Букет незабудок - Лили Мокашь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С каждой сказанной фразой доктор Смирнов вызывал у меня все больше неприязни, ведь теперь маска добродушного дяди, который принял под свое крыло пятерых беспризорных особенных детей, спала. Каждый, живущий под крышей старого особняка, выступал чем-то вроде актива. Многообещающего вложения, которое могло окупиться в будущем. Припрятанный козырь в рукаве, что добровольно бросится в битву, благодаря взращенной благородной идее о защите семьи.
Я усмехнулась, отметив про себя, как держатся рядом с доктором его дети: ничего у него не получается. Ребята если и уважают его, то из страха, а не любви. Жить долго с этим чувством внутри невозможно, а это значит, как только представится возможность, они без оглядки побегут с корабля. Семья – это не то, что люди выбирали по праву рождения, и доктор никак не мог претендовать на неоспоримое место в жизни Дианы и Станислава, как бы ни старался.
Кровь есть кровь.
Этого ни одна красивая ода о благе многих ценой страдания единиц не прикроет. Во всяком случае, мне хотелось верить, что влияние Владимира было на моих друзей не столь сильно.
– Интересно, как все будет обстоять с тобой, – как ни в чем не бывало добавил доктор, и я потупилась, не понимая, что он имел в виду.
Папа переглянулся со мной. Он выглядел настолько же озадаченным, как, должно быть, я сама.
Мой отец старел. Я подмечала это каждый год, когда наступало время для очередной встречи. Тонкая вереница морщин, которую я замечала на родном лице еще в молодости, от последних событий и вовсе прорезала лоб Кости глубокими траншеями. Здоровый румянец давно не напоминал о себе: на смену ему пришла кожа, блеклая и обезвоженная от непостоянного режима сна и питания по системе «когда и что придется». Седины прибавилось на висках. Слишком много времени он проводил в больничных стенах, меняясь сменами с коллегами, лишь бы лишний раз навестить меня, а заодно и прихватить дочери чего-нибудь вкусного для поднятия настроения.
– Разве это касается оборотней?
Владимир впервые одарил меня непритворной улыбкой, полной наслаждения, что я сочла недобрым знаком.
– Но ты и не оборотень. Во всяком случае, не совсем. – Он вновь замолчал, смакуя момент, и больше всего на свете мне хотелось наброситься на доктора. Сбить чертову самодовольную улыбку с его лица. Меня достала игра, которую Смирнов вел, и это горькое чувство беспомощности от незнания, которому не было конца. Я убеждалась в этом каждый день, начиная с того, в который едва узнала себя, и заканчивая тем, когда у меня возникло ощущение ускользающего прочь будущего обычного человека с планами на поступление в университет, итоговыми экзаменами и, конечно же, выпускным.
– Твое первое обращение все равно произойдет. Рано иди поздно, так или иначе. Не в этом месяце, так в следующем. Чем ближе полнолуние, тем выше риск. Как бы ты ни пыталась, но до конца не получится понять, с чем имеешь дело, пока это не случится.
– Я бы помог своей дочери, если мог, – вступил Костя.
– Папа, что ты имеешь в виду? Ты и так делаешь все возможное.
Костя зажмурился и ударил по столу, будто слова причиняли ему боль.
– Я делаю слишком мало! Чем ближе полная луна, тем больше я замечаю… я вижу…
Отец тяжело сглотнул и оттянул пальцем ворот водолазки, будто тонкая ткань его душила. Слова не шли, как он ни старался, но отец пытался вновь и вновь, отбрасывая те из фраз, что упрямо отказывались складываться в полноценные предложения. На секунду мне стало так его жаль, ведь даже отдаленно я боялась представить, как Костя чувствует себя. Беспомощность для человека, что привык контролировать не только свою, но и чужие жизни от заката до рассвета и постепенно приводить к порядку разрастающийся хаос, должна быть неприятно нова и отвратительна. Как бы мне хотелось, чтобы ничего из этого не происходило. Вина неприятно скреблась внутри, и чтобы хотя бы немного приглушить звуки, которые рвали душу на части, я потянулась к отцу и осторожно взяла его руку в свою. Мне было плевать, что вся семья Смирновых замерла, наблюдая настолько личную сцену.
Владимир первым нарушил воцарившуюся за столом тишину и со скучающим видом промокнул уголки губ салфеткой, после чего невозмутимым тоном заговорил. Я на секунду пожалела, что родилась оборотнем, а не, скажем, супергероем, который одним взглядом мог бы поджечь кричаще белую материю в руках доктора.
– Осмелюсь предположить, что Константин пытается мягко донести до тебя некоторые нюансы, связанные с ликантропией. Но она – не единственный дух, с которым тебе предстоит иметь дело.
– Пока мой отец подбирает слова, было бы неплохо, если бы вы наконец перестали ходить вокруг до около. – Я еще сильнее сжала руку отца. – Вы только и обещаете, что расскажете обо всем, что утаивали, но я как-то не вижу ярого стремления. Почему вообще я должна терять время здесь, с вами, когда, Владимир, вы только и делаете, что используете меня как подопытную крысу?
– Ася, ты слишком груба, – мягко заступилась за отца Диана, но доктор Смирнов поспешно отмахнулся, призывая дочь замолчать.
– Ай! – Я сама не заметила, как сжала вилку в руке с такой силой, что ногти больно впились в кожу.
Лязгнул стул. Раздалась пара тяжелых шагов, и когда я подняла глаза от стола, то увидела, как Костя взял доктора за грудки и поднял в воздух.
– О, тебя это все забавляет, да? Быть избранным и единственным знающим! – кричал Костя, и все внутри меня стянулось в тугой узел. Я никогда не видела отца настолько злым. Даже когда он повышал голос, это не было и отдаленно похоже на гнев, которым веяло от Кости сейчас. Казалось, все помещение наэлектризовалось от исходящей от отца энергии, она окинула и других за столом. Я поняла, когда посмотрела на Диану и Стаса, что ребята поднялись и встали на изготовку. На их лицах была написана тревога, вот только за кого брат с сестрой переживали больше, мне оставалось лишь догадываться. В нерешительности они замерли, со стороны наблюдая за происходящим, готовые в любой момент разнять отцов, как только ситуация примет худший оборот.
– Один раз я уже допустил ваши опыты на своей земле. Но во второй раз, еще и над моей дочерью, не позволю!
Владимир демонстративно громко рассмеялся, и отца затрясло от гнева.
– На вашей земле? Константин, вы, видимо, что-то перепутали. Ксертонь никогда не была вашей, если
