Приятель фаворитки. Царственный пленник - Хоуп Энтони

– Конечно, вы – не мисс Кинтон, – сердито повторил я, вымещая на ней полученный через нее удар.

– Теперь вы злитесь на меня за то, что сказала она! Это – постоянная манера мужчин… Ну, мне все равно!.Идите вздыхать около дверей Барбары! Она все равно не отопрет их вам. – Она снова придвинулась ко мне и вкрадчиво продолжала: – Я вступилась за вас и сказала ей, что вы – прекрасный человек, что когда-то я даже была готова… Ну, я сказала ей многое, что вам было приятно слышать, но Барбара была очень суха со мною, а потом явилась толпа со своей овацией мне. В результате знатная дама в ярости! – и Нелл пожала плечами.

Я сидел около нее ошеломленный. В моих ушах звучали оскорбительные слова: «Немного дерзок для своего положения». Что дерзкого видела Барбара в моем поведении и старании служить ей? Так вот каково было ее мнение обо мне за моею спиною.

– Бедный Симон! – мягко продолжала Нелл. – Не думала я, что кто-нибудь из женщин так отзовется о вас. И это за все то, что вы делали для нее!

Настало молчание.

Нелл положила руку ко мне на плечо, и ее глаза смотрели на меня прежним странным, вызывающим взглядом.

– Да, вы действительно совершенно не дерзки! – слегка усмехнулась она и сняла свою руку.

Я сидел, молча глядя на нее.

Нелл нетерпеливо встала с места и остановилась предо мною.

– Становится поздно, – тихо сказала она, – а нам надо рано ехать. Я распрощаюсь с вами и пойду спать.

Она протянула мне руку и, видя, что я не беру последней, положила ее сама на мгновение в мою, потом тихо направилась к двери. Я последовал за нею, проговорив на ходу: «Я провожу вас». Она ничего не отвечая, только обернулась ко мне и пошла вперед по коридору. Я шел за нею.

– Идите тише! – шепнула она, обернувшись ко мне. – Мы пойдем мимо двери Барбары, и ей не понравится, что вы провожаете меня. Сама она оскорбляет вас, а если другая… – она не докончила своей фразы.

Сильно взволнованный, я все-таки шел за Нелл. Во мне кипело раздражение против Барбары, но я не хотел сознаться себе в этом.

– Вот дверь! – шепнула снова Нелл, поднимаясь на цыпочки и приложив палец к губам.

Не знаю почему, но при этих словах я остановился. Нелл взглянула на меня через плечо и, видя это, обернулась ко мне. Она улыбнулась, потом нахмурилась, затем снова улыбнулась, подняв брови. Я стоял, как прикованный к месту; мне послышались звуки внутри комнаты. До нас донеслось какое-то слабое движение, потом тихий голос, точно бессознательно напевавший мотив грустной песенки. Я прислушался – слов было не различить. Голос смолк, движение замерло. Все снова было тихо. Глаза Нелл пристально смотрели на меня, но я встретил их твердым взглядом: в них был немой вопрос. При слабом свете фонаря в коридоре подвижное лицо Нелл выражало насмешку, укор, сожаление и – что страннее всего – что-то похожее на зависть. Вот на нем снова промелькнула улыбка, и маленький пальчик сделал призывный жест. Мотив песни не звучал больше за запертой дверью, но тем громче он звучал в моем сердце. Бедная девушка, бедная девушка! Я смотрел на Нелл, но не двигался с места. Густые ресницы опустились, блестящий взгляд исчез под ними, Нелл повернулась и тихо пошла по коридору одна. Я следил за нею; да, следил пристально, неотступно, но идти за нею я не мог – в моем сердце звенел мотив песни.

Дверь в конце коридора отворилась и пропустила стройную фигуру. С минуту эта дверь стояла открытой, потом тихо протянулась рука и медленно притворила ее. Громко щелкнул замок среди тишины спящего дома.

VII

ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ ПАСТОРА

Не знаю, сколько времени я простоял пред этой дверью в коридоре. Затем я начал тихо ходить взад и вперед; не раз подходил я к дверям комнаты, назначенной мне, но опять и опять возвращался на свой пост; уйти оттуда я не мог. Мною овладело странное желание; мне хотелось, чтобы дверь открылась – нет, хотелось самому открыть ее и объявить своим присутствием то, что мне стало теперь ясно. Но для Барбары, конечно, это не было бы ясно: я был в коридоре один, и ничто не могло доказать ей то, что произошло со мною. Между тем мне казалось невозможным, чтобы она не знала этого, казалось необходимым сказать ей это сейчас же, так как я знал, что не осмелюсь сделать это. Надо было сказать сейчас же или не говорить вовсе.

