Странствия хирурга: Миссия пилигрима - Вольф Серно

— Вот это прекрасная новость! Ты уже наметил день свадьбы? Ах да, конечно, нет: сначала нужно получить одобрение Шакира. Дай я тебя еще раз поцелую!

Он тут же осуществил свое намерение и с любопытством принялся расспрашивать друга:

— Ну расскажи мне о ней поподробнее!

Хабир задумался. Впервые он осознал, что по сути мало что знает о своей нареченной. Он не очень уверенно произнес:

— Ну, я знаю, что ей семнадцать лет и что она прекрасно ладит со всеми во дворце хозяйки. У нее кроткий нрав, ясная голова, она умеет читать и писать и еще играет в шахматы.

— Что? Еще и в шахматы умеет играть? — Сиди Моктар шутливо погрозил пальцем. — Смотри, как бы в твой дом не вошла всезнайка. Чересчур много учености тоже вредно.

— По-моему, такой опасности не существует. — Хабир поднялся с подушек. — Мне пора идти, раз мы все уже обсудили. Рабия ждет меня в «Al-Haqq».

— Молодое счастье! — Сиди Моктар засмеялся с понимающим видом. — Я был бы последним, кто стал бы удерживать тебя. Погоди, провожу тебя до выхода.

На улице он обнял хабира:

— Ты действительно оказал мне большую услугу, друг мой. Благодарю тебя еще раз за увеличительное стекло.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся хаджи Абдель Убаиди. — Салам, мой дорогой Моктар. — Он повернулся, чтобы направиться к постоялому двору, но был вынужден остановиться. На его губах появилась улыбка: сиди Моктар не мог не бросить ему вдогонку последнюю фразу:

— Хотя оно и стоило мне целое состояние!

— Твоя горячая мята мне, честно говоря, в стократ приятнее, чем ледяная апельсиновая вода сиди Моктара, моя орхидея, — заметил хаджи Абдель Убаиди, дуя в чашку, чтобы остудить напиток. Завершив рассказ о визите к своему другу, он осторожно отпил из чашки. — С жарой лучше всего бороться жаром, хотя должен признать, что в твоей каморке она переносится не так уж плохо.

В действительности дневной зной спал, к тому же идеальный порядок, который навела Рабия, разложив в стенной нише, заменявшей шкафчик, свои нехитрые пожитки, действовал на хаджи благотворно.

Рабия тоже сделала глоточек. Она сняла чадру, хотя прекрасно знала, что это не положено. Но ведь хабир вскорости станет ей законным мужем, и она надеялась, что Аллах простит ей этот небольшой грех.

Хаджи Абдель Убаиди давно уже сделал это. Он впервые видел ее лицо неприкрытым, и то, что ему удалось рассмотреть в тусклом свете керосиновой лампы, настолько поразило хабира, что он поначалу не находил слов. Потом в памяти вдруг всплыло старое арабское стихотворение о любви:

Если я не могу быть солнцем,Я хочу быть луной;Если я не могу быть горой,Я хочу быть долиной;Если я не могу быть львом,Я хочу быть ягненком…Кем я только не хочу быть,Но если не могу быть твоим —Не хочу быть вовсе.

— О моя орхидея! — воскликнул он. — Аллах мне свидетель — ты красивее, чем Шахразада из «Тысячи и одной ночи»!

И он ее поцеловал…

Рабия отпила еще глоток. В голове роились самые разные мысли: от волшебных ощущений первого поцелуя до печальной судьбы надсмотрщика их господина Шакира Эфсанеха. Этот человек лежал сейчас мертвый под грудами земли и осыпавшейся породы, и вряд ли его труп когда-нибудь будет похоронен. В ее смышленой головке созрела идея. Девушка высказала ее, и хабир взвесил все за и против. Потом важно кивнул и заметил:

— Я не сомневался, что ты предложишь это.

— И что ты об этом думаешь, Абдель, мой будущий супруг?

— Посмотрим, посмотрим.

Через десять дней хаджи Абдель Убаиди предстал пред светлыми очами своего хозяина Шакира Эфсанеха. Ради особого случая он попросил, чтобы и госпожа Амина почтила его своим присутствием. Хабир облачился в лучшие одежды: искусно намотанный тюрбан, в центре которого сверкал небольшой изумруд, длинную рубаху из белого шелка, на которую был надет застегнутый на множество пуговиц жилет из кожи верблюжонка, поверх него суконный халат в пеструю полоску, широкие шаровары и туфли без задников с загнутыми золотыми носами. Довершал картину заткнутый за пояс кинжал с рукоятью, отделанной драгоценными камнями.

— Салам алейкум, ас-салама, ас-саламу алейкум, — неторопливо поздоровался он и низко поклонился.

— Салам алейкум, — удивленно ответил сиди Шакир. — Для человека, только что слезшего с верблюда, ты роскошно одет.

— На то у меня есть веские основания, господин. Дозволишь подробно изложить их тебе?

— Излагай, наконец! — нетерпеливо вмешалась повелительница. Она уже неоднократно спрашивала Рабию, как прошло путешествие — особенно ее, конечно, интересовала судьба рабов, — но к своей досаде не смогла выжать из служанки ни словечка. — Я хотела бы…

— Ты хотела бы отведать засахаренных фруктов, — перебил жену сиди Шакир. На его переносице залегла глубокая складка — недвусмысленное предупреждение для каждого, кто его знал. В этом случае следовало быть осторожным, крайне осторожным, и это было хорошо известно повелительнице Амине. Она покорно потянулась к чаше со сладостями, стоявшей на приставном столике.

Хабир с удовлетворением отметил, что хозяин не выпустил из рук инициативу. Будучи весьма великодушным супругом, он оставался единоличным хозяином в доме Эфсанехов.

— Я принес хорошие и не очень хорошие новости. Хотел бы предоставить тебе как самому мудрому решить, какие ты хочешь услышать вначале.

— Ты меня заинтриговал, хаджи Абдель Убаиди. Пожалуй, начни с менее хороших.

Хабир откашлялся. Наступил самый важный момент. Он столько раз мысленно проговаривал слова, которые хотел сказать, а теперь они вдруг улетучились, словно перекати-поле в песках пустыни.

— Ну, хаджи?

— Господин, мне весьма прискорбно сообщить тебе, что есть людские потери.

— Людские потери? Кто же умер?

Хабир напрягся, но продолжал:

— Шестеро рабов, господин, которых твоя супруга распорядилась отправить с караваном в Фес.

— Нет! — вскочила Амина. — Это неправда!

— Ешь засахаренные фрукты, — сиди Шакир усадил на диван свою разъяренную жену. Складка на его переносице появилась снова и на этот раз уже не исчезала, поскольку госпожа, разумеется, призналась ему, какую дикую сумму ему придется заплатить за приобретенных ею рабов. Напрасно потраченные, выброшенные на ветер деньги! А теперь еще эти затраты нисколько не будут компенсированы трудом купленных людей. Однако если чему и научился многоопытный купец Шакир Эфсанех за долгие годы, так это одному золотому правилу: никогда не оплакивать неудачную сделку, этим делу не поможешь!