Затерянные в Полынье - Александр Трапезников

С отвращением я смотрел на то, что творит Монк и его люди. Зачем надо разрисовывать труп красной, белой и синей красками? Цветом флага России, догадался я. Символически, что ли? Зачем изображать пентаграммы и звезды на его теле? Совершать какие-то каббалистические пассы? Петь гнусавые гимны, двигаясь по кругу? И наконец – апогей безумия! – распиливать покойника и прилюдно расчленять его? Какой во всем этом тайный смысл? Я больше не в силах был смотреть на весь этот отвратительный сатанизм, который буйным цветом вдруг расцвел в поселке – частичке России.

Я заметил, что многие люди вместе со мной стали покидать площадь, уводить своих детей. Это зрелище похорон было невозможно вынести. Но джипы в проулках были поставлены так, что загораживали выход с площади, а дюжие охранники не пускали прорывающихся назад людей. А возле них появились еще и добровольцы из местных жителей, крепкие молодые парни, которые тоже стояли молчаливой стеной, отталкивая народ. Местная зондер-команда Намцевича. Словно он, истинный автор этой мистерии, специально задался такой целью: чтобы толпа досмотрела все до конца.

Позади меня взметнулся столб пламени, раздался возбужденный рев. Языки костра устремились высоко вверх, грозя обжигающим огнем небу, а проповедник Монк держал в поднятой руке голову Стрельца, продолжая безумно кричать, пока не бросил ее в желтое пламя. Страшный обряд подошел к концу… Только тогда я смог покинуть площадь, потеряв где-то Барсукова и не встретив никого из своих друзей. И в одиночестве вернулся домой.

Милена, подметая пол, встретила меня такими словами:

– А я обед приготовила.

– Это на тебя совсем не похоже: в руках – веник, в кастрюле – щи. Ты не заболела?

– Нет. Я меняюсь. Сбрасываю змеиную кожу. Надеваю новую.

– Умница, – сказал я, целуя ее. – Я всегда догадывался, что ты и царевна-лягушка, и золотая рыбка, и принцесса змей.

Я спустился в подвал, достал из запасников бутылку вермута и поднялся обратно. А вскоре пришли Комочков с Марковым, а за ними и Ксения с Барсуковыми. Мы снова были все вместе.

– Ужасное зрелище! – первой поделилась своими впечатлениями от похорон Ксюша. – И все это в двадцать первом веке. Куда президент смотрит?

– В карманы олигархов, не перепадет ли еще чего, – усмехнулся Комочков.

– Все они только болтать горазды, – заметил Сеня. – А на деле обирают Россию до нитки и готовы расчленить ее на куски. Но о народе поют грамотно.

– Да и со свечками любят покрасоваться, – добавила Маша.

– Бросьте! – отмахнулся Марков. – Что двадцатый первый век, что пятнадцатый – какая разница? Человек остается самим собой во все времена. Жадность, зависть и подлость. Что наверху, что внизу пирамиды. Наливай! – протянул он мне свой бокал. – Чего раззявился?

Потом мы сели обедать. Но я так и не успел попробовать кушанья Милены, поскольку в наружную дверь постучали. Меня ждал очередной сюрприз. На крыльце стоял местный учитель – Клемент Морисович Кох, которого я меньше всего ожидал увидеть у себя дома.

– Проходите, пообедаем вместе, – сказал я.

– Нет, спасибо, – поспешно ответил он, испытывая некую неловкость. – У меня к вам конфиденциальное дело.

– Весь внимание.

– Давайте пройдемся, если это вас, конечно, не затруднит.

Мы вышли с ним на улицу, а потом свернули вниз, в сторону болота и березовой рощицы. Клемент Морисович смущенно молчал, ведя меня явно к Волшебному камню. Уж не хочет ли утопить в болоте? Но я чувствовал, что он должен сказать мне что-то очень важное, поэтому не торопил с началом разговора. Наконец мы выбрались на площадку, где лежал этот чудесный осколок метеорита.

– Здесь мое любимое место, – произнес Кох. – Думается как-то лучше. Уносишься, знаете ли, в мечты…

– Некоторые утверждают, что все это – следствие болотных газов, скопившихся где-то неподалеку, – сказал я, а сам подумал: «Не приводила ли и его сюда Девушка-Ночь?»

– А вот Александр Генрихович считает, что под этим камнем сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры, – усмехнулся учитель. – Глупость, конечно. Всем нам хочется верить в какой-то свой миф, близкий по духу.

– А Намцевичу близки гидры, тифоны, химеры и ехидны.

– Они тоже жители нашего мира, как и феи, эльфы, ангелы. А я вот думаю, что сам камень – это сакральный кладезь тайных метафизических знаний и откровений. Который тысячелетиями безуспешно ищут люди по всей земле. Но он здесь, в России, в этом поселке. А может быть, он – средоточие русской души? Со всеми ее плюсами и минусами.

