Круги в пустоте - Виталий Каплан

Несколько минут на каменном возвышении гудело пламя, метались в нем человеческие фигурки, кричали, таяли — а потом вдруг все разом кончилось, пламя исчезло. Четыре темных пятна среди серых камней. Четыре точки, расположенные слегка искаженным квадратом. Четыре буквы на гранитной странице.

А потом площадь взорвалась рукоплесканиями. Крик стоял такой, что у Митьки заложило уши. Толпа, еще секунду назад оцепенело взиравшая на хищное пламя, сейчас прыгала, вопила, хлопала в ладоши, фонтаном выплескивая в белесое от жара небо свою сумасшедшую радость. Мелькание рук, ослепительные улыбки, восторженные глаза. Митькин новый приятель, загорелый мальчишка в потертом кожаном ошейнике, прыгал и вопил вместе со всеми, крутился в безумной пляске, и сизые рубцы на его спине колыхались, точно ветви дерева, колеблемые ветром. А самое страшное — Митька чувствовал, что и сам готов задергаться в судорожных конвульсиях, захлебнуться не то смехом, не то плачем, хлещущие отовсюду волны радости подбрасывали его, крутили как щепку, и не было сил сопротивляться.

Потом вдруг безумие схлынуло, подчиняясь уверенному жесту синего мага. Народ вновь замер, готовый внимать каждому слову.

Маг, руководивший жертвоприношением, взошел на каменный помост, поднял свой посох и по новой пустился в рассуждения о доброте богов и пагубности учения единян, но Митька уже не в состоянии был слушать. Проталкиваясь сквозь плотно сбившуюся толпу, он опрометью бежал, сам не зная куда, да и неважно — лишь бы подальше отсюда, от страшной песни синих магов, от четырех кучек пепла, от звериного восторга людей.

Возле какого-то забора, в нескольких кварталах от площади, его наконец вырвало. Мерзостный вкус во рту, однако, вернул его в реальность. Пошатываясь, Митька поспешил убраться отсюда, пока не выскочил кто-нибудь и не надавал по ушам.

И куда теперь? Он ведь шел в порт? Ну, значит, туда и дорога. В порт.

15

Огурцы болели. Нежные еще листочки покрылись бурыми пятнами, скрутились, и всем своим видом намекали, что на зиму никаких банок закручено не будет. Виктор Михайлович не успел еще и переодеться в дачное, когда Настя скорбным тоном сообщила ему эту новость. В ее голосе проскальзывали даже обвиняющие нотки — мол, у соседей почему-то подобных проблем не возникает, только мы такие ушибленные.

Петрушко молча кивнул и пошел в огород осматривать потери. Да, действительно, какая-то зараза. Хотя, может, еще удастся спасти?

Крикнув жене, что чай будет пить позже, он направился к соседям с южной стороны. Чердынцевы славились в поселке как опытные огородники, у них и огурцы, и томаты, и всякий прочий овощ чувствовали себя как нельзя лучше. Вот дает же Господь людям талант, чувствует их земля, понимает. Он даже как-то поинтересовался у Гены, нет ли в подобном умении доли магии, но тот лишь усмехнулся. «Михалыч, нужно просто землю любить, и она отзовется. Какая нафиг магия, ты чего? Вот когда наоборот, тогда всякое возможно».

К счастью, все семейство Чердынцевых было в сборе. Они пили чай в саду, под яблоней. Трава вокруг изобиловала опавшими цветками, и казалось, что кто-то разбрызгал из распылителя белую эмаль.

— Здоров, Виктор, — приветливо махнул ему из-за стола Сергей Ильич, — давай к нам. Что-то давно тебя не видно.

— Да работа все, работа, — пожал плечами Петрушко. — Работа, она как ревнивая жена. Вцепится и не отпускает. Зато, в отличие от жены, дает деньги.

— Да ты присоединяйся, Вить, — гостеприимно сказала Людмила Петровна, — посидим, побеседуем. В городе все торопимся, все спешим, так хоть здесь бы в нормальном темпе пожить.

— Да и то, — заметил Сергей Ильич, — тоже суета всякая. Вчера вон электричество отключали, так с ведрами на пруд таскаться пришлось, поливать-то надо. Веришь, полдня туда-сюда пробегал.

— На тележке надо было, пап, — посоветовала Анька, пододвигая гостю чашку с душистым, настоенным на каких-то лесных травках чаем.

— Сломалась тележка, — хмуро объяснил Сергей Ильич. — Уже три дня как. Чинить надо, а все никак руки не доходили, а там ведь сверлить надо, а без электричества, видишь ли, дрель что седло без лошади.

— Слушай, Сереж, — сказал Виктор Михайлович, хлебнув душистого, с добавкой жасмина, чаю. — У меня что-то огурцы загибаются, какой-то вирус, наверное. Не знаю уж, чем лечить. Ты не сходишь, не глянешь?

— Да какие дела? — улыбнулся Сергей Ильич. — Сейчас подойдем, обследуем. Но лечение, как правило, одно — золы к корню подсыпать да поливать правильно. То есть утром, когда солнце еще невысоко, но обязательно теплой водой, двадцать четыре градуса как минимум. В бочках-то холодная будет, так ты кипяти на газу и разводи в лейке.

— Мои поспать любят, — виновато сообщил Петрушко. — Где уж им на восходе вставать?

— Да-а, — согласился Сергей Ильич, — проблема. Можно сказать, философская. Борьба противоположностей. Или борьба хорошего с лучшим.

Людмила Петровна между тем углядела что-то интересное на улице.

— Ань, это к тебе, — ровным, как у теледикторши голосом произнесла она. — Воздыхатель номер раз.

Аня вспыхнула.

— Во-первых, мама, у него имя есть, Владик. Во-вторых, воздыхатель он или не воздыхатель, я разберусь самостоятельно.

— Да я что, — развела руками Людмила Петровна. — Ты уже девочка большая, третий курс. Разберешься, конечно. Ладно, иди, встречай.

Аня вышла из-за стола и резкими шагами направилась к калитке.

— Тоже проблемы? — поинтересовался Виктор Михайлович, кивнув в ее сторону головой.

— Да не сказать чтобы проблемы, Вить, — улыбнулся Сергей Ильич. — Анька-то девочка правильная, без глупостей. Православная к тому же, а что ни говори, это хороший тормоз. Только вот этот ухажер ее, Владик… Ну оболтус оболтусом. В институт не поступил, кончил ПТУ по электрике, монтером где-то сейчас. От армии бегает, да только, мне кажется, недалеко убежит. И вообще какой-то ни рыба, ни мясо. Аньке он, разумеется, не пара, и сама она, наверное, понимает, а вот отшить не может. Он же за ней с десятого класса хвостиком, они раньше в школе учились вместе. В общем, у нас это называется «дружат». Ладно, пошли, посмотрим твои огурцы.

Они поднялись из-за стола и не спеша двинулись к калитке, куда как раз входил высокий тощий парень, черные волосы его слегка растрепались ветром, а лицо еще хранило следы юношеских прыщей.

— Здравствуйте, Сергей Ильич, — вежливо произнес он, остановившись.

— Привет, Владик, — кивнул хозяин дома. — Чего такой встрепанный? Бегом, что ль, от электрички?

— Да нет, — махнул тот головой. — Просто…