Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Конечно, такой человек, как Гней, стал больше чем союзником. Очень скоро он стяжал славу лучшего воина вольсков, а затем к нему перешло командование всей их объединенной армией. Поход на Рим с целью отмщения замыслил не он, а старейшины вольсков, хотя идея поручить эту кампанию римскому перебежчику поначалу столкнулась с серьезным сопротивлением. Однако кто разбирался в стратегии и тактике римлян лучше, чем бывший первый воитель Рима? И не будет ли это величайшим триумфом вольсков, если не кто иной, как сам Кориолан, сделает с Римом то, что он же сделал с Кориолами? И какое мщение может быть для Гнея Марция более сладким, чем возможность поставить на колени город, который с презрением оттолкнул его?

В кампании против Рима Гней превзошел себя. Человек, который объявлял о своем желании стать величайшим воином Рима, стал величайшим воином всей Италии и самым отважным полководцем. Титу, который сражался с Гнеем бок о бок, казалось, что на их стороне, должно быть, сражаются сами боги, ибо чем еще можно объяснить такое количество побед? Воины, сражавшиеся под началом Гнея, верили, что он обладает сверхъестественными способностями, победу дарует не столько их отвага, сколько магия его присутствия. Сам же Тит в глубине души был убежден, что древний дух Геркулеса воплотился в Кориолане – живом герое нынешнего века. Эта вера подкрепляла и утешала Тита в те мгновения, когда на него с непреодолимой силой наваливалась тоска по Риму и семье.

Впереди финальная битва. Каждый стук конских копыт приближал Гнея и армию вольсков к тем самым воротам, через которые он бежал из этого города. Римские армии проигрывали сражение за сражением. Их ряды редели, припасы продовольствия таяли, запасы оружия захватывались противником. Доставалось и мирным гражданам. Посевы сжигались, римские колонии подвергались грабежам. Попытку создать стратегические запасы, доставив зерно с Сицилии, вольски пресекли, перехватив корабли. По мере того как слабел Рим, все враги, которых он унижал в последние годы, поднимали головы, спеша присоединиться к Гнею и вольскам. Сила под предводительством Гнея была непобедимой.

Когда армия вторжения находилась в двух днях пути к югу от города, из Рима прискакали парламентарии. Они напомнили Гнею о его римских предках и умоляли повернуть армию назад. Гней отнесся к ним с презрением, но позволил вернуться в Рим целыми и невредимыми.

– Тот факт, что римляне умоляют о мире, показывает, что они уверены в поражении, – сказал он Титу.

На следующий день прибыли еще два посла. Пыль от их колесницы висела высоко в неподвижном воздухе, и ее увидели задолго до того, как появилась возможность разглядеть парламентеров. Тит ахнул, когда увидел изможденные лица Аппия Клавдия и Постумия Коминия.

Оставив воинов позади, Гней выехал навстречу посланцам в сопровождении одного лишь Тита. Правда, в то время как Гней принимал официальные приветствия парламентеров, Тит держался в стороне, не желая смотреть в глаза своему тестю.

Коминий первым делом заверил Гнея, что его жена и мать пребывают в здравии и благополучии. Несмотря на измену Гнея, никто не мстил его семье, а теперь никто бы и не осмелился.

– Моя дочь Клавдия и юный Тит Потиций тоже в полном здравии, – добавил Клавдий, хотя Тит по-прежнему отводил глаза.

Упомянув о консулах и сенате, оба государственных мужа признали, что в отношении Гнея была допущена великая несправедливость. Они пообещали восстановить его гражданство, вернуть место в сенате и гарантировали полный иммунитет от преследования трибунами.

Гней почтительно выслушал двух своих старых менторов, потом спросил:

– А как насчет народных трибунов и эдилов? Будут ли упразднены эти должности? Будет ли храм Цереры сровнен с землей?

Коминий и Клавдий опустили глаза. Молчание было их ответом.

Гней рассмеялся:

– Вы надеетесь несколькими словами повернуть Кориолана назад, однако всей вашей воли, власти и влияния не хватает на то, чтобы подчинить себе плебс. Никакие пустые обещания теперь меня не остановят. Если вы действительно любите Рим, возвращайтесь и посоветуйте своим собратьям сдать город. У меня нет желания проливать больше крови, чем это необходимо, а мои воины заинтересованы в том, чтобы, взяв город без боя, завладеть добычей без лишней спешки и суматохи. Будете вы сопротивляться или нет, но завтра к этому времени Рим будет принадлежать мне.

– Горькое возвращение домой! – сказал Коминий.

– Но все равно возвращение, – ответил Гней.

– А если ты захватишь город – Юпитер, упаси! – что ты будешь делать тогда? – спросил Клавдий.

Гней глубоко вздохнул:

– Если мои старые недруги, поняв, что заслуженное возмездие все равно их не минует, еще не покончили с собой, то, думаю, вы знаете, кто будет у меня первым в этом списке.

– Трибун Спурий Ицилий, – промолвил Коминий.

– Что за удовольствие будет сбросить его с Тарпейской скалы!

– А как насчет сената? – спросил Клавдий.

– Может быть, я позволю ему продолжить существование, вернув ту роль, которую он играл при царе. Сенат будет давать советы и поддерживать верховную власть. Но, конечно, состав его изменится: бесполезные сенаторы будут удалены, а их места получат мои союзники из числа вольсков.

Коминий подавил крик отчаяния. Клавдий бросил пронизывающий взгляд на Тита:

– А что скажешь на это ты, зять?

Тит спокойно выдержал его взгляд.

– Когда я был мальчиком, мой дед велел мне учить список царей: Ромул, Нума Помпилий, Туллий Гостилий, Анк Марций, Тарквиний Старший, Сервий Туллий. Тарквинию Гордому суждено было стать самым последним царем – его сменило нечто странное под названием «республика». Что это такое? Насмешка? Ошибка? Эксперимент, который провалился? Сегодня последний день республики. Завтра люди будут кричать на Форуме: «Да здравствует царь Кориолан!»

Он выхватил меч и поднял руку к Гнею. Конь его вскинулся на дыбы.

– Да здравствует царь Кориолан! – воскликнул он.

Отряд верных воинов, которые бежали из Рима вместе с Гнеем и во всех его походах составляли авангард, услышал клич Тита и повторил его:

– Да здравствует царь Кориолан!

Этот крик мигом подхватила вся огромная армия:

– Да здравствует царь Кориолан!

Люди вздымали мечи в салюте, били ими по щитам, создавая страшный шум, и восклицали снова и снова:

– Да здравствует царь Кориолан!

Клавдий сник. Коминий развернул колесницу. Облако пыли поднялось позади них, когда они поспешили обратно в Рим.

Вскоре воины Кориолана разбили лагерь в нескольких милях к югу от города.

На следующее утро армия поднялась на рассвете и двинулась к городу.

Кориолан, как всегда, ехал во главе войска, рядом с Титом и в сопровождении конного римского отряда. С каждым шагом они приближались к Риму. Впереди маячил пологий холм, и они знали, что, как только поднимутся на его вершину, откроется вид на другие холмы – холмы Рима.

И тут сквозь стук копыт, лязг железа, скрип кожи и другие звуки, издаваемые движущимся войском, до слуха Тита, сначала едва-едва, потом все громче и громче, стал доноситься другой, непонятный шум. Направление удалось определить сразу, он слышался из-за того холма, впереди, но понять, что это за шум, было невозможно. Создавалось впечатление, будто по ту сторону находится нечто пугающе огромное, страдающее, пребывающее в крайней степени отчаяния. Наверное, подобные звуки можно было услышать, разве что спускаясь в царство Плутона.

Гней тоже услышал этот шум, нахмурился и повернул одно ухо вперед.

– Что это? – прошептал он.

– Не знаю, – сказал Тит, – но у меня от этого шума мурашки по коже.

Сверхъестественный страх овладел им. Что, если боги все же любят Рим больше, чем Кориолана? Что, если, изменив Риму, Тит и Гней согрешили против богов? Что за неведомое порождение рока могли измыслить и сотворить боги, дабы оно встретило их на дороге в Рим? А может быть, земля разверзлась и за холмом открылся провал в Аид, куда все они канут навеки. Похоже на правду, ведь именно так мог бы звучать хор мертвецов.

Лишь добравшись до вершины, они все поняли. Костяшки пальцев Гнея, державших поводья, побелели. Тит тяжело сглотнул и оглянулся. Даже закаленные в битвах воины в передних рядах побледнели, услышав этот обескураживающий шум.

Они выехали на гребень. Перед ними, словно растянувшаяся вдоль прямой дороги гигантская черная змея, тянулась от самых городских ворот процессия женщин, облаченных в траур. Казалось, из города вышли все женщины Рима.

Теперь стало ясно, что в этот нечеловеческий звук сливались их причитания, стоны, всхлипывания, молитвы и даже взрывы безумного смеха. Некоторые из них вышагивали напряженно, словно в сомнамбулическом сне, другие корчились и мели дорогу своими распущенными волосами.

В контрасте с остальными женщины первых рядов процессии шли с достоинством. Они высоко держали головы и хранили молчание. По головным уборам из переплетенной красной и белой шерсти на подстриженных волосах Тит узнал среди них весталок. Их было пять. Одну, как всегда, оставили поддерживать священный огонь в храме Весты. Во время такой напасти было особенно важно, чтобы он не угас. Перед весталками шествовали три женщины – босые, одетые в темные рваные лохмотья, как нищие или плакальщицы. Ступни их, явно непривычные к хождению босиком, кровоточили. Было видно, что ходьба дается им с трудом, однако они не спотыкались и не сбивались с шага.