Ганнибал. Враг Рима - Бен Кейн

Наконец, когда ужин был готов, Ганнон получил возможность зайти вместе с другими рабами. Ему предстояло находиться здесь на протяжении всей трапезы, подавая еду, убирая тарелки и, самое главное, имея возможность слушать все разговоры. Он встал наготове у ложа, находившегося по левую руку, где возлежали Фабриций, Марциал и Гай. Флакка, как почетного гостя, разместили на центральном ложе, а на том, что справа, устроились Атия, Квинт и Аврелия. Лицо девушки было спокойным и невозмутимым.

По большей части Флакк отпускал комплименты насчет красоты Аврелии, пытаясь разговорить ее, но сначала ему это не очень удавалось. Наконец, когда Атия начала возмущенно поглядывать на дочь, Аврелия втянулась в разговор. Для Ганнона было очевидно, что у нее нет к этому искреннего желания и она просто подчиняется матери. Флакк, однако, этого, похоже, не заметил — возможно, потому, что никто, кроме Фабриция, не осмеливался заговорить с ним. Квинт и Гай постоянно поглядывали на гостя, тщетно надеясь услышать хоть какие-то новости из Карфагена. Но черноволосый политик, залпом пивший мульсум и вино, все больше и больше увлекался разговором с Аврелией.

Когда подали сладкое, Флакк повернулся к Фабрицию.

— Могу лишь похвалить твою дочь, — произнес он. — Она прекрасна, как ты и говорил. А может, и больше.

— Благодарю тебя, — ответил Фабриций, с серьезным выражением лица наклоняя голову.

— Думаю, об этом деле нам будет лучше поговорить утром, — провозгласил Флакк. — И прийти к соглашению, которое удовлетворит нас обоих.

Фабриций позволил себе слегка улыбнуться.

— Это будет большой честью для нас.

Атия тоже что-то пробормотала в знак согласия.

— Превосходно, — произнес Флакк и поглядел на Ганнона. — Еще вина.

Юноша поспешно шагнул вперед с ничего не выражающим лицом. Он не очень понимал свои собственные чувства по поводу только что сказанного. Да и какая разница, с горечью подумал он. Здесь я раб. Ненависть к его нынешнему положению с новой силой охватила его, и он отбросил размышления по поводу будущего замужества Аврелии. В этом случае обязательства, связывающие его, ослабнут. Если Аврелия выйдет замуж за Флакка, она отправится жить в Рим. Квинт тоже всегда говорил, как ему хочется попасть на службу. Когда не будет и его, Ганнон останется здесь один, без друзей, — и начнет планировать побег.

Квинту показалось, что Флакк выглядит вполне приличным человеком. Искоса поглядывая на Аврелию, юноша с радостью понял, что не видит на ее лице признаков раздражения, и восхитился ее самообладанием. Потом подметил румянец на ее щеках, пустой бокал… Она уже пьяна? Оказалось, что ей немного надо. И неудивительно: Аврелия редко пила вино. Квинт принялся раздумывать, какие возможности открывает союз между Фабрициями и Минуциями. Аврелия и Флакк друг к другу привыкнут, сказал он себе. Так живут почти все семьи. Протянув руку, он коснулся руки Аврелии, и та улыбнулась. Квинт успокоился.

Разговор некоторое время переходил с одной темы на другую. Обсудили погоду, урожай, игры в Капуе, если сравнить их с римскими. Но никто не касался главной темы, интересной всем. Что произошло в Карфагене?

Заговорить об этом решился Марциал. Как обычно, он помногу пил. Осушив очередную чашу, хозяин дома поднял ее, глядя на Флакка, и сказал:

— Говорят, карфагенские вина весьма неплохи.

— Достаточно хороши, — согласился Флакк и поджал губы. — В отличие от людей, которые их производят.

Марциал не обратил внимания на предостерегающий взгляд Фабриция.

— Не будем ли мы видеть эти вина в Италии почаще в самом скором времени? — спросил он, подмигивая.

Флакк с трудом отвел взгляд от Аврелии.

— А?

— Расскажи нам, что было в Карфагене, — взмолился Марциал. — Мы умираем от нетерпения.

Ганнон затаил дыхание и увидел, что Квинт сделал то же самое.

Флакк медленно обвел взглядом заинтересованные лица окружающих, сделал важное лицо и торжественно улыбнулся.

— Ничто из сказанного мной не должно выйти за пределы этих стен, — начал он.

— Конечно же, — тут же заверил его Марциал. — Можешь положиться на нашу порядочность.

Даже Фабриций что-то пробормотал, в знак согласия с остальными.

Удовлетворенный их заверениями, Флакк начал рассказ.

— Я был незначительным членом посольства, хотя мне хотелось бы думать, что мой вклад в дело не остался незамеченным. Посольство возглавляли консулы Луций Эмилий Павл и Марк Ливий Салинатор. Речь держал бывший цензор Марк Фабий Бутеон.

