Тузы за границей - Гейл Герстнер-Миллер

Да, я старый человек – вернее даже, старый джокер – и вечно хватаюсь за соломинку. Теперь повстанцы-майя провозгласили своей целью создание новой страны, земли американских индейцев, где их джокеры всегда могут рассчитывать на радушие и уважение. Все остальные джокеры могут не беспокоиться. Нет, не то чтобы мне очень хотелось поселиться где-нибудь в джунглях Гватемалы – возникновение здесь автономной колонии джокеров вряд ли вызвало бы в Джокертауне сколько-нибудь заметный отклик, не говоря уж о полномасштабном исходе. И все же в мире так немного мест, где джокерам рады, где мы можем жить спокойно… Чем дальше мы забираемся, тем больше видим и тем больше я убеждаюсь, что Джокертаун – лучшее место для нас, единственный наш дом. Не могу выразить, как огорчает и ужасает меня этот вывод.

Зачем нам непременно нужны эти линии, эти неуловимые различия, эти ярлыки и барьеры, которые нас разобщают? Тузы, натуралы и джокеры, капиталисты и коммунисты, католики и протестанты, арабы и евреи, индейцы и ладино, везде одно и то же, и, разумеется, истинно гуманного отношения заслуживают лишь те, кто находится по нашу сторону барьера, и вот мы уже без зазрения совести притесняем, насилуем и убиваем других, кем бы они ни были.

На борту нашего самолета немало таких, кто обвиняет гватемальцев в том, что они участвовали в сознательном геноциде своего собственного индейского населения, и считает создание этого нового государства благом. А я… не знаю.

Майя считают, что джокеры отмечены богами, несут на себе печать особого их благоволения. Вне всякого сомнения, куда лучше, когда тебя почитают, а не травят за твои многочисленные недостатки и увечья. Вне всякого сомнения.

И все же…

Впереди у нас еще исламские страны – треть всего мира, как сказал мне кто-то. Встречаются мусульмане более терпимые и менее терпимые, но практически все они считают уродство знаком немилости Аллаха. Настоящие фанатики, вроде иранских шиитов и сирийской секты Hyp, в жестокости по отношению к калекам могут посоперничать с Гитлером. Сколько джокеров погибло в резне, когда аятолла сместил шаха? Терпимость, которую шах проявлял по отношению к джокерам и женщинам, в глазах некоторых иранцев стала самым тяжким его грехом.

А мы в своих просвещенных Соединенных Штатах намного ли лучше? Разве не наш соотечественник Лео Барнетт учит, что джокеры расплачиваются за свои прегрешения? Ах да, здесь есть одно различие, как же я мог забыть? Барнетт утверждает, что ненавидит грехи, но любит грешников, и если мы покаемся, уверуем и полюбим Иисуса, то непременно исцелимся.

Нет, боюсь, что Барнетт, аятолла и жрецы майя исповедуют одну и ту же в своей основе философию – наши тела в некотором роде отражают наши души, а некое божественное существо приложило к этому свою руку и изуродовало наши тела, чтобы выразить свою милость (по мнению майя) или немилость (как думает Hyp аль-Алла, аятолла, огнедышащие). Но, что самое главное, все они утверждают, что джокеры – другие.

Моя же философия проста до неприличия: я полагаю, что джокеры, тузы и натуралы – всего лишь мужчины и женщины и обращаться с ними следует исходя именно из этого утверждения. В минуты самого черного отчаяния мне иногда начинает казаться, что я – последний, кто так считает.

Гватемала и майя все еще не идут у меня из головы. Один небольшой штрих, о котором я позабыл упомянуть в прошлый раз, – не могу не отметить, что эту их замечательную революцию возглавляют два туза и натурал. Даже там, где джокеров считают избранниками богов, тузы ведут, а джокеры идут следом.

Несколько дней назад – если не ошибаюсь, это произошло, когда мы посещали Панамский канал, – Проныра Дауне спросил, верю ли я, что когда-нибудь Соединенными Штатами будет управлять президент-джокер. Я ответил, что вполне удовольствуюсь джокером-конгрессменом. (Боюсь, Натан Рабинович, в чей округ входит Джокертаун, услышал мое замечание и принял его за камешек в свой огород.) Затем Проныра захотел знать, верю ли я, что президентом могут избрать туза. Это, должен признать, куда более интересный вопрос. Вид у Даунса вечно сонный, но он куда наблюдательней, чем кажется, хотя ему и не под силу тягаться с некоторыми другими репортерами из команды «упакованного борта», вроде Херрмана из «Ассошиэйтед пресс» или Моргенштерн из «Вашингтон пост».

Я сказал Даунсу, что до последней годовщины Дня дикой карты это было возможно… с натяжкой. Некоторые тузы, например, Черепаха (так и не объявился, как пишут нью-йоркские газеты), Соколица, Циклон и горстка прочих знаменитостей пользуются народной любовью. Какую ее часть возможно перенести на политическую арену и переживет ли она грубую тактику взаимных уступок, без которой невозможна ни одна президентская кампания? Сложно сказать. Слава – товар скоропортящийся.

Джек Браун стоял совсем близко и расслышал как вопрос Проныры, так и мой ответ. Прежде чем я успел договорить – о том, что этот сентябрь все изменил и в число потерь от Дня дикой карты входит также ничтожный шанс на то, что туз сумеет стать жизнеспособным кандидатом в президенты, – парень вмешался в наш разговор.

– Да его разорвали бы в клочья, – сказал он нам.

– Даже если бы это был кто-то, кого все любили? – не унимался Проныра.

– Четверых Тузов же любили, – ответил Браун.

Джек больше не тот изгой, каким он был в начале нашего турне. Тахион по-прежнему отказывается замечать его, Хирам едва здоровается с ним, но прочие тузы или не знают, кто он такой, или это их совершенно не волнует. В Панаме его частенько видели в обществе Фантазии то там, то сям, и до меня доходили слухи об интрижке между Золотым Мальчиком и пресс-секретарем сенатора Лайонс, миленькой молодой блондинкой. Из всех тузов мужского пола Браун, несомненно, наиболее привлекателен в общепринятом смысле этого слова, хотя Молоту тоже не откажешь в своеобразном сумрачном обаянии. Оба они произвели впечатление и на Даунса. По секрету он сообщил мне, что в следующем номере «Тузов» выйдет статья, в которой будут сравниваться Золотой Мальчик и Гарлемский Молот.

Привкус ненависти

Часть третья

Вторник, 23 декабря 1986 года, Рио-де-Жанейро

Сара терпеть не могла Рио. Из окна ее номера в отеле «Луксор» на авеню Атлантика город походил на Майами-Бич: поблескивающая россыпь белых многоэтажных отелей перед широким пляжем, зеленовато-голубая прибрежная полоса, с обеих сторон утопающая в позолоченной солнцем дымке.

Большинство делегатов быстро расправились со своими обязанностями и использовали остановку в Рио, чтобы отдохнуть и развлечься. Тем более что повод имелся – за месяц, проведенный в поездке, большинство из них избавились от розовых очков. Вот почему Хирам Уорчестер пустился в гастрономический загул: пил и ел то в одном, то в другом из несчетных городских ресторанов. Пресса хлынула в местные cervezaria[41] пробовать здешнее пиво. Американские доллары менялись на пригоршни крусадо – все стоило сущие гроши. Те из делегатов, кто обладал свободными средствами, решили поддержать бразильский рынок драгоценных камней, чему способствовало наличие ювелирных магазинов в каждом отеле и едва ли не на каждом углу.