Граф Орлов, техасский рейнджер - Евгений Костюченко

Наверно, банку можно открыть с помощью лома и молотка. Но Бурко всегда искал наиболее изящное решение. Нашел он его и на этот раз. Прижав стальной клин к запаянному краю банки, он принялся водить его туда-сюда, понемногу соскребая оловянный шов.

Судя по тяжести, содержимое банки представляли отнюдь не бумаги. Или — не только бумаги. С бумагами ротмистр уже разобрался: вся корреспонденция барона Лансдорфа была изодрана в микроскопические клочки и тщательно зарыта в разных углах подвала. Конечно, было бы гораздо лучше сохранить эти письма и, после определенных приключений, доставить их по адресу — но такое геройство может встретиться только в авантюрных романах. Ротмистр мог рисковать собой, но не имел права подвергнуть опасности тайную переписку.

Наверху загремели шаги, и крышка люка со скрипом откинулась, впустив в подвал лучи света. Кто-то, ворча по-испански, опустил на веревке дурно пахнущее пустое ведро. Затем на пол упала бутыль, сделанная из тыквы, и черствая лепешка. Все это сопровождалось непрерывной руганью. Ротмистр не знал испанского, но ругань — она понятна на любом языке.

Отряхнув лепешку от пыли и откупорив бутыль, ротмистр приступил к трапезе. Хорошо, что бандиты заставили его сменить только рубашку, на их взгляд слишком приметную. В кармане брюк Бурко сохранил носовой платок. И теперь, слегка смочив его водой, он смог вытереть руки перед едой. Вкус кукурузной лепешки напомнил ему о детстве. Хуторок в запорожской степи. Баштаны, усеянные полосатыми блестящими арбузами. Сверкающая вода родника. Ручеек, бегущий в тенистой дубовой роще.

Он сознательно вызывал в памяти милые сердцу картинки прошлого, потому что от хорошего настроения улучшается пищеварение. Большинство недугов имеет своим источником именно дурное расположение духа. Переиначивая латинскую мудрость, ротмистр мог бы заявить, что у здорового духа — здоровое тело.

А тело ему сейчас нужно здоровое, крепкое, выносливое. Его телу предстоят серьезные испытания.

Молоток, лом, клинья — все это было прекрасным оружием, и он диву давался той беспечности, с которой бандиты оставили ему инструменты. Он бы давно мог избавиться от конвоиров — но что ожидало его наверху? Не зная броду, не суйся в воду.

Жаль, что он не понимал по-испански. Прислушиваясь к голосам, можно было бы многое выяснить. Прежде всего — где он сейчас находится.

Орлов собирался отправить его через Новый Орлеан. Возможно, капитан счел этот маршрут самым коротким. Но ротмистр выбрал бы иное направление. Теперь, когда нельзя было рассчитывать на чье-либо содействие, таким направлением мог быть только курс на Нью-Йорк. Да, придется снова пересечь полстраны, на этот раз не в спальном вагоне, а кочуя от одного товарняка к другому. Придется воровать продукты по дороге и спать, зарывшись в сено, полное кусачих блох. Но когда-нибудь кончается любая дорога. Кончится и та, что еще не началась. Ротмистр дойдет до скромного дома на Фултон-стрит, где находится конспиративная квартира зарубежного сыскного бюро. Он дойдет — и сразу же начнет составлять отчет. Его не сможет отвлечь ни горячая ванна, ни аппетитные запахи ресторанной кухни, нет, он даже не переоденется, сразу потребует перо и бумагу и усядется за стол. И не встанет, пока не поставит в отчете последнюю точку. Вот каким будет возвращение ротмистра.

Перекусив, он заставил себя минут десять полежать на боку, как советовал ему знакомый медик. И только после этого встал и снова принялся за консервную банку.

В темноте он не различал, как быстро двигается дело. Но скоро оловянный шов истончился настолько, что пальцы уже нащупывали растущую щель. И вот, наконец, он смог запустить в нее отмычку, поддел, потянул — и ему на колени вывалился тяжелый сверток.

Револьвер. Патроны. Три конверта. Бурко очень хотел бы ознакомиться с их содержимым, но, во-первых, в подвале было слишком темно, а во-вторых, в письмах графа Орлова могло содержаться что-то личное. Да, начальство ротмистра было бы счастливо заполучить эти конверты — однако они были безжалостно истреблены и зарыты.

Револьвер же был разобран и тщательно вычищен от смазки. Пять патронов беззвучно погрузились в каморы барабана, еще пять, объединенные картонным кольцом, ротмистр отправил к себе в карман. Он не удивился, обнаружив револьвер. И почти не обрадовался, получив оружие. Даже наоборот, немного посетовал, что придется нести лишнюю тяжесть. Лучше бы раздобыть еще бутыль воды…

Он вспомнил, что где-то на полу валяется веревка, которой были обмотаны инструменты. Отыскав ее, отрубил подходящий кусок и пропустил через кольцо на рукоятке револьвера. Теперь оружие можно было повесить на шею и спрятать под рубахой.

Револьвер оказался весьма удобным. Это была бескурковая модель. Обычный кольт не сунешь в карман, а если и сунешь, то потом замучаешься вытаскивать — то курок, то мушка, то края барабана будут цепляться за одежду. А этот — этот гладкий, словно обкатанный прибоем морской голыш. Все его детали закруглены, и в руке он лежит чрезвычайно ловко. Ротмистр подумал, что именно такое оружие следовало бы иметь при себе, когда приходится действовать в гражданском платье.

Он знал, что граф Орлов едва ли не с каждой почтой переправляет в Штаб нечто подобное — то чертежи винтовочного затвора, то рецептуру новых сортов пороха, а однажды передал кусок пушечного ствола, который был им обнаружен на месте неудачного испытания нового орудия. Эти послания стали притчей во языцех не только в Генштабе, но и при дворе. Многие усматривали в настойчивости Орлова не служебное рвение, а плохо скрытый намек на одну давнюю историю, которая приключилась еще тогда, когда тот, кого сейчас именуют Александром Третьим, назывался Александром Александровичем, великим князем и наследником.

Офицеры, командированные в Соединенные Штаты заказать ружья для русской армии, вернулись с несколькими образцами. Выслушав отчет, Александр Александрович принялся жестко критиковать их выбор. Капитан Гуниус осмелился возразить. Наследник вспылил и оборвал его, однако Гуниус все же продолжил речь. Тут Александр Александрович пришел в настоящее бешенство и обругал офицера скверными словами. Для русского уха слова эти не содержали ничего оскорбительного, однако Гуниус был швед, представитель древнего дворянского рода. Гордый варяг немедленно покинул аудиенцию и послал цесаревичу письмо с требованием извинений. Он также прибавил, что, если через двадцать четыре часа извинения не будет, то он застрелится. То был своеобразный вызов на дуэль. Цесаревич не извинился. И офицер сдержал свое слово. Александр Второй весьма рассердился на своего сына и, в качестве наказания, приказал цесаревичу идти за гробом капитана вплоть до могилы. Этот страшный урок не излечил Александра Александровича от романовской надменности и запальчивости, но навсегда остался в памяти. Помнили об этом и придворные, и офицеры Генштаба. Так что очередной экземпляр американского оружия мог расцениваться как очередной привет от Гуниуса. «Вот ведь как удачно получилось, Павел Григорьевич, — мысленно обратился ротмистр к Орлову. — Посылочка ваша до адресата не дошла. И револьвер послужит мне, вместо того чтобы дать лишний повод для злопыхателей».