Перемены - Джим Батчер

Она также хотела, чтобы я сказал тебе, что ты — САМ по СЕБЕ.

Я постараюсь сообщать тебе о дальнейшем развитии событий, если не исчезну, как они.

Конь»

«ПОСТСКРИПТУМ. Кстати, я фактически могу использовать любые слова для своей выгоды. Любые, которые пожелаю. Этот язык английский. Я англичанин. Следовательно, моё мнение имеет значение, колониальный неуч».

Я снова перечитал письмо, на этот раз более медленно. Затем сел на каминную доску и с трудом проглотил ком в горле.

«Боевой Конь» была кличка, которую я дал Стражу Чандлеру, отвечающему за безопасность в Эдинбурге, одному из охранников штаб-квартиры Белого Совета. Насколько я знал, он был из ребят, работающих плечом к плечу с Анастасией в самых крутых передрягах, и которому она полностью доверяла — он один стоил полудюжины.

Только мы с ним присутствовали при беседе, во время которой я дал ему эту кличку. Он всегда был одет в аккуратный костюм и котелок и носил зонтик, как аксессуар. Настоящий английский джентльмен, так что сама подпись говорила о его честности. Да и легкомысленный тон соответствовал Чандлеру. Также я знал почерк Анастасии, и к тому же бумага, на которой было написано её письмо, пахла одними очень мягкими, очень изысканными духами, которые она предпочитала.

Послание было правдивым, насколько это могло быть при данных обстоятельствах.

Что означало — у нас возникла реальная проблема.

Белый Совет имел зловещую репутацию не просто потому, что был способен вступить в прямую схватку с врагом, но и также потому, что обладал огромным экономическим потенциалом. Я имею в виду, что не надо быть гением, чтобы разбогатеть после двухсот пятидесяти лет начисления процентов и открытой торговли. Существовала целая команда экономических воинов Белого Совета, которые непрерывно изыскивали пути для защиты инвестиций Совета от вражеских экономических интересов, финансируемых другими долгоживущими существами, например, вампирами. Такие деньги могут купить большое влияние. Кроме этого, Совет мог сделать мир очень неуютным местом для того, кто вызовет их недовольство, примерно миллионом способов, даже не применяя для этого магию. В Совете были люди, которые могли вести грязную игру с самыми жестокими умами в истории.

В целом это было похоже на колосса. Организация такая же неизменная и неподвижная, как огромное и древнее дерево, наполненное жизнью, силой, с корнями, уходящими глубоко в землю, способное пережить самые страшные катаклизмы, которые могли разразиться на земле.

Но все это: власть, деньги, влияние, вращались вокруг одного основного критического понятия — каждый член Белого Совета согласованно играл свою партию. Или, по крайней мере, так казалось окружающим. И это было по большей части правдой. Мы могли ссориться и вести двойную игру друг с другом в мирное время, но когда появлялся общий враг, мы смыкали ряды. Черт, они проделывали это даже со мной, хотя большая часть Совета думала, что я новое пришествие Дарт Вейдера. Но по большему счету, когда появлялись монстры, я полагаю, большинству из них втайне нравилась мысль иметь Вейдера в команде. Они не любили меня и никогда не полюбят, но мне не нужна их любовь, чтобы сражаться на их стороне. Когда дела шли трудно, Совет объединялся.

Но только не в этот раз.

Я смотрел на сложенное письмо и у меня внезапно возникло инстинктивное впечатление, словно я наблюдал за тем, как огромное дерево начало падать. Вначале медленно — так казалось из-за его гигантской высоты — но оно падало, разрушая все, что пряталось под его кроной.

Я был полностью вымотан, что, наверное, объясняло, почему обдумывая эту мысль, я не проявил никакой эмоциональной реакции. Это должно было до чертиков меня испугать и заставить взвыть от отчаянья. Но нет.

Сьюзен подошла ближе и стала возле меня.

— Гарри. Что случилось?

Я смотрел в огонь.

— Белый Совет не поможет нам найти Мэгги, — сказал я спокойно. — Там произошло слишком многое. Они будут бесполезны для нас.

После всего того, в чем они незаслуженно обвиняли меня, после всех тех случаев, когда я рисковал для них своей шеей; в тот момент, когда мне действительно нужна их помощь, их не будет рядом.

Я увидел, как мои руки, не спрашивая моего мнения, скомкали конверт и письмо. Я швырнул их в огонь и сердито смотрел, как они горят, не замечая, что огонь в камине увеличился втрое от обычной высоты, пока бело-голубой блеск пламени не начал слепить мне глаза. Отвернуть чуть-чуть в сторону лицо было как повернуть вентиль газовой горелки — пламя сразу же уменьшилось до нормального размера.

Контроль, идиот, напомнил я себя. Контроль. Ты — заряженное оружие.

Все молчали. Мартин сел на один из диванов и чистил свой маленький пистолет на кофейном столике. Молли стояла возле дровяной печки, помешивая что-то в котелке.

Сьюзен, стараясь не касаться меня, присела рядышком и сложила руки на коленях.

— Что у нас осталось?

— Личности, — ответил я спокойно.

— Я не поняла, — она подняла бровь.

— В целом люди потерпели поражение, — устало пояснил я. — Но личности могут быть экстраординарным. Я обратился к Совету. Я рассказал им, что сделала Арианна. Я обратился к группе людей, надеясь на помощь. Ты увидела, что случилось. Итак… теперь я поговорю с индивидуальностями.

— С кем? — спросила она меня тихо.

— Личностями, которые могут помочь.

Я почувствовал взгляд её темных глаз — серьезный и глубокий.

— Некоторые из них не очень привлекательны, я полагаю.

— Очень немногие из них, честно говоря, — буркнул я.

Она сглотнула.

— Я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности. Эта ситуация произошла не по твоей вине. Если кто-то и должен заплатить, то я должна быть единственной, кто сделает это.

— Это не работает таким образом, — негромко ответил я.

— Он прав, — подтвердил Мартин. — Для примера — ты расплачиваешься за то, что он не отговорил тебя от действий против Красной Коллегии.

— Я сама сделала свой выбор, — резко ответила Сьюзен.

— Основанный на предположениях, — сказал я спокойно. — Ты сделала выбор, не имея достаточной информации. Я мог дать её тебе, но я этого не сделал. Эта ситуация — не твоя вина.

Она со смирившимся выражением лица покачала головой.

— Я полагаю, у нас сейчас нет времени, чтобы копаться в себе, испытывая чувства вины.

Мартин, прочищающий пистолетный ствол кусочком чистой тряпочки с помощью короткого шомпола, заговорил тоном человека, читающего мантру: