Круги в пустоте - Виталий Каплан

— Да нет, — махнул тот головой. — Просто…

— Да я вижу, что не сложно. Ладно, пойдем, Витя, не будет отвлекать молодых.

После обеда Настя заявила, что ни в какой лес она не собирается. Во-первых, все утро угробилось на прополку, и спина болит, будто по ней прыгали слоны среднего веса. Во-вторых, гора немытой посуды, на которую мужчины, как это от века заведено, не обращают внимания, и значит, ее женский удел — в кухню, к тазику и мочалке.

Пришлось ее оставить дома и идти вдвоем с Лешкой. Виктор Михайлович подозревал, что истинная причина кроется вовсе не в натруженной спине и уж тем более не в трех тарелках и чашках, а просто в шестнадцать ноль-ноль начиналась очередная серия «Тайн Рио-дель-Вальяхо», бесконечного мексиканского сериала, до которых Настя была охотница.

— Что, так и пойдешь? — кивнул он Лешке, который ждал его у калитки в синих джинсовых шортиках и майке.

— А чего? — удивился Лешка, уверенный, что длинные штаны надевают исключительно в холода.

— А комары?

— А я намазался! — гордо сообщил сын и вынул из кармашка тюбик. — И для тебя взял.

— А крапива? — вкрадчиво поинтересовался Петрушко.

— А мы ее палкой! — Лешка усмехнулся непонятливости отца. — Ну, пошли, что ли?

— В Земляничный?

— Угу!

И они направились в Земляничный Лес. Вообще-то земляника водилась во всех окрестных лесах, но Земляничный, не слишком густой березняк возле озера, отличался самой ранней ягодой, тому способствовало и обилие света, и рельеф — сплошные горки. Петрушко понимал, что лет через двадцать, когда уже Лешкины дети повадятся за земляникой, этот лес зарастет и потеряет свою нынешнюю прелесть. Но когда это еще будет… Двадцать лет… И что будет с Лешкой через двадцать лет? И будет ли?

Отогнав темные мысли, он взял заранее приготовленный пакет. Во-первых, там имелась банка, которую Лешка надеялся набрать доверху. Позавчера он уже бегал в березняк и нашел там несколько вполне красных ягод, и, по его расчету, за два дня количество должно перейти в качество. Или наоборот. Во-вторых, потом предполагалось зайти в другой лес, подальше, и нарвать ореховых листьев для тестя. Аркадий Львович делал из них отвар, весьма помогавший от его аденомы. Главное, чтобы листья были молодыми, и значит, рвать их нужно никак не позже середины июня. А они с Лешкой дружно забыли в прошлый раз, а в позапрошлый оба выходных обустраивали парники…

Позапрошлый раз — это когда Лешка увидел в поезде «плащ-болонью». Петрушко поморщился. Кое-кто из коллег до сих пор уверен, что мальчику показалось, но он-то знал, что память у сына фотографическая. Это действительно был эмиссар, олларский гость. Только ни малейшего результата они не достигли. Да, Семецкий немедленно связался со смежниками, задействовали железнодорожную милицию, но толку? Дать бы им заранее ориентировку, а то прошел наряд по вагонам, зная, что начальство почему-то хочет лысого и тощего. А таких в электричке половина. За Серпуховым, конечно, поезд остановили, загнав на запасную ветку. Пассажирам объявили, что неисправность, велели ждать. Но когда люди Семецкого подоспели к месту действия, то не нашли ничего. Не зафиксировали ни малейших следов магических воздействий. Похожих на выполненный Лешкой портрет оказалось немало, но абсолютного совпадения не было. «Плащ-болонья» ушел. И единственный результат всей этой суматохи — олларский маг понял, что им здесь интересуются.

…В лесу его сразу же атаковали. Со всех сторон враги безжалостно набросились на полковника, он мужественно дрался и положил гору трупов, но их было слишком много, и все они жаждали его крови. Прихлопнув очередного комара, Виктор Михайлович вздохнул и попросил у Лешки пасту. Тщательно смазал руки, лицо, шею… Вроде бы помогло — острый запах отпугнул крылатых хищников, да вот надолго ли?

Лешка получил свою банку и теперь ползал в траве, отыскивая спелые земляничины. Увы, их поголовье оказалось куда меньше, чем грезилось юному сборщику. Да, красные ягоды время от времени попадались, но вовсе не в промышленном масштабе. О том, чтобы наполнить литровую банку, не приходилось и мечтать.

— Поспешили мы с тобой, Леха, — заметил Виктор Михайлович. — На недельку примерно поспешили. Хотя, вон и погода способствовала. Тепло, светло… Но природу не обманешь, рановато еще землянике.

— А я уже нашел целых тридцать восемь ягод! — возразил Лешка, поднимаясь. Локти и коленки его были перемазаны землей, травяным соком и раздавленной земляничной мякотью, но настроение, похоже, не слишком испортилось. Петрушко догадывался, что сыну больше всего нравился сам процесс, сама охота. А наполнить банку действительно можно и через неделю.

— Пап, — неожиданно спросил его Лешка, подойдя поближе, — а что будет тем ребятам? Ну, которые на меня в парке напали?

Виктор Михайлович поежился.

— Леш, — ласково произнес он, — а стоит ли об этом? Главное, что больше такое не повторится.

Лешка прислонился щекой к его плечу.

— Их теперь в колонию, да?

— Почему ты так думаешь? — осторожно спросил Петрушко.

— А Николай Викторович сказал, ну, тот майор, который тогда меня спрашивал. Их действительно посадят, да?

— Не знаю, — развел руками Виктор Михайлович. — А почему это тебя так заинтересовало?

Лешка засопел.

— Ну, просто… — сказал он наконец. — У нас в классе ребята однажды про эти колонии говорили, у Вовки Тяпина там старший брат сидит, он в прошлом году из чужой машины магнитолу взял, а его поймали. Говорят, там бьют, и кормят плохо, это правда?

— Ну, сложно сказать, — пожал плечами Петрушко. — Наверное, в разных местах по-разному. Бывают и хорошие колонии, где работают честные люди и поддерживают порядок. Недавно вот по телевизору такую показали. Но где-то попадаются и люди похуже… Да и ребята, как ты понимаешь, не сахар, их же чаще всего заслуженно туда помещают. Ну а дальше уж как получится…

Лешка помолчал, подумал.

— Знаешь, пап, ты, может, удивишься, а мне этих мальчишек жалко. Они там, в парке, были злые, но ведь они, наверное, не всегда злые. Я вот тоже злой иногда бываю.

— Но ты ведь, когда злой, ноешь и скандалишь, а не мучаешь тех, кто слабее, — терпеливо возразил Петрушко. — А они мучили. Тебя. С наслаждением. Чувствуешь разницу?

— А может, они в первый раз? А теперь их будут мучить, а их мамы будут плакать. Это хорошо, да?

Виктор Михайлович внимательно взглянул на сына.

— Нет, Алешка, это, конечно, не есть хорошо. Но вот что лучше — чтобы их мучили, или чтобы мучили они? И то, и другое — плохо. А приходится из этого выбирать. Вот как тут быть?