Римлянин сделал паузу, чтобы все осознали значимость названных имен.

— С самого начала все указывало на успех посольства. Знамения были благоприятными, и плавание из Лилибея прошло без происшествий. Мы прибыли в Карфаген три недели назад от нынешнего дня.

Ганнон закрыл глаза, представляя себе это зрелище. Мощные крепостные стены, сверкающие в лучах зимнего солнца. Величественный храм Эшмуна на вершине Бирсы. Два порта, полные кораблей. «Дом, — с тоской подумал он. — Увижу ли я его когда-нибудь?»

Но следующие слова Флакка рывком вернули его к реальности.

— Самоуверенные дети шлюх, — рыкнул он и глянул на Атию. — Прошу прощения. К ним прибыли самые высокопоставленные люди Рима, и кого они послали нас встретить? Младшего командира городской стражи.

Марциал побагровел от гнева и едва не поперхнулся вином.

Фабриций среагировал поспокойнее.

— Это было очевидной ошибкой, — произнес он.

Флакк скривился.

— Напротив. Это было сделано абсолютно намеренно. Они все заранее решили, прежде чем мы сошли с наших кораблей. И вместо того, чтобы дать нам время на то, чтобы вымыться и отдохнуть после путешествия, нас сразу повели в их Сенат.

— Хреновы гугги, как это типично для них, — хмыкнув, добавил Марциал. — Никаких приличий.

Аврелия очень быстро взглянула на Ганнона, в ее глазах светилось сочувствие.

Карфагенянин настолько разозлился, что не посмел глянуть на нее в ответ. Ему очень хотелось разбить глиняный кувшин о голову Марциала, но, естественно, он не пошевелился. Не говоря уже о наказании, намного важнее, что сейчас скажет Флакк.

— А когда вы попали туда? — с нетерпением спросил Квинт.

— Фабий объявил, кто мы такие. Никто не сказал ни слова в ответ. Просто стояли и разглядывали нас. Ждали, как стая шакалов вокруг трупа. Фабриций потребовал ответа, было ли нападение Ганнибала на Сагунт совершено с их одобрения, — сообщил Флакк и сделал паузу, тяжело дыша. — Знаете, что они тогда сделали?

У него на лбу забилась жилка.

— Они начали смеяться.

Марциал со стуком поставил чашу на стол. Фабриций выругался, а Квинт с Гаем поглядели друг на друга, открыв рты. Их ошеломило, что кто-то смеет так обращаться с самыми именитыми людьми Республики. Воспользовавшись возможностью, Атия что-то прошептала на ухо дочери. Ганнону же пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы сдержать смех. Даже проиграв Риму на Сицилии и Сардинии, Карфаген не утратил гордости, с восхищением подумал он.

— Были и некоторые, кто высказывался против Ганнибала, — признался Флакк. — Самым громогласным из них был толстяк по имени Гост.

«Ублюдок, предатель, — подумал Ганнон. — Что бы я дал за возможность вспороть его жирное пузо!»

— Но их голоса утонули в криках большинства, которые принялись обсуждать заключенный Гасдрубалом шесть лет назад договор и заявляли, что им нет нужды признавать союз Сагунта с Римом. Кричали и оскорбляли нас, — гневно продолжил Флакк. — Посоветовавшись, мы решили, что у нас нет выбора.

Квинт поглядел на Ганнона. Он и подумать не мог, что карфагенянин так на все это среагирует. Ошеломленный увиденным, юноша пригляделся внимательнее. Квинт достаточно изучил манеру держать себя, присущую Ганнону, и понял, что карфагенянин все знал. Но голос Флакка оторвал его от дальнейших размышлений.

— Фабий вышел на середину зала. Это заставило крысенышей заткнуться, — яростно сообщил Флакк. — Взявшись за отвороты тоги, он сказал им, что в его руках война и мир и им выбирать, что им больше нравится. При его словах воцарился хаос. Шум стоял такой, что нельзя было услышать и собственного голоса.

— Они выбрали войну? — жестко спросил Фабриций.

— Нет, — ответил Флакк. — Вместо этого возглавлявший собрание суффет сказал Фабию, что выбирать ему.

Все в зале, даже Элира, затаили дыхание, прислушиваясь к его словам.

— Фабий поглядел на нас, убеждаясь, что мы единодушны в решении, и объявил гуггам, что дает им войну.

Флакк коротко зло усмехнулся.

— В смелости им не откажешь, признаю. Фабий едва закончил говорить, когда почти все в зале заорали хором: «Принимаем войну!» — а потом они вскочили с мест.

Ганнон почувствовал, что больше не может скрывать радость, и, набрав грязных тарелок, отправился на кухню. Никто не заметил этого, кроме Аврелии. Но выйдя за дверь, юный карфагенянин понял, что желание услышать побольше сильнее опасений, и остановился, прислушиваясь.