Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник) - Анна Данилова

Страх потерять Василия был в ее душе так силен, что после его возвращения она просто не отходила от него, готовила ему его любимые голубцы, испекла собственноручно торт и даже сварила клюквенный кисель! И это при том, что она могла бы все это заказать в самом лучшем ресторане (если, конечно, еще остались рестораны с привычной, но такой вкусной русской едой) с доставкой на дом.

– Не бойся, я с тобой, – говорил он, вновь оказавшись в ее жарких объятиях, – я и не собирался тебе изменять. Просто мне надо было побыть одному и подумать о том, как жить дальше…

От этих слов ей стало поначалу еще страшнее. Если человек задумывается о будущем, значит, его что-то не устраивает в настоящем. А настоящее Василия – это она, их любовь, навязанный ему жизненный уклад (весьма отличный от нормального сосуществования мужчины и женщины с замаскированным под «эмансипацию» вариантом лидерства мужчины)…Что ее ждет? Что?!

– И что же ты решил? – Она незаметно для него зажмурилась, так ей было не по себе.

– Думаю, тебе, Вера, надо изменить свое отношение к моему брату. Я люблю его, он – единственный мой родной человек, понимаешь? И я не стану просить его вернуть мне какие-то там медали, ордена, сколько бы они ни стоили! Я вот что тебе скажу: если бы у него был орден Победы, чья стоимость, как ты говоришь, около миллиона долларов, уж он бы со мной поделился, понимаешь? Ему для меня ничего не жалко!

– Но ведь не поделился! – с горечью воскликнула Вера – в ней снова проснулась деловая женщина.

– Значит, нечем было делиться. К тому же у меня все есть, и ему это хорошо известно. Вот скажи мне, Вера, чего у меня нет?

Ее так и подмывало сказать: у тебя, дорогой мой, вообще ничего нет! Но она промолчала. Подумала – какой он все-таки недалекий, раз не понимает, что в столь зрелом возрасте ему уже пора бы иметь собственное жилье, собственную машину и все остальное. Неужели он так и будет продолжать жить за ее счет?

Подумала – и снова испытала странное чувство несоответствия ее претензий к нему и желания видеть его таким, каков он есть. Мужчина, который полностью принадлежит ей, – разве она не этого хотела? Будь он бизнесмен, богатый человек – да разве он посмотрел бы в ее сторону? Влюбился бы в нее, женщину, старше его на десять лет? Нет! Он бы нашел себе кого-то помоложе, женился бы, завел детей… У нее-то детей никогда не будет.

И презирала – и любила. И любила – и презирала. Но больше все-таки любила. Поэтому постаралась выбросить из головы Дениса Караваева вместе с этими его мошенническим способом полученными от Василия орденами.

И жизнь вернулась в свое прежнее русло.

…Но это было давно. А недавно все изменилось. И теперь главная сложность заключалась в том, чтобы Василий ни о чем не догадался. Ни о чем!

Открыв дверь своим ключом, отлично зная, что Василия нет дома – он сам звонил ей недавно и сказал, что он в парке, играет с приятелем в шахматы (тоже мне занятие, для пенсионеров!), – Вера прошла в кухню, выгрузила продукты из пакетов на стол и принялась их раскладывать – в холодильник, в буфет, в кладовку. Сейчас она поджарит размороженную с утра отбивную, приготовит картошку фри, испечет шарлотку – все, на большее она сегодня все равно не способна.

Вера надела домашнее платье, повязала поверх него красивый, узором в виде яблок, фартук и принялась отбивать мясо. Потом, что-то вспомнив, бросилась в спальню, достала из гардероба коробку с туфлями и несколько минут разглядывала подошвы. По-хорошему, их надо было бы выбросить, но – как, куда? Темных пятен вроде бы уже не видно после того, как она тщательно вычистила подметки. Да и вообще, один процент из миллиона, что ее сумеют вычислить.

Все, все, она не должна об этом думать! Все в прошлом. Туфли она, конечно, выбросит. Надо только придумать куда. Не в мусорный бак. Может, сжечь их? В аду…

Так трудно гнать от себя мысли. До судорог. Но Вера Дмитриевна Голубева – женщина волевая и очень, очень сильная! Она была в Москве, да, в Москве… И никуда не уезжала. Вот только как ей обеспечить себе алиби?

…Накрыла на стол, надела его любимую мужскую рубаху в голубую полоску, белые льняные штаны, волосы уложила в высокую прическу, села на диван, включила телевизор и стала ждать Василия. Где же он, когда же наконец закончится его шахматная партия? С кем он играет? О чем думает, кроме ферзей и пешек? И почему его не тянет домой?

Когда за окном послышался шум подъехавшей машины, Вера вдруг поймала себя на мысли, что она как бы раздваивается. Глядя на Василия, выходившего из дорогущего джипа, она, с одной стороны, безумно радуется его возвращению, а с другой – недоумевает («презирает» его) – из-за того, что он только что вернулся из Преображенского парка, где играл с кем-то там в шахматы. Как пенсионер!

Он шел по садовой дорожке, затем не спеша поднялся на крыльцо, и Вера почувствовала, что страх и внутренняя боль ее отпускают, она успокаивается, радуется его приходу.

Она распахнула дверь, улыбнулась ему, хотела сказать, что поджидает его давно, что соскучилась, не могла дождаться, когда он закончит свою партию, а на столе его поджидает вкусный, приготовленный ею ужин, но не успела.

