Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

«Больше не повторится. Никогда, ни с кем и не с ней. Просто останется в моем сердце… Но почему???» — невыносимо возвращается последний вопрос и бьет наотмашь, разбивая вдребезги все это напускное, тщательно выстраиваемое разумом, спокойствие. Нет его! Есть с одной стороны идиллическая картинка, где, сидя на подоконнике, Рита обнимает колени, наслаждается тишиной, спокойствием природы, последним, перед войной, тихим закатом. А с другой, с невидимой никому Ритиной «изнанки», последние часы отчаяния легендарной Помпеи. С багрово/огненных небес летит пепел, сжигающий воздух общего Риты с Ольгой мира, рушатся здания прожитых дней и минут — звук последних Ольгиных слов звучит в сознании Риты тем камнепадом, пыль застилает глаза. Обломки некогда прекрасных дворцов-отношений громят теперь серым камнем память, слова и события каждой минуты «вместе». Чувства агонизируют под завалами этой реальности, искалеченными трупами затихают нежность, доверие, самозванка-любовь… Земля еще вздрагивает тахикардией теплящейся жизни — мир не сошел со своей орбиты, но уже никогда не будет прежним.

 — Я не останусь здесь, — вслед за внутренним миром Рита с обреченностью фаталиста рушит внешний. — Она помогла мне сделать тот самый первый шаг, и я не знаю, куда двигаться дальше, кроме только одного — ни за что не останусь дольше с Золотаревым.

— Он просто так не отпустит меня, — волной медитации приходит истина. — Но пусть идет к черту! Впервые за долгое время хочется жить, дышать и кричать от того, как это невыносимо больно — жить.

— Мишенька! — восклицает, изрядно перебравшая «слабоалкогольного», Катя.

Парк, вечер, закат. Вместе с закадычной подругой-разведенкой и сыновьями дамы совершают неспешный променад. В поле их зрения попадает нагло сбежавший утром Золотарев. С банкой пива и свояком он чересчур мирно сидит сейчас в летнем кафе, наслаждается детским караоке. Заслышав знакомый стрекот наглого пацанячего смеха и это самое «Мишенькаааа», втягивает голову в плечи. Катю, однако, уже не остановить.

— Солнце мое, как я тебя понимаю! — она бухается рядом на скамейку, слезливо смотрит на Михаила. Саныч привычно хмыкает. Из-за соседнего столика подозрительно оглядываются Света и Нина Андреевна. — Это хорошо еще, что никто, кроме нас с Джамалкой, не знает, а если узнают? — продолжает Катя. — Городок-то у нас маленький, а они совсем последний стыд потеряли. Прямо днем везде встречаются. Я сама видела!

Понимая, что ничего не понимает, Мишка морщит брови, придумывает фразу понадежнее, чтобы этот кошмар его детства (и утра) исчез отсюда решительно и навсегда.

— Про Ольку-то я слышала, кто-то шептался, — Катя понижает голос до полушепота. — Но твоя жена… — она воровато оглядывается по сторонам. Миша обалдело пялится на Катерину, Саныч от любопытства жует свою вечную сигарету.

— Пойдем, Кать, — тянет подруга, жопой чувствуя надвигающуюся катастрофу.

— Догоните! — звонко гаркают их мальчишки и устремляются к тиру.

— Они с весны уже встречаются, я сама видела, — злобно глядя Мишке в глаза, шепчет Катя. — Джамка сказала тебе не говорить. У этой таджички свое на уме, но я не могу смотреть, как ты мучаешься…

— Пошла, блядь, отсюда, — обретается, наконец, дар речи Михаила. — Пошла на хуй! Чтоб я тебя вообще никогда больше не видел! — для верности он пытается толкнуть ее кафешным столиком, спасибо, Саныч удерживает. С визгом Катька вскакивает. Ее слов уже не разобрать в женском гомоне, на подмогу к Мишке спешат мать с сестрой, а между противоборствующими сторонами выстраиваются официантки и студент-секьюрити.

— Вот сука! — удержав позиции, Мишка тяжело падает за столик, затем вскакивает с воплем — «я убью ее!» — удерживается родственниками, в том числе подоспевшим отцом. Он ходил с внуками за мороженым и пропустил вступление, зато попал прямиком в батальную сцену.

— Вот тварь! — не унимается Мишка. В голове стучит черная желчь, перед глазами мельтешит то, что еще недавно было его миром, причем не всем понятно, что последнее ругательство адресовано вовсе не Катерине.

