Нелепая привычка жить - Олег Рой

– Аркадий Андреевич… Добрый день, Виталий Павлович. Аркадий Андреевич, представляете, Коля Тихомиров вдруг увольняться надумал. Бухнул мне на стол заявление об уходе.

– С чего это он вдруг? – удивился Аркадий. – Ладно, зайди ко мне минут через десять, поговорим.

Раньше такие вопросы всегда решал только сам Малахов. А теперь человек, с которым они бок о бок проработали восемь лет, увольняется и даже не считает нужным поставить его в известность.

– Аркадий Андреич! – подлетела взволнованная Полинка. – Подойдите быстрее к телефону, там из префектуры звонят!.. Ой, Виталий Павлыч, здрасьте, я вас не заметила…

Вот уже даже и так. Не заметила.

Малахов шел по гудящему, как улей, офису и снова, как и позавчера, чувствовал себя здесь чужим. Но сегодня вдруг осознал, что дело не только в нем, его проблемах и душевном состоянии. Просто раньше он был уверен, что сам является центром этой мини-вселенной, двигателем сложного механизма, что без него тут все встанет и умрет… А выяснилось, что налаженная машина прекрасно работает и в его отсутствие.

«Для них я уже умер, – думал Виталий, глядя на своих занятых работой многочисленных подчиненных. – Им все равно, кто будет сидеть в кабинете шефа – я, Аркашка, Коля Тихомиров, Васильич… Да хоть Полинка, лишь бы зарплату вовремя платили! Я здесь никому не нужен. Хотя почему здесь? Я вообще никому особо не нужен. Разве что Дольке. А так… Даже телефон последние дни все время молчит».

И тут же, словно опровергая его мысли, в кармане запиликал сотовый. Номер, высветившийся на дисплее, был ему неизвестен.

– Алло?

– Виталик? – торопливо проговорил незнакомый и в то же время какой-то удивительно родной женский голос. – Не узнал меня? Это Наташа.

– Наташа? Мне сейчас не совсем удобно… – он все еще находился в общем зале, среди множества посторонних ушей. – Я тебе перезвоню через некоторое время…

– Нет, тогда я уже не смогу говорить, извини, – отвечала она с сожалением. – Да я, собственно, только на минутку. Попрощаться. Мы с Джозефом через час улетаем в Америку. Возможно, насовсем.

– Вот как? Поздравляю.

– Спасибо…

– У тебя такой тон, будто ты не рада.

– Я сама не знаю… Все так сложно… Знаешь, тут такое было! Я и не думала, что Джозик на такое способен. Он просто рвал и метал! Сказал, что если я еще хоть раз произнесу твое имя, он убьет и меня и тебя. Можешь себе представить?

– Могу, – серьезно отвечал Малахов. Конечно, Наташа ничего не знала о запланированном убийстве. Было бы странно, если бы оказалось иначе.

– В общем, я все это время даже позвонить тебе не могла, – продолжала она. – С трудом улучила минутку. Так что прощай, не поминай лихом.

– До свиданья, Наташа. Меня тут кто-то научил, что говорить «прощай» плохая примета.

– Знаешь, о чем я жалею все это время? – вдруг сказала она. – Что тогда, в сауне, села рядом с ним, а не рядом с тобой…

И, прежде чем Виталий успел что-либо ответить, в трубке раздались короткие гудки.

«Итак, Джозеф уезжает, – думал Малахов, направляясь к своему кабинету. – Что бы это значило? Наверное, он решил, что безопаснее быть вне страны, когда Сергей меня убьет… А если Сергей после того, как получил от меня деньги на операцию, сам отказался от убийства? Тогда Джозеф наверняка нанял кого-то другого… И что же теперь?»

Он нисколько не удивился, увидев ее в своем кабинете, в кресле под портретом Рокфеллера. Даже очередной новый облик не сумел его обмануть.

Сегодня она выглядела намного старше, чем когда-либо. Морщинистое лицо и руки, жидкие седые волосы собраны под гребенку, на носу большие очки, на плечах вязаная шаль. На его начальственном месте она сидела, точно в качалке, и даже, в довершение образа, что-то такое вязала на спицах.

– Привет! – устало сказал он и опустился на стул по другую сторону своего стола. Кажется, такое было с ним впервые. До этого он ни разу тут не сидел.

– Здравствуй-здравствуй! – отвечала она, не поднимая глаз от вязания. – И что это ты вдруг захотел, чтобы я побегала за тобой?

– Ну, ведь это я тебе нужен, а не ты мне, – спокойно парировал Малахов.

– Ты так думаешь? – она бросила на него быстрый взгляд и опять склонилась к спицам.

– А то нет! – он вдруг разозлился. – Не будешь же ты утверждать, что это я нуждаюсь в тебе? К твоему сведению, я отлично бы без тебя обошелся. Еще лет тридцать. Или даже сорок. Или даже…

– …или даже вовсе. Ты считаешь, что лучше всего было бы жить вечно, да?

