Властелины ринга. Бокс на въезде и выезде - Александр Беленький

В реальности все было несколько проще. Прекрасная Летчица, по ошибке ломившаяся в мой номер, оказалась при ближайшем рассмотрении стюардессой очень средних лет, да и корреспондент, м-да, прямо скажем, продукт уже не самой первой свежести. И унеслась она не верхом на «Харлее», а верхом на чемодане на свой одиннадцатый этаж, да и мысли корреспондента на самом деле были далеки от романтических: сколько с него по приезде в Москву возьмут в автосервисе за побитую по причине его собственного идиотизма машину.

Однако сон уже был перебит, и почему-то разыгрался аппетит, а потому я пошел в бар, где ко мне отчаянно приставала одна дама, разительно похожая на столь же нетрезвую женщину-математика, которая не давала Штирлицу встретиться с агентом. Кокетничала она оригинально: пыталась оттяпать у меня кусок мяса. Ну, этого я допустить не мог. Ваш обозреватель, хоть он и не военный корреспондент, и кольта у него не было, сумел отстоять и свое мясо, и свою девичью честь.

Чем дальше, тем здесь становилось веселее. В четверг прошло взвешивание участников главного боя, Ляховича и Бриггса, на которое я не по своей вине опоздал, а в пятницу проводилось взвешивание боксеров, выступающих в предварительных поединках. Жалеть о том, что я посетил сие мероприятие, мне не пришлось.

Все шло ни шатко ни валко ровно до тех пор, пока не появился Дон Кинг. Он вышел на сцену и толкнул речь о том, как он всех здесь любит, американцев, мексиканцев, которых в Аризоне очень много, и вообще все человечество, и какой потрясающий день завтра здесь будет, и какие прекрасные бои все увидят. И вдруг стало абсолютно ясно, как мало значит, что говорит оратор, и как важна личность самого оратора. Люди постепенно просыпались, а проснувшись, начали заводиться. К десятой минуте речи Дона в огромном зале не было ни одного скучающего лица. Попробовал бы кто-нибудь из нас выступить с подобной речью, его бы согнали с трибуны поганой метлой, а тут, поди ж ты, все счастливы.

Взвешивание прошло на ура. Дон тем временем комментировал все происходящее, иногда переходя на стихи. Аудитория уже ела из его рук. Ну а, покорив всех здесь, Кинг отправился в огромный мексиканский ресторан, куда пригласили и меня. Поначалу я считал людей, которые подошли к Кингу, чтобы сфотографироваться с ним, но после тридцати перестал. Дон не отказывал никому, отвлекаясь от еды и ни разу не состроив недовольной мины. Вот бы у кого поучиться нашим отечественным звезденкам и звездунчикам, которые начинают ощущать себя небожителями, едва высунув нос из лужи, в которой до сих пор обитали. Кинг быстро со всеми поладил, и вот уже метрдотель, красивая и разбитная мексиканка средних лет, стала называть его Донни. Он не возражал.

У Кинга много поразительных талантов. Один из них – умение поднимать настроение окружающим, и они ему за это благодарны. Надо было видеть, с какими лицами к нему подходили официантки. Только не говорите, что они улыбались в надежде на чаевые. За чаевые так не улыбаются. Трапеза наша уже подошла к концу, и тут веселая девушка, внешне похожая на несколько упрощенный вариант Сальмы Хайек, может быть, просто без тонны косметики, спросила его: «Чего хочешь на десерт, Дон?» – и тот ответил в ту же секунду: «Тебя, солнце мое».

Но на этом Кинг не закончил программу по осчастливливанию местного населения. Вся наша компания повалила в огромный супермаркет. Кто не видел американского супермаркета, тот понятия не имеет о том, что такое настоящее изобилие еды. Дон ходил среди всего этого богатства и, как ярморочный зазывала, рекламировал завтрашний матч: «Все приходите завтра на бой. Вы даже представить себе не можете, что это будет. Белый Волк Сергей Ляхович против Шэннона Бриггса. Зубы полетят во все стороны, когда эти гиганты сойдутся на ринге. Вы увидите кровь, пот и слезы. И еще море страстей. Приходите посмотреть на настоящую драму, нечего пялиться в ящик, так можно прожить жизнь, не заметив жизни…»

И все раздавал и раздавал автографы и со всеми фотографировался. Где он в семьдесят пять лет берет силы на все это?! Через десять минут весь магазин, забыв про еду, этакой сороконожкой топал за ним следом, как вагоны за паровозом. Сколько билетов Дон продал таким образом? Думаю, что немало.

Потом мы расселись по машинам и поехали в отель. Первым со старта ушел «Форд Мустанг». Шофер у него был еще тот. Сначала он, как на автогонках Индии-500, сделал несколько кругов по овальному двору, временами наезжая на бордюры (хорошо, что не на людей), а потом, словно набрав обороты, вылетел на улицу. Парень, который сидел рядом с шофером в нашей машине, сказал ему: «Только не надо ехать как этот „Мустанг“». «Ну что ты! – ответил шофер. – И не подумаю!» В ту же секунду он вдавил педаль газа в пол, мгновенно набрал скорость и тоже сделал несколько кругов по овальному двору. «Тебе же сказали, не надо ехать, как тот „Мустанг“», – застонал один из моих попутчиков. «А разве я так еду? – ответил шофер, заламывая очередной вираж. – Я же на бордюры не наезжаю!» После этого автомобиль, наконец, вырвался на оперативный простор. Мы находились уже в пригороде Финикса, и пейзаж здесь был абсолютно сельский. Мимо нас толпой пролетали пальмы и кактусы. Один из попутчиков тем временем углядел совершенно потрясшее его рекламное объявление и все никак не мог успокоиться: «Нет, ты видел, ты видел? Фильмы для взрослых по двадцать пять центов за штуку! Двадцать пять центов!» А машина тем временем все неслась и неслась. Как ведет, сукин кот! Я бы уже давно своим бампером пересчитал задницы всем машинам. «Двадцать пять центов! Да за такие деньги даже позвонить никуда теперь нельзя. А тут кино с бабами за двадцать пять центов! Еще бы живьем их за двадцать пять центов, и совсем была бы не жизнь, а малина!»

Мама дорогая, какие бабы за двадцать пять центов! Какое кино! Доехать бы живым!

А может, так и надо жить, пока в руках и в штанах есть силы, а? Может, Ремарк с Хемингуэем были не так уж неправы? И не так уж важно, выиграл ты или проиграл. Ты дрался и не давал спуску ни себе, ни другим. И, может быть, это мы, на чьих задницах навсегда отпечатались стулья и кресла, а в душе засели неизбывные мысли о том, как заработать завтра больше, чем сегодня, чего-то в жизни не понимаем?

Финикс, хоть здесь и живет несколько миллионов человек, – место удивительно тихое. По виду – это один из тех городов, о которых Бродский писал: «Здесь, утром видя скисшим молоко, молочник узнает о вашей смерти». Правда, может быть, дело в том, что сейчас выходные. Во всяком случае, когда идешь по городу, до ближайшего человека обычно метров тридцать. Машин мало, и они едва плетутся. Даже не знаю, может, у них тут такое ограничение. Как-то трудно представить, что только вчера совсем недалеко отсюда мы с таким воодушевлением рассекали это сонное пространство. И погода под стать – в начале ноября днем было прилично за двадцать. Что здесь делать, как не радоваться жизни и никуда не спешить?