Узлы ветров - Григорий Демьянович Зленко (составитель)

Коротко ответил ему Телемах:

— Я матери в брак вступать не мешаю; напротив, я сам ее убеждаю в этом, но уйти из нашего дома я принуждать ее не могу.

В ответ женихи громко рассмеялись, вдруг лица у них исказились, они начали есть сырое мясо, и сердца у них от тоски заныли.

Прорицатель Феоклимен, видя это, воскликнул:

— Горе вам! Вижу, слезы льются у вас из глаз, капает кровь со стен, мглой покрывается солнце, весь дом покрывается тьмою!

Но они снова расхохотались, и Эвримах заметил:

— Видно, Феоклимен спятил с ума; надо его проводить на площадь, пусть он подышит там свежим воздухом, если у него в глазах помутилось.

И начали женихи смеяться над прорицателем, над Телемахом и его гостями.

— Странные гости у тебя, однако, друг Телемах! — крикнул один из женихов. — Один — жадный бродяга, охотник до крох со стола, а другой — сумасшедший. Было б неплохо продать их обоих в рабство, может, за них кто-нибудь дал бы большой слиток золота.

Но Телемах молчал; он смотрел на отца, ожидая условного знака, чтоб начать с женихами расправу.

Пенелопа тем временем сидела в соседней комнате и слышала все, что говорили женихи. Она встала и, взяв медный ключ, пошла в сопровождении двух рабынь в кладовую, где хранилось оружие Одиссея и драгоценная утварь. Там же хранился и его лук со стрелами, принадлежавший Эвриту, самому знаменитому когда-то стрелку, и подаренный сыном его Одиссею; этот лук Одиссей хранил на память о нем и никогда не брал его с собой на войну.

Отомкнув замок и отодвинув засов, отперла дверь Пенелопа, и заскрипели ржавые петли, и звук был похож на мычание быка круторогого, которого гонят на луг, — так дико визжали петли тяжелых дверей, когда открывала их Пенелопа. Она вошла в кладовую, сняла ее стены лук Одиссея, села и положила его на колени. Вынув его из чехла, она зарыдала, и долго-долго рыдала она. И вышла затем к женихам на пир. Вслед за ней шли рабыни, несшие лук и колчан.

Войдя в зал, она стала возле колонны и, прикрыв лицо покрывалом блестящим, сделала знак, чтобы все замолчали.

— Слушайте все вы, мои женихи, — так обратилась она к гостям, — долгое время вы разоряете наше хозяйство, каждый день проводя на пирах в Одиссеевом доме. Вы хотите принудить меня согласиться, чтоб вышла я замуж. Я готова на это; но прошу, чтобы вы помогли разрешить мне выбор. Вот лук Одиссея; тот, кто натянет его и чья стрела пролетит через все двенадцать колец, не задев их, того я выберу мужем своим, и с тем я уйду из милого светлого дома, о котором я буду вспоминать даже во сне.

Тут велела она пастуху Эвмею подать женихам лук Одиссея и стрелы. Эвмей заплакал, взяв его в руки, заплакал и пастух Филотий. И крикнул на них Антиной, негодуя:

— Эй вы, грубые люди, чего разревелись? Вы что, еще больше хотите опечалить свою госпожу? Плакать хотите, так прочь убирайтесь отсюда! Мы же, друзья, давайте пробовать силу и меткость. Но, может быть, здесь никого не найдется, кто бы согнул этот лук?

А сам про себя он втайне думал, что с этим луком он уж наверно сладит, не зная еще, что станет первою жертвой стрелы Одиссея.

Вот встал Телемах и сказал:

— Горе мне! Моя мать хочет покинуть наш дом, а я веселюсь и пирую. Но, однако, пора начинать состязание; берите лук Одиссея и покажите на деле свою силу!

И, сбросив мантию с плеч, он сказал:

— Я тоже хочу попытаться натянуть лук своего отца и кольца пробить стрелою; если мне это удастся, мне будет легче тогда терпеть одиночество в доме, зная, что и я не бессилен.

И он вышел из зала и стал укреплять во дворе жерди. Выровняв их по шнуру, он прочно забил их в землю. Став у порога, он схватил лук Одиссея и начал натягивать тетиву; он трижды пытался его согнуть, но трижды могучий лук разгибался; хотел он было в четвертый раз натянуть его, удвоивши силу, но Одиссей подал условный знак головой, и Телемах остановился.

— Ваш черед, женихи! Я, должно быть, рожден недостаточно сильным, вы, пожалуй, сильнее меня.

Тут, торжествуя, сказал Антиной женихам:

— Теперь попытаемся мы. Друзья, начинайте подходить по порядку справа налево, как вино на пирах подавать начинают.

И все с ним согласились.

Первым поднялся Леодей, сидевший на самом краю стола. Став у порога, он взял лук Одиссея, но согнуть его он не смог и, огорченный, воскликнул:

— Нет, мне не по силам лук Одиссея! Видно, придется нам, утомив свои руки, искать другую ахейскую женщину, — и он поставил в углу у дверей стрелы и лук.

Гневно к нему Антиной обратился:

— Грустное слово ты молвил, мне слышать его неприятно. Ты, пожалуй, рожден быть бессильным, а не могучим властителем лука. Но помни, что есть среди нас другие, которые смогут с ним совладать, — и, подозвав пастуха Мелантия, он велел ему разложить огонь и принести из кладовой кусок жирного сала. — Мы на огне подогреем тугой лук Одиссея и смажем салом его, — объявил Антиной.

Растопив сало, женихи начали смазывать лук, чтоб он сделался гибче, но и после того никто из них не мог его натянуть. И вот наступил черед Антиноя и Эвримаха. Как раз в это время вышли из дома свинопас Эвмей и коровник Филотий. Заметив что, следом за ними вышел и Одиссей, и, остановив их, он тихо сказал им:

— Верные Эвмей и Филотий, могу ли я довериться вам? Скажите, что сделали б вы, если бы вдруг явился сюда Одиссей? На чью бы вы сторону стали? Ответьте мне прямо.

— О, если б исполнилось наше желание и вернулся бы к нам Одиссей, то он бы увидел, что мы тотчас ему помогли бы! — ответил Филотий. То же подтвердил и Эвмей.

Тогда Одиссей, убедившись в их верности, объявил им:

— Так знайте, что я — Одиссей, который вернулся в родную Итаку после долгих скитаний и бед. Слушайте вы, что должно здесь вскоре случиться. Если Зевс мне поможет истребить женихов, я вас награжу и будете жить вы со мною, как братья сыну моему Телемаху. А для того, чтобы вы поверили мне, вот рубец на колене, вам знакомый; помните, был я однажды ранен вепрем, когда охотился на Парнасе, — и Одиссей, откинув лохмотья, открыл колено и показал им рубец,