Фонарь в коридоре угасал и едва рассеивал окружающую темноту. Я стоял неподвижно, весь поглощенный своими думами. Вдруг, как бы в ответ на них, в комнате Барбары послышались легкие шаги, приближавшиеся к двери. Вот они приостановились как бы в нерешимости, затем послышались ближе; крючок двери был откинут, и на пол коридора легла полоса света.

– Кто там? – спросил голос Барбары, слегка дрожавший от страха или волнения.

Я не ответил. Дверь открылась немного шире, и из-за нее выглянуло лицо Барбары, полуиспуганное, полувыжидающее. Как ни хотелось мне видеть ее, теперь я охотно скрылся бы от ее глаз, не зная, что сказать ей. Я готовил свою речь ей сотни раз, а теперь не мог вспомнить из нее ни слова.

– Я думала, что это – вы, – шепнула она. – Зачем вы здесь?

– Я только проходил мимо, идя в свою комнату, – запинаясь сказал я, – и очень жалею, что разбудил вас.

– Я не спала, – сказала девушка, – я думала, что… вы здесь. Спокойной ночи! А… наша спутница уже легла? – спросила она после некоторого молчания.

– Да, она недавно ушла, – ответил я. – Мне жаль, что вы не спите…

– У каждого из нас свои тревоги, – слабо улыбнулась Барбара. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – повторил я.

Она закрыла дверь; я снова остался один в коридоре.

Если какой-нибудь читатель, нет – каждый мужчина, читающий эти строки, захлопнет на этом месте книгу и назовет Симона Дэла дураком, я найду это очень естественным и нисколько не буду на него в претензии. Но если у него хватит терпения еще раз открыть книгу, то я спрошу только у него: не был ли он сам когда-нибудь в таком положении? Не случалось ли ему самому, приготовив красноречивое объяснение любимой женщине, в нужную минуту потерять всякую способность вспомнить его и не выговорить ни одной из приготовленных заранее красивых фраз? К тому же Барбара сказала Нелл, что я «немного дерзок для своего положения». Кто осмелился бы спокойно открыть свое сердце женщине, считающей его немного дерзким?

Такие размышления продержали меня около часа в коридоре и мучили еще часа два, после того как я лег в постель. Наконец я уснул тяжелым сном и проснулся только поздним утром. С неудовольствием вспомнил я о предстоящем путешествии и, одевшись, вышел в ту комнату, где накануне ужинал с Нелл. Я совершенно не знал, в каком настроении застану ее, но желал видеть ее одну, чтобы уговорить как-нибудь примириться с Барбарой и иметь возможность вместе ехать дальше.

Однако Элеоноры не было в комнате. Взглянув в окно, я увидел наш экипаж пред дверями гостиницы; около стоял хозяин, и я позвал его.

– В котором часу мы выезжаем? – спросил я, когда он вошел в комнату.

– Когда вам угодно, – был ответ.

– Разве нет распоряжения от мисс Гвинт?

– Она не оставила мне никаких.

– Как не оставила? – удивился я.

– Так я и думал! – улыбнулся хозяин. – Вы не знали об этом? Она наняла другой экипаж и выехала два часа тому назад. Она сказала, что вы со своей дамой прекрасно можете ехать и без нее, что оба вы ей надоели. Вот там на столе она оставила пакет для вас.

Я взял маленький пакетик со стола; хозяин с любопытством следил за мной. Мне не хотелось посвящать его в свои дела, и я отпустил его, прежде чем развернул пакет. Он вышел с самым недовольным видом. Когда я развернул пакетик, то нашел в нем десять гиней, завернутых в белую бумагу, на которой было написано кривыми каракулями (стоившими Нелл, вероятно, большого труда): «В уплату за кинжал Э. Г.» Краткость записки свидетельствовала о неудовольствии или происходила от непривычки Нелл справляться с пером – я не мог решить. Однако мне было жаль, что она уехала, и притом таким образом.