Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Декларации в качестве «ближайшей задачи народного правительства» выдвигались отдельные пункты внутриполитической программы, отчасти уже осуществлённые в Финляндии, например, требование восьмичасового рабочего дня, из которых наиболее привлекательным, предположительно, считалось требование «экспроприировать земли крупных землевладельцев, не посягая на наделы и собственность крестьян, и передать их безземельным и малоземельным крестьянам».
Скорее всего Куусинен, да и Кремль полагали, что «народное правительство» получит широкую поддержку народа Финляндии. Хуже всех предложения прежнего отечества восприняли эмигранты. Во всяком случае, действия Куусинена были попыткой переворота против законного правительства и общественного порядка. Они основывались исключительно на успехе наступления советских войск и поддерживались только на их штыках.
И против какого же государственного устройства и правительства была нацелена попытка Куусинена? Против такого, который основывался на однопалатном парламенте, избранном при соблюдении равного и одинакового права голоса, так же как и на институте президента, избранного на аналогичных выборах. Какие же правительство и система могут быть более демократичными, чем в Финляндии? От результатов, показанных народом на выборах, зависит государственное и общественное устройство Финляндии.
Неудивительно, что правительство Куусинена, с которым Советский Союз спустя два дня заключит договор, о котором речь пойдёт чуть позже, и которое было создано в сотрудничестве с Кремлём, вызвало в Финляндии сильные подозрения. Его считали плохо замаскированной попыткой уничтожения независимости Финляндии, несмотря на то, что́ произнёс Молотов в своей речи.
Обоюдное недоверие между Финляндией и Советской Россией было действительно ужасающим. В будущем возникала проблема – можно ли вообще изменить сложившуюся ситуацию и можно ли её направить в лучшую сторону? Нужно было добиться того, чтобы Советский Союз в тех случаях, когда речь шла о постоянно декларируемых им военных целях, мог доверять действительно демократической республике Финляндии и её правительству, такими, какими они являются по воле финского народа. В Финляндии же должно было возникнуть убеждение, что то, что Молотов говорил в своей речи 29 ноября 1939 года о намерениях Советского Союза в отношении Финляндии и независимости Финляндии, было искренним и правдивым, и что Советский Союз будет соблюдать эти принципы. Если бы к этому удалось прийти, то была бы заложена прочная основа хороших отношений Финляндии и России.
События неслись вперёд во всё возраставшем темпе, попытка остановить их больше не представлялась возможной – обычная ситуация на пороге войны, как показывала история последних десятилетий. В эти дни я пытался так или иначе выбраться из возникшего тупика. Утром 27 ноября я был у Эркко, мы говорили о возможности возобновления переговоров при посредничестве какого-нибудь нейтрального государства. Эркко полагал, что нота, переданная накануне Финляндией Советскому Союзу, могла бы вызвать дискуссию, которая, возможно, дала бы повод для переговоров.
Из моего дневника за 27.11: «Похоже, у него (Эркко) нет никаких позитивных планов, на важность которых я обратил внимание. […] Эркко вновь сказал, что он не может быть причастен к передаче России военной базы и будет вынужден подать в отставку; он столь жёстко публично отстаивал позицию против передачи базы. Я заметил, что “пассивное сопротивление” не может привести к какому-либо результату. Оно может быть полезно для нас самих, но путём “пассивного сопротивления” невозможно заставить Россию подчиниться нашим требованиям. Вначале наш разговор шёл на повышенных, даже жёстких тонах. Я прямо сказал Эркко, что сейчас вопрос стоит о самом существовании финского государства или его гибели. Позже Эркко понизил тон разговора, и мы расстались в добром согласии».
28.11: «Говорил по телефону с Таннером. Спросил, что намерено делать правительство. Таннер ответил, что сейчас как раз готовится ответная нота России. Я сказал, что вчерашний разговор с Эркко произвёл на меня удручающее впечатление. Таннер спросил, что, по моему мнению, следовало делать. Я ответил: Положение стало ещё более невыносимым. Надо было иметь в виду конструктивную цель, чтобы найти выход из сложившейся ситуации. Нашей целью должно быть возобновление переговоров, но в этом случае у нас должно быть новое или модифицированное предложение. Процедура: или посредничество нейтрального государства, или же Ирьё-Коскинен должен каким-то образом решить вопрос в Москве. Правительству надо всё это обдумать и попытаться найти выход. Если не удастся вернуться к переговорам, то надо быть готовыми к войне, но это было бы для нас далеко не лучшим решением».
Финские газеты были полны новостями о всё ужесточающихся нападках советской прессы на Финляндию, а также о митингах в Советском Союзе, направленных против Финляндии.
Из моего дневника за 29.11: «Говорил с Таннером по телефону. Сегодня правительство одобрило новую ответную ноту Молотову. Одновременно Ирьё-Коскинен получил задание попытаться выяснить, “как обстоят дела”. Таннер сказал, что этот шум со стороны русских, в принципе, необходим, если мы хотим здесь, у себя дома, добиться принятия более далекоидущих предложений, поскольку иначе их не примет общественное мнение».
В этом Таннер, возможно, прав. Общественное мнение в Финляндии в силу неверной оценки сложившейся ситуации сбилось с верного пути. «Финское правительство не имело малейшей возможности влиять на ход событий. Оно знало, что пользуется поддержкой своего народа лишь до тех пор, пока не уступает требованиям, которые означали бы отказ от свободы и независимости страны», – написал после войны один солдат*. Указание на то, что правительство страны могло бы пойти на требования, которые означали бы отказ от свободы и независимости страны, было суровым оскорблением. Я не могу сказать, упали ли авторитет и влияние правительства, президента, государственного совета и парламента настолько, чтобы те, у кого было и должно было быть больше информации, чем у обычного гражданина, «человека с улицы», не могли серьёзно задуматься, каков лучший путь для спасения страны. Возможность такого положения вещей – это теневые стороны демократии. Вина в том, что страна оказалась в такой ситуации, лежала на руководящих кругах и прежде всего на правительстве. События последнего времени