— Я убью ее! Их! — не унимается Мишка. В его бешеном сознании Рита, Ольга и Джамала трансформируются в единый образ врага.

— А я всегда говорила, таджичке верить нельзя, — где-то за спиной наставительно талдычит Нина Андреевна.

— А что она? Что? — интересуются другие посторонние голоса.

— Я никому не скажу, — доверительно понижает голос Саныч, склоняет голову к свояку. — Но ты сам понимаешь, такое дело не утаишь.

— Отвлеки их, — просит Золотарев. В его голосе рычит едва сдерживаемый зверь. По его глазам Саныч понимает — мужик готов на все.

— Давай, брат, — сильно затянувшись, как последний раз, Саныч поднимается и, словно пьяный в сопли, падает, роняет столик и стулья… Ныряя в толпу, Мишка слышит позади, как его сестра чехвостит мужа, а дети громко над ними хохочут.

«Значит, все-таки, было! — он решительно идет по улице сквозь расслабленную праздность согородчан. — Значит, изменяли мне! Мне!!! Они… — тут он теряется в определении, кто и как именно изменял ему. Перед глазами в шальном хороводе три грации Рита-Ольга-Джамала. Кампински наверняка здесь зачинщица. Она и вернулась лишь затем в Городок, чтобы ему, Мишке Золотареву, отомстить за тот неизвестный никому, кроме их двоих, позор на выпускном вечере. Он им обеим с Джамалой доказал — он мужик. Как скажет, так и будет. Они же поступили бесчестно, в лучших и самых мерзких женских традициях — затаились, а потом ядовитыми змеями исподтишка укусили в самое слабое место. Рита… — Ты как могла? Тебя запутали просто.

— Она ж не от этого мира, — на смену почти холодной логике горячей лавиной обрушиваются простые эмоции. — Ненавижу! Подлые, лживые суки! Ну, ничего…» — взглядом Мишка поедает расстояние. Шаг переходит в легкий бег. В парк ехали на отцовской машине. Из чего следует, что убивать «сук» Мишке придется идти пешком. Ближе всего к парку «шукшинские», а значит, первыми под удар попадают Джамала и Кампински.

Смакуя мысли о том, как он сейчас с ней разделается, Мишка не сразу понял — Джамалы нет дома, дверь закрыта, никто не торопится ему отвечать. Телефона тоже нет с собой, чтобы позвонить и потребовать…

Такого поворота он не ожидал.

Пнув изо всех сил еще несколько раз дверь напоследок, Михаил сбегает вниз по ступеням.

«Нет, они обнаглели! Где она может шляться в такое время, в выходной?! У нее тоже кто-то есть, кроме меня?» — последняя мысль еще ни разу не приходила Золотареву в голову, но сейчас возможно все, что угодно.

«Ну, подожди! — шагая к соседнему дому, злобно обещает секретарше семь казней египетских. — Я тебе покажу личную жизнь! Я еще предъявлю тебе счет, и посмотрим…»

Ольгин дом заселен лишь частично. В подъезде пахнет строительной пылью и краской. У подъезда на парковке не стоит серебристая ауди, что красноречиво говорит об отсутствии Кампински дома в данный час. Но Мишка упорно поднимается на третий этаж, чтобы отпинать молчаливую, безответную дверь, выместить на ней ярость и бессилие.

«Ненавижу тебя! Ненавижу! Отомстила? Да? — Удары гулко разносятся в пустоте подъезда, создавая впечатление полного одиночества во вселенной. — Мы посмотрим еще, кто кого!»

Налупившись по железу, жаждая крови теперь человеческой, обманутый муж выходит в сгущающиеся над Городком сумерки. — «Остается Ритка, — спокойно признает он сам себе. — Не такая уж она и невинная, хоть и овца. К тому же она точно дома. И она, наконец, мне ответит за всё. И за всех».

Золотаревы вернулись несколько раньше, чем рассчитывали. Никита Михайлович хмуро глядит на дорогу, рядом пышет недовольством и настороженностью верная женщина, позади дочь и зять насупились в разных углах, а между ними шумят, не смолкая, наследники.

— Испортили вечер мне, — бурчит четырежды дед на непутевых детей своих. В знак приветствия кивает живущему в самом начале улицы Федору Игнатьевичу. Его внучка Ольга загоняет свою ауди в открытые ворота. За ними виден ухоженный, уютный дворик, через двор Ольгина бабушка спешит в дом с пучком ранней зелени.