– Да, я так считаю! Что бы ты там ни говорила о переходе в другой мир и прочем… Я не согласен с этим и не стремлюсь ни в какие другие миры. Меня вполне устраивает этот. Мне тут нравится. И я не хочу его покидать ни сейчас, ни потом…

Она отложила вязание, встала, распрямилась, насколько это позволила ей старческая сутулость.

– Вот, посмотри на меня. Примерно так выглядят те, кому столько, сколько будет тебе лет через тридцать-сорок. А дальше – больше. Трясущиеся руки, слезящиеся слепнущие глаза, из беззубого рта течет слюна, голова дергается, кожа в темных пятнах… Я не говорю уже о постоянных болях, провалах в памяти, помутнении разума… И в таком вот виде ты хотел бы существовать вечно? Знаешь, сколько тех, кто уже не в состоянии себя контролировать и обслуживать, кого измучили боли и страдания? Они призывают меня день и ночь. А я прихожу не к ним, а к тебе.

– Ну и что? Не ждешь же ты от меня благодарности за то, что не даешь мне дожить до старости?

– А разве это не лучше? Умереть молодым, сильным, здоровым? Избежав всех этих мучений, физических и моральных? Знаешь, как тяжело постоянно жить с ощущением, что другим твое существование в тягость? Что родные и дорогие тебе люди вынуждены улыбаться тебе, разговаривать бодрым тоном, тратить свое время и силы на уход за тобой, хотя в душе…

– «…вздыхать и думать про себя: «Когда же черт возьмет тебя?» – усмехнулся Виталий.

– Да, именно так. Ваш поэт был прав. Я, кстати, хорошо помню его. Мы долго встречались с ним, говорили – вот как с тобой. Откуда, ты думаешь, он взял эти слова?.. И он, кстати, оказался в конце концов в более худшем положении, чем ты. У него не было выбора – а тебе я его предложила. Кстати, а хочешь – другой выбор предложу? Ты вот вчера опять сблагородничал, денег на лечение девочке Наде дал… И вроде как даже и не думаешь о том, что ее отца наняли тебя убить. Или ты все-таки хотел таким образом откупиться от него, а заодно и от меня? А? Признайся?

– Я… Нет… – Ему почему-то было очень стыдно. Так стыдно, как бывало только в очень раннем детстве, когда бабушка Вера ругала за мокрые штаны.

– Не нет, а да. Меня-то не обманывай… Слушай, а если я тебе предложу поменяться с Наденькой? Ты уйдешь со мной – а она за это останется? Или наоборот?

Видимо, лицо Виталия отразило все происходящие в его душе сомнения, потому что она посмотрела на него и рассмеялась старческим кашляющим смехом.

– Ладно, не бойся, деточка, я пошутила… Как вы говорите в ваших играх, первое слово дороже второго. Да и меня та кандидатура куда больше интересует… Итак, когда ты дашь мне свой ответ – кто? Ты – или твой будущий убийца?

– А сколько у меня еще есть времени? – торопливо спросил Малахов.

– Все боишься, все тянешь кота за хвост… – покачала она седой головой. – Ну хорошо, так уж и быть. Я дам тебе еще отсрочку. Но это будет последний раз, слышишь?

«Какой срок я могу попросить, чтобы она согласилась? – судорожно размышлял Виталий. – Год? Нет, это много, не даст… Месяц? Неделю? Хотя бы неделю… Но как же этого мало!..»

– Я даю тебе пять дней, – строго проговорила она. – Пять суток. – Морщинистая рука развернула настольный календарь с изображением петуха. – Сегодня четверг, девятнадцатое мая. Значит, мы встретимся с тобой во вторник, двадцать четвертого. На нашем месте. Не позже четырех часов. Это будет последняя наша встреча, и поверь мне, будет лучше, если ты сам приедешь, а не заставишь гоняться за тобой, как сегодня.

С неожиданной для ее облика энергией она поднялась с места и почти мгновенно исчезла за дверью кабинета. Малахов рванулся следом за ней в приемную – и наткнулся на удивленный взгляд Полинки.

– Виталий Палыч, что с вами? У вас такое лицо…

– Ты видела, кто сейчас вышел из моего кабинета?

Аккуратно выщипанные бровки девушки поднялись чуть не до середины лба, подведенные глаза распахнулись во всю ширь.

– Никто не выходил! Я тут сижу не вставая, но никого не видела… Ой, Виталь Палыч, у вас там мобильник в кабинете разрывается, слышите?

На этот раз звонила Лана.

– Зайка, ты в последние дни стал такой неуловимый… Скоро мне, чтобы встретиться с тобой, придется записываться у Полины на прием. Я просыпаюсь – ты уже уехал, приезжаю домой – ты спишь…

У Виталия так и рвались с языка слова, что приезжать надо, как нормальные жены, ранним вечером, и готовить мужу ужин, а не шляться неизвестно где, свалив всю домашнюю работу на помощницу по хозяйству. Но он сдержался: