Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви

отчётливо показали, что и в больших народах общественное мнение весьма управляемо, потому ответственность всё более жёстко давила на руководителей. То, что у нас была совершенно неправильная оценка положения, показал ход дальнейших событий. У нас были уверены в том, что русские не нападут – в середине ноября думали даже о широкой демобилизации; полагали, что получим военную помощь из-за рубежа, и верили, что выдержим войну прежде всего потому, что Советскую Россию считали слабой в военном и внутриполитическом отношении. По всем этим пунктам была допущена ошибка. То, насколько ошибочны были оценки в военных кругах, показывает доклад генерал-лейтенанта Эквиста, сделанный осенью 1940 года в Нюландском землячестве. В нём был представлен длинный список сюрпризов, устроенных финнам советскими войсками.

В моей молодости герой одной старой оперетки пел:

«Мне помогите осознать,

Как то, что сразу не понять,

Спустя всего лишь день или два

Понятно, словно дважды два?»

(пер. А.И. Белова)

Однако сейчас было уже слишком поздно. В Финляндии царило какое-то фаталистское настроение, полностью уповавшее на провидение, неосознанная вера в победу нашего правого дела. Никто до самого конца не хотел думать о возможном, даже вероятном ходе предстоящих событий. Каким-то непонятным образом, который люди не хотели прояснить даже самим себе, верили и надеялись, что спасёмся, если безукоснительно исполним свой долг. У нас, как, впрочем, и повсюду, превалировала недооценка сил Советского Союза, основывавшаяся на том, что большевики, опираясь на чуждую западному миру экономическую и общественную систему, даже при своём ужасающем превосходстве, не смогут добиться хоть каких-то существенных результатов – убеждение, которое опровергли финская война и, ещё в большей мере, война Германии и России.

X

Война

Из моего дневника за 30.11.1939: «Началась война между Финляндией и Россией. Сегодня, 30.11, русские дважды бомбили Хельсинки. А также многие другие места. На границе также шли бои».

«Объявлено военное положение, и Маннергейм назначен главнокомандующим».

Итак, мы оказались в этой ситуации. Мы позволили нашему государству скатиться к войне с гигантской Советской Россией, хотя налицо были следующие факты: 1) нам никто не обещал помощи; 2) у Советского Союза были развязаны руки; 3) наше военное ведомство испытывало серьёзные проблемы. Конечно, это вряд ли была преднамеренная внешняя политика. У нашего государственного корабля не было рулевого. Мы беспомощно скатились к войне и катастрофе.

Как во время Зимней войны, так и после неё, я часто думал над тем, всё ли возможное сделал я сам для предотвращения катастрофы. Лорд Ванситарт пишет в своей книге «Уроки моей жизни»1, что в начале Второй мировой войны он сказал послу Франции в Великобритании: «По крайней мере, Вас и меня нельзя упрекнуть; если бы наши правительства послушались нас, […] война не началась бы». Посол ответил: «Нас можно упрекнуть в том, что мы потерпели неудачу».

То же можно сказать и обо мне.

Министр Ханнула как-то раз уже позже упрекнул меня: «Почему ты не стукнул по столу на заседании правительства?»

В мои задачи не входило принятие решений. Я много думал над тем, насколько было бы уместным моё более жёсткое поведение. Перед третьей поездкой в Москву в моей голове промелькнула мысль, а не отказаться ли от поездки, имея те полномочия, которые мне были определены. Как независимый человек я вполне мог это сделать. Я отказался от этой мысли, поскольку подобное поведение, принимая во внимание упрямый и самодовольный финский характер, представленный в членах правительства столь же мощно, как в финском народе, не привело бы ни к чему иному, как нанесению ущерба интересам страны. Я полагал, что ещё есть возможности и могут появиться ситуации, когда русским можно было бы сделать новые предложения, которые нашли бы бо́льшую поддержку. В этом я ошибся как в отношении Москвы, так и Хельсинки. По возвращении из последней поездки я пытался в течение нескольких недель вплоть до 30 ноября, действуя через Таннера и Эркко, которых я держал в курсе моих бесед с маршалом Маннергеймом и генералом Вальденом, заставить правительство начать обсуждение возможности продолжения переговоров. Наконец надо принять во внимание, о чём я уже говорил раньше, что безусловная уверенность в правильности внешнеполитических решений достижима крайне редко. Это выясняется много позже, в будущем.

Моя позиция – именно меня как старофинна, – была, конечно, известна в Хельсинки. Нужно было постараться избежать противоречий. Нужно было внести контрпредложения и постараться найти компромиссное решение по вопросам, вызывавшим разногласия, включая и вопрос о военной базе. На переговорах можно жёстко сказать «нет», если чувствуешь за собой достаточную силу, в данном случае вооружённую силу. Но её у нас не было. Мы играли в азартную игру, опасную для малого народа.

Во второй половине дня 30 ноября ко мне пришёл президент Каллио, с которым у нас состоялся длинный разговор о сложившейся ситуации. Из моего дневника: «Я сказал, что Эркко не способен распутать этот клубок. Он с самого начала неправильно оценивал положение дел. Делал одну ошибку за другой. В правительстве только Таннер единственный, кто может стать министром иностранных дел. Поэтому я предложил его. […] Нам надо попробовать возобновить переговоры с русскими. Но я боялся, что на этот раз договор не будет столь хорош, как тот, которого мы могли бы добиться в Москве до начала нынешних событий. […]

Президент Каллио ответил, что он не может начать добиваться формирования нового правительства, пока старое находится на своём месте. Это дело парламента. Он согласен со мной в том, что в нынешнем составе правительства только Таннер единственный возможный министр иностранных дел. […]

Я сказал Каллио, что поскольку Конституция определяет в качестве особой задачи президента руководство внешней политикой, то Каллио, по моему мнению, может начать предпринимать действия в отношении министра иностранных дел».

Каллио высказал надежду, что посредничество Северо-Американских Штатов может привести к какому-то результату. Я выразил сомнение, поможет ли это сейчас. В тот день, когда войска Советского Союза напали на территорию Финляндии, США предложили свои услуги по мирному урегулированию конфликта. Финляндия сообщила, что с благодарностью принимает это предложение. Советский Союз отверг его.

Предлагая Таннера на пост министра иностранных дел, я, в первую очередь, учитывал и то, что в возникшей войне было необходимо объединение социал-демократических трудящихся с остальными слоями населения. Лучшей гарантией этого был бы министр социал-демократ, поскольку в этом случае трудящиеся могли быть убеждены, что война не продлится ни на мгновение дольше, чем необходимо. Правда, сильной стороной