Под откос - Дмитрий Грунюшкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летчик яростно зыркнул на него, но взгляд опера был тверд и решителен, с таким не поспоришь.
– Я не буду машину гробить! – заявил пилот, но уже без уверенности.
– И не надо, выбросишь нас выше по склону, над линией тумана.
– Там нет площадок, – подал голос штурман. – Придется десантироваться с зависания.
– С какой высоты?
– Пять метров, – буркнул пилот.
– Ты охренел, крылатый? – совсем взбеленился оперативник. – Ты на меня посмотри – я что, пацан-десантник что ли?
– До двух снижусь, – нехотя согласился летчик. – Но ниже не рассчитывай.
– Садись, – махнул рукой с отчаянием толстяк. – Как нас выбросишь – уходи за соседнюю сопку и там ищи площадку. Приземлишься – будешь ждать, – он помедлил, и добавил. – И садись на обратный склон. На всякий случай.
– На какой случай? – влез любопытный штурман.
– Много будешь знать – помрешь раньше времени, – отмахнулся оперативник. – Если не дай Бог что – вы сами все увидите. А если не увидите, то и знать вам вовсе ни к чему.
15.
Ахмат с двумя бойцами подошел к двери первого вагона. Тагир шел последним, зло стянув губы в ниточку. Опять его унижают – отдали в подчинение какому-то чабану, как мальчишку, не способного на самостоятельные действия.
Дверь была закрыта «на проволоку», как и говорил Салман. Ахмат аккуратно раскрутил «запор» и обернулся к помощникам.
– Действуем быстро и без лишней жестокости. Там только дети и две или три женщины. Это не враги. Их просто нужно разогнать по купе и не выпускать. Как закончим – Арби пойдет со мной в локомотив. Тагир и Рамзан останутся держать вагон. Чтобы никто не выходил. Старший… – он помедлил, раздумывая. Тагир очень самолюбив и неглуп, но ставить мальчишку над мужчиной – неправильно, это оскорбит Рамзана. – Старший – Рамзан.
Он отвернулся и не видел, как скривилось лицо Тагира.
– Пошли!
Ольга услышала, как хлопнула дверь и зазвучали шаги в коридоре. Она выскочила навстречу, и замерла, не в силах произнести ни слова. Бородач с оружием подскочил к ней раньше, чем она успела прийти в себя.
– Тихо!
– А вы кто такие?! – Проводница, похоже, не поняла, что происходит, но вид чужих в ее хозяйстве возмутил ее до глубины души. – А ну пошли отсюда!
– Заткнись, дура!
Ахмат сказал это, не повышая голоса, шагнул вперед и втолкнул проводницу обратно в ее купе. Молодой парень с пистолетом разглядывал Ольгу, оценивающе прищурив глаза. Она вспыхнула, и сердито отвернулась. Это проявление похоти юнца почему-то вернуло ей силу духа.
– Что здесь происходит? – потребовала она у бородатого, старшего, как она поняла.
– Неважно, – серьезно ответил тот. – Наш командир это может правильно и красиво рассказать, а наше дело – заниматься делом. Ты, кажется, умная женщина. Если хочешь, чтобы все прошло спокойно – помогай нам. В каких купе живут маленькие, в каких – большие, и в каких воспитатели?
– Зачем вам? – похолодела Ольга. – Что вы хотите сделать?
– Много говоришь! – прошипел молодой, но Ахмат остановил его нетерпеливым жестом.
– Не то, что ты думаешь. Нам не нужно, чтобы дети здесь бегали, орали, плакали. Но и не нужно, чтобы старшие затеяли какую-нибудь глупость. Старших ты разбудишь, скажешь им, что поезд захвачен воинами великого Джамаата, и чтобы сидели тихо. А купе с маленькими мы пока открывать не будем. Пока сами не проснутся. Ты поняла?
Ольга зажмурилась, собираясь с мыслями.
– Не жди никого, – засмеялся Тагир. – Весь поезд уже у нас. И ваши начальники в курсе. Вы все проспали.
Старший неодобрительно посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Хорошо, – прошептала Ольга. – Я покажу вам. Только не трогайте детей!
– Мы не воюем с детьми, – заверил ее Ахмат.
«Расскажи это людям из Беслана и Буденновска», – с неожиданной яростью подумала Ольга, пряча глаза, чтобы никто не заметил их блеска. – «Мой Сашка воевал против таких, как вы. А теперь здесь Алеша. И все будет хорошо».
– Рамзан, захвати эту… – Ахмат показал на проводницу, до которой, наконец, дошел смысл происходящего. Она теперь сидела в углу и затравлено смотрела на вооруженных бородачей белыми глазами. – Здесь радио и аппаратура всякая. Пусть лучше с воспитателями сидит.