Он, увидев ее, вдруг замер, всматриваясь в ее лицо (при этом он показался ей слишком бледным, лицо его словно было вырезано из белой бумаги), и сказал тихо:

– Я знаю… Вернее, я знал, что ты ездила туда. Все знал – и молчал, мне было интересно, как пройдет ваша встреча, о чем вы будете разговаривать? Я не остановил тебя потому, что мне и самому хотелось, чтобы вы наконец познакомились. Но я не знал, не знал, что ты на это способна…

– Вася!

– Это ты убила его, я знаю… Больше некому. Я ненавижу тебя, поняла?! Завтра утром меня уже здесь не будет.

И, оттолкнув ее в сторону, он прошел мимо нее. Вера услышала, как где-то в глубине дома резко хлопнула дверь.

2010 г.

К брату он летел на самолете. И ему казалось, что самолет летит очень медленно, он словно издевается над ним и нарочно сбавляет скорость. А что, если Денис еще жив? Может, врачи чего-то недоглядели и решили похоронить его живым, а он просто в коме?

Но Антонина Петровна ясно сказала по телефону, что он умер.

Антонина Петровна – соседка Дениса. Человек, которому Денис доверял. У него не было близких друзей-приятелей, Денис общался лишь с ним, своим единственным братом, и еще с Антониной Петровной. Хотя вряд ли отношения Дениса с соседкой можно назвать дружбой. Нет. Просто так сложилась жизнь, что одно время ей очень нужна была его помощь – у нее умирал муж, и она обратилась по-соседски к малознакомому человеку, Денису, чтобы он помог ей перевернуть мужа, сделать ему сложные и тяжелые перевязки, потому что бедный старик буквально начинал гнить заживо… Боль этой женщины не оставила Дениса равнодушным, и он, жалея соседку, отозвался на ее просьбу о помощи. Потом, когда ее мужа не стало, Денис тоже стал обращаться к ней с небольшими просьбами, связанными с хозяйством. Василий знал все это от самого брата, с которым они часто перезванивались и были в курсе дел друг друга. Они могли подолгу разговаривать о каких-то бытовых мелочах, мечтать, рассказывать друг другу обо всем, произошедшем с ним за неделю или даже за один день, строить планы на ближайшее будущее, обсуждать проблемы или радоваться успехам друг друга. Голос Дениса был для Василия голосом его семьи – родным голосом, ниточкой, которая крепко удерживала его в этой жизни. Мнение Дениса было для него чрезвычайно важно. Так, например, когда Василий принял наконец решение жениться на Рае и поведал об этом брату, Денис сразу сказал ему, что без любви ему будет трудно жить с ней – она невольно будет раздражать его одним лишь своим присутствием. Денис попытался объяснить ему, что такое любовь. Рассказал, как он познакомился со своей первой женой и почувствовал, как сильно бьется сердце, когда он видит ее, как он весь наполняется счастьем, разговаривая с ней… Он в подробностях описывал все свои любовные переживания и тот восторг, который он испытал, когда та женщина ответила наконец согласием.

Ничего подобного не случалось с Василием никогда. Он (в чем ему было стыдно признаваться даже себе) встречался с Раей исключительно в гигиенических целях, просто как с женщиной, как с самкой, и после близости чувствовал себя подлецом по отношению к ней. Быть может, поэтому он и согласился на ее уговоры жениться на ней, как бы в знак благодарности за ее любовь к нему. Денис, помнится, даже отругал его, сказал – это еще больший грех, чем если бы он просто расстался с ней, ведь в этом случае из всего этого вырастет еще бо́льшая ложь. Рая-то будет думать, что Вася женился на ней по любви, а на самом деле – из жалости, из благодарности и опять же просто ради регулярной половой жизни. Василий и платье-то ей купил потому, что Рая этого очень хотела. Свадебное платье для Раи было чем-то вроде залога их близкой свадьбы. И кто бы мог подумать, что именно в этот день он покинет Оренбург, свой родной город, все бросит (в том числе и влюбленную в него, осчастливленную им Раю, которая покажется ему в тот момент грузом, тянущим его вниз, в какую-то мутную и скучную жизнь) и сядет в поезд с женщиной, в которую страстно влюбится и которая одним своим видом вызовет в нем такую бурю чувств?! И, что самое удивительное, он не станет испытывать при мысли о Рае никаких угрызений совести. Он просто перелистнет эту страницу своей жизни и окажется в новой жизни, заполненной до краев любовью, страстью и новыми ощущениями. Кто бы мог предположить, насколько удобный для него образ жизни предложит ему Верочка, женщина, которая сразу поймет, что именно Василию нужно, и не станет требовать от него доказательств его мужской деловитости и каких-то там способностей, при помощи которых можно зарабатывать деньги. Ну не умел он никогда их зарабатывать, и что теперь? Рая – до поры до времени – терпела бы его финансовую несостоятельность, а потом все равно начала бы упрекать, заставлять его искать новую работу, а то и вовсе – открыть свой бизнес (заранее обреченный на полный крах, уж он-то себя знал!). А Вера – не такая. Ей деньги не нужны, у нее их столько, что хватит на несколько жизней. Ей нужен был именно такой человек, как Василий, – верный, нежный, ласковый, хозяйственный. Они просто идеально подошли друг другу.