Актриса - Екатерина Маркова

Когда Глеб, Ковалева и Севка вернулись в театр, Катя все так же лежала в гримерной, но на щеках уже появился румянец. Увидев их, она приподнялась на локтях, но даже не смогла ни о чем спросить — губы скривились жалкой гримасой и только в глазах застыл немой вопрос.

— Она жива, — успокоила девушку Ковалева, не распространяясь о том, насколько сейчас Аленина жизнь держится на волоске.

Катя прошептала пересохшими губами:

— Слава Богу… — Румянец опять схлынул, и ей снова стало плохо. Пришлось вернуть фельдшера, уже одевавшегося в гардеробе.

Но самым странным было то, что милиция, прибывшая на место происшествия и обыскавшая Аленин кабинет, не обнаружила в ее сумочке ключей от квартиры. Прежде чем ломать дверь, попытались выяснить, у кого может быть дубликат ключей, стали звонить Сиволапову, который почему-то в театре до сих пор так и не появился. Телефон молчал. Нина Евгеньевна, кусая губы от досады, вынуждена была в присутствии коллег позвонить домой и спросить Ингу, не знает ли она, где Петр… Инга ответила, что он даже не позвонил после утреннего спектакля. Дверь в квартире Алены выломали, и у Глеба болезненным нарывом заныло сердце. Безупречный порядок никак не отражал того нервного состояния хозяйки, в котором она пребывала перед уходом из дома. Только повсюду лежали книги с закладками, раскрытые и перевернутые вверх переплетами, сложенные стопками…

— Небогато живет ваше начальство, — негромко заметил толстый обстоятельный лейтенант, оглядывая более чем скромное жилище Алены. — Видать, на режиссерскую зарплату не больно-то разживешься…

У Глеба опять защемило сердце, и стало вдруг ужасно стыдно за тот вечер, когда он привез ее в свой загородный особняк. Но теперь это были абсолютно второстепенные переживания. Главным была та беспощадная реальность, которая сразу обесценила все остальное.

Толстый лейтенант повернулся к Глебу и спросил:

— А вы, простите, кем ей приходитесь?

— Я… я просто… мы вместе работали… — Глеб растерянно подыскивал слова.

— Глеб Александрович Сергеев — очень известный композитор, — твердым, уверенным голосом вмешалась Ковалева. — Вы наверняка не раз слышали его музыку в фильмах, которые показывают по телевизору… А последние месяцы Глеб Александрович писал музыку для спектакля нашего театра. Премьера должна была состояться сегодня, но, как вы видели, ее отменили.

— Ясненько. — Лейтенант внимательно посмотрел на Глеба. — Вместе, значит, творили… Я думаю, что сейчас вы вряд ли будете нам полезны. Вернее, следственной группе, занимающейся всеми вашими последними происшествиями. Так что вы свободны. Если что — вам позвонят.

Глеб с тоскливым надсадным чувством еще раз окинул взглядом квартиру. Сейчас в ней начнут хозяйничать чужие люди — разбирать Аленины вещи, читать ее записи и письма… Он так и не вошел в спальню и только сквозь открытую дверь увидел аккуратно застеленную пледом широкую двухспальную кровать и небольшое трюмо с расставленными флаконами духов и косметикой.

В тесной прихожей на небольшом столике перед зеркалом валялись маленькие, почти детские белые шерстяные перчатки и такой же шарф с длинными кистями. Глеб глубоко прерывисто вздохнул. Встретился с умными, понимающими глазами Ковалевой. Она слегка пожала ему руку и ободряюще произнесла:

— Всегда надо надеяться на лучшее…

На пятый день Алене потребовалась кровь. У нее оказалась самая редкая группа, и больничных запасов не хватало. Из всего коллектива театра, по иронии судьбы, пригодной оказалась лишь кровь Мальвины, Инги Ковалевой и Мити Травкина. Все трое с воодушевлением согласились хоть этим поддержать Адену. Но в последний момент Мальвина предупредила врачей, что Инга беременна, и у нее брать кровь не решились. Инга прореагировала на это неожиданно бурно.

— Я вас очень прошу, пожалуйста, — умоляла она врача. — Ведь мне совсем недавно столько крови выкачивали из вены для анализа, и ничего… Ну вы же можете взять у меня хотя бы столько же.

И когда ей в категорической форме было отказано, Инга неожиданно расплакалась:

— Поймите, я виновата, очень сильно виновата перед Аленой Владимировной. И сейчас, когда ей так тяжело, возможно, вот эти самые капли окажутся самыми нужными… потому что в моей крови будет просьба о прощении и самое страстное желание, чтобы она выжила. Вы не можете недооценивать ту энергию власти прощения, которая бессознательно живет в человеке, даже если он без сознания… Ведь медицина про это тоже мало знает. Я читала… Короче, я не уйду, пока вы не возьмете мою кровь.

Что-то в словах и поведении Инги возымело действие на врачей, и, как ни странно, у нее взяли кровь.

Глеб страшно переживал, что не смог пригодиться Алене в этой ситуации, и очень глубоко прочувствовал то, что происходило с Ингой…

В тот день, когда весь коллектив театра был взбудоражен известием о том, что Алене необходима кровь, на служебный вход, робея и не зная, как себя вести, явился человек среднего возраста с симпатичным круглым лицом и раскосыми татарскими глазами. Он обвел взглядом возбужденно обменивающихся впечатлениями о поездке в больницу актеров и неуверенно спросил:

— А не подскажете, как бы мне найти вашего режиссера?

На проходной в одну секунду воцарилась гробовая тишина. Все повернулись к пришедшему и внимательно изучали его десятком подозрительных глаз.

— Я имею в виду… барышню. — Мужчина окончательно стушевался. — Молодую женщину в очках и с таким… низким голосом.

— А вы, собственно, по какому вопросу? — Максим Нечаев, ближе всех стоявший к незнакомцу, инстинктивно сделал шаг к входной двери, как бы перекрывая ее.

От мужчины не укрылось это движение, и он удивленно протянул:

— Ну-у вы даете! Таксист я. Подвозил вашего режиссера где-то неделю назад к «России»…

— К «России»?! — хором выдохнули все присутствующие.

Таксист недоумевающе пожал плечами:

— Она просила подождать, но почему-то не вернулась… Ну это ладно. Надеюсь, что с ней все нормально. Но я совсем по другому вопросу к ней…

— По какому? — Максим приблизился к таксисту.

Мужчина вдруг улыбнулся:

— Я около театра уж с час кружу — все никак не решался сразу-то… Вдруг слышу выстрелы, во двор заглянул, а там ты в мишень из пистолета лупишь. Понял, что тренируешься. А сейчас вспомнил: чемпионат по стрельбе недавно ты выиграл? У меня сын стрельбой занимается, рассказывал, что теперешний чемпион умудряется еще артистом работать.

— Ты давай зубы-то не заговаривай! — по-хамски прервал его Гладышев. — По какому вопросу Алена нужна?