Вспотевший Рамович аж подпрыгивал от нетерпения, пока Трофимов заканчивал разговор с Мироновым.
– Что случилось, Эдгар Филиппович?
– Как что? – возмутился тот. – Вы представляете, что мне сказал этот молодой человек? – он ткнул пальцем в сторону Белова.
– И что же?
– Что нужно срочно освободить пути станции и провести через нее пассажирский состав без остановки на скорости шестьдесят километров в час!
– Не менее шестидесяти километров в час, – уточнил Трофимов.
– Что? Да вы с ума сошли! Это невозможно! Сейчас лето, поезда идут сплошным потоком! Мы не можем в такой спешке ломать весь график! А скорость! Какие шестьдесят? Там же десятки стрелок! Я отказываюсь давать такие распоряжения!
– Прекратить истерику! – рявкнул Геннадий Михайлович, применив уже отработанный прием против увлекающегося железнодорожника.
Рамович квакнул что-то неразборчивое, и замолчал, хлопая глазами.
– Ситуация чрезвычайная, – уже спокойно напомнил ему генерал, – и мер требует чрезвычайных. Есть данные, что поезд заминирован, и подрыв случится, если он снизит скорость ниже установленной. Поэтому у нас нет выбора. Срочно спускайте распоряжения по команде – очистить путь составу. Но без лишних подробностей.
Начальник железной дороги покряхтел, и признался:
– Я уже распорядился. Но вы должны понимать, что это за пределами разумного, и я не могу гарантировать, что все пройдет четко.
Трофимов засмеялся. Он никак не мог остановиться, хохоча все громче. На него уже начали оглядываться.
«Стоп!» – скомандовал он уже самому себе. – «Прекрати истерику».
Железнодорожник смотрел на чекиста с недоумением и растерянно улыбался.
– Извините, Эдгар Филиппович, это нервы. Станция должна быть готова к проходу поезда через пятнадцать минут. Это возможно?
– Придется, – развел руками толстяк. – С этой станцией проще – поезд и так по графику должен ее пройти в это время. А вот дальше придется все труднее и труднее – необходимо будет перестраивать график и разводить поезда. Но мои диспетчеры справятся. Я хочу вас кое о чем попросить…
– Да?
– На станциях люди. Пассажиры. Если состав будет следовать на высокой скорости, могут быть ЧП.
– Об этом не беспокойтесь. На все транзитные станции уже направлены солдаты для оцепления и милиция. А диспетчерам помогут мои сотрудники.
Холодный белый свет прожекторов заливал перрон станции небольшого сибирского городка. Ветер гонял по асфальту потрепанную газету. Из здания вокзала в холод ночи выбирались полусонные пассажиры, зябко ежились на высоком крыльце, обнесенном старомодной балюстрадой, и разбредались по платформе, стараясь угадать, где остановится вагон, в который они купили билет.
– Ну что за блин! – вполголоса ругался немного выпивший мужчина с помятым лицом. – За каким, спрашивается, хреном мы сюда поперлись посередь ночи? В десять утра есть другой поезд, выспались бы, отдохнули и нормально поехали!
– Не ворчи, – огрызалась не менее уставшая от ночного бдения жена. – Этот поезд в Москву утром приходит. Успеем и к дочке доехать, и отдохнуть с дороги, и на рынок попасть. А тот ближе к вечеру. Считай, целый день пропадает.
Мужчина, в принципе, был согласен, но по инерции продолжал бормотать что-то под нос.
Где-то в темноте динамики выкрикивали непонятные команды металлическими голосами, перемигивались светофоры, лязгали вагоны, которые маневровые тепловозы растаскивали по запасным путям.
– Здесь где-то, – мужчина брякнул на землю большую сумку, в которой что-то звякнуло.
– Осторожнее, оглоед! Банки с гостинцами перебьешь!
Мужик досадливо отмахнулся, и закурил.
Когда Наталью втолкнули в купе, Руслан сидел, откинувшись на мягкий валик вдоль стены, и, казалось, дремал. Но он тут же открыл глаза и посмотрел на пленницу с любопытством. Наташе было страшно, дрожали колени, и жутко хотелось в туалет. От этого ей было невыносимо стыдно, а от неуместного стыда ее разбирала злость.
Предводитель террористов разглядывал ее с прищуром, лениво потягиваясь и, казалось, видел ее противоречивые чувства насквозь. Руслан держал паузу, наслаждаясь страхом жертвы, которая томилась неизвестностью. Наконец, он сжалился.
– Значит, пресса?
Если бы он не был так самоуверен и присматривался бы чуть внимательнее, то заметил бы, что девушка при этих словах испытала неимоверное облегчение. Теперь все было понятно – бандитов заинтересовало ее удостоверение, а не фотографии в ее мобильном телефоне.