– Интересная мысль. Вы – философ-романтик?

– Я простой репетитор у сына местного нувориша. Но я, собственно, в данном случае обычный почтальон, – тут Клемент Морисович тягостно вздохнул: – Вам письмо.

Он протянул мне незапечатанный конверт.

– Это от Валерии, – добавил Кох. И вновь последовал едва слышный вздох. «Трудную миссию он на себя взял, – подумал я. – Если учесть, что любит эту девушку».

– Вы знакомы с содержанием письма? – спросил я на всякий случай.

– Что вы! Как вы могли такое подумать? – взмахнул он руками. – Если бы она желала, то не преминула бы сама сказать об этом. А так… нет, ни в коем случае!

Я углубился в чтение. В послании было всего несколько фраз: «Если вам дорога ваша жизнь и жизнь ваших друзей, то вы должны попытаться сегодняшней же ночью пробраться в замок и встретиться со мной. Вы знаете, где меня найти. Промедление недопустимо. Условным сигналом будут четыре коротких удара в мою дверь. Я буду ждать вас и не спать всю ночь».

– Вы можете сказать, что здесь вообще происходит? – спросил я, убирая письмо в карман.

– Больше я ничего не могу добавить, – ответил учитель, на его бледных скулах вдруг заиграл нездоровый румянец. – Поскольку это касается других людей. У меня такое правило. Не вмешиваться.

– Правило теплохладных. О, если бы ты был холоден или горяч! Помните эти евангельские слова?

– У меня отличная память.

– Но хотя бы кто такая Валерия?

– И об этом я не вправе вам говорить. Если она пожелает, вы узнаете об этом от нее самой. Но зато я могу сообщить вам другое, что касается непосредственно вас. Речь идет о том спиритическом сеансе у Дрынова.

– Когда меня чуть не убило электрическим током?

– Вот-вот… я об этих проводах. Я догадываюсь, кто подложил их на спинку вашего кресла. Этот человек находился тогда среди нас. Я не знаю причин, почему он собирался это сделать, и не могу пока назвать вам его имя, поскольку мне надо еще раз все тщательно проверить, но поверьте, это происшествие меня сильно расстроило, так как я относился к этому человеку со всем уважением.

«Меня бы это происшествие, будь оно доведено до конца, расстроило бы еще больше», – подумал я. Но мне был симпатичен этот голубоглазый юноша с легким пушком на подбородке, сочинивший себе какие-то старомодные правила, от которых не мог отступить ни на шаг. Он очень напоминал разорившегося дворянина, занесенного сюда из девятнадцатого века и вынужденного учить недорослей помещиков-самодуров.

– Через несколько дней я назову вам имя человека, – продолжил Клемент Морисович. – А пока прощайте! Честь имею.

– Постойте! – задержал его я, собравшись с духом: – Еще одно. Вы любите Валерию?

Он даже не повернулся. Просто махнул рукой и пошел прочь. А я, посидев еще немного на Волшебном камне и перечитав послание, поспешил к Ермольнику, чтобы договориться с ним о ночной вылазке в особняк Намцевича.

Глава 8. В замке

Не знаю, поступил ли я правильно, решившись отправиться ночью в особняк Намцевича и не предупредив об этом своих друзей. Но послание Валерии было адресовано лично мне, и никому иному. У меня тоже есть свои правила поведения и кодекс чести. Но почему именно я вызвал ее столь пристальное внимание? Здесь тоже была загадка, хотя в глубине души я надеялся, что Валерия просто прониклась ко мне неожиданной симпатией, а возможно – сердце мое трепетало – даже внезапной любовью с первого взгляда. Правда, как раз в первый-то раз она меня в упор не заметила.

Дождавшись, когда Милена уснет, я выскользнул из постели, оделся в темноте и осторожно прошел через зал в первую комнату, где был выход во двор, который, как сторожевой пес, охранял Марков. И хотя ступал я почти бесшумно, он тотчас же вскинул от подушки голову:

– Ты куда?

– Пройдусь немного, – уклонился я от прямого ответа. – Голова побаливает.

– Врешь. И я с тобой.

– Спи, спи… Я ненадолго.

– Пистолет дать?

– Не надо. – У меня с собой и так было кое-что из моих пиротехнических устройств. Не зная, что меня ждет в особняке, я на всякий случай захватил несколько «подарков» для Намцевича и его нукеров.

– Где тебя хоть искать, если не вернешься?

– У Намцевича, – немного помедлив, ответил я. А потом поспешил из дома. Времени было половина второго, Ермольник уже поджидал меня на берегу озера. Я увидел его коренастую фигуру возле остова сгоревшей лодки.