь, и продолжение легче проскочит.
22. ВЕСНА. ПТИЦЫ ГНЕЗДА ВЬЮТ*
*Из наблюдений юного натуралиста.
СЕМЬ
На моё семилетие я попросила всех, если будет такая возможность, подарить мне детские
