Голгофа XXI - Елизавета Ельская

Святослав с усмешкой сказал:

— Если твоя… гм… бессонница все же пройдет, разбуди Филиппа, чтобы сменил тебя.

— Хорошо, — уныло кивнул Фаддей, — но она вряд ли пройдет.

Симон ехидно заметил:

— Даже у неумеренного обжорства есть полезная сторона: у нас появился караульный-доброволец. Филипп, спи спокойно, тебе наверняка не придется заступать на дежурство.

В доме дежурить первым вызвался Фома, сказав, что хочет покурить. Заядлым курильщиком он не был, но от хороших сигарет не отказывался. Он устроился на крыльце, где раньше курили остальные, и кончик его сигареты обозначился в темноте красноватой точкой. Когда Мария проходила мимо, он мечтательно сказал:

— Рыженькая, тебе такая роскошная кровать досталась! Неужели ты одна займешь ее целиком? Нехорошо! Надо поделиться с товарищами. Например, со мной, когда Петр будет дежурить.

— По-моему, тебя надо остудить еще разок. Принесу-ка я водички. Симон целое ведро притащил.

— Ты что, холодно же! — торопливо промолвил Фома. — Я и так заткнусь, не надо прибегать к крайним мерам.

— Да неужели?

— Конечно. Вот, уже молчу.

Мария присела рядом с ним на скамью.

— Фома, у тебя девушка есть?

— Гм… а что?

— Ничего, просто спросила. Не хочешь — не отвечай.

— Есть.

— Давно ты с ней?

— Шесть лет.

— Я так и знала!

— Что знала? — удивился он.

— Что ты не из тех, кто бегает от одной юбки к другой, как можно подумать, если послушать, что ты говоришь. И знаешь еще что? Твоей девушке крупно повезло.

— Я ей это передам, когда увижу, — со смешком сказал Фома. — Спокойной ночи, рыженькая.

— Спокойной ночи.

Мария вошла в дом, а Фома, докурив, бросил окурок и достал из пачки другую сигарету.

Марии снился сон, повторявший видение про девушку, бегущую через лес к болоту. Опять перед глазами — ее или незнакомой беглянки — мелькали тонкие искривленные стволы, а ноги скользили в жидкой грязи. Опять она слышала крик мужчины: «Ольга! Ольга! Быстрее! Уходи, спасайся!» Опять мчалась, задыхаясь, к болотным топям. Она была одновременно и той девушкой, и собой, наблюдавшей со стороны. И еще ей теперь было известно, что бежавшая пара пыталась навсегда уйти отсюда, спастись от царившей здесь жути. Известно, кто их преследовал. Известно, чем закончилось неудавшееся бегство: девушка утонула в болоте, а мужчина попал в руки преследователей и его убили. Мария знала, кто и зачем убил его, и это было очень важно, отчаянно важно для нее самой и для всех них. Она обязательно должна была сказать Святославу! Ей необходимо было проснуться! Раздвоенность между своим «я» и девушкой-беглянкой сменилась раздвоенностью другого рода: между сном и действительностью. Она существовала внутри сна и одновременно понимала, что это всего лишь сон и ей надо вырваться из него, вернуться к действительности. Однако что бы она ни делала в своем сне, он не прерывался. Такое иногда случалось с ней и прежде, правда довольно редко, но тогда ей после некоторых усилий все же удавалось проснуться, наверное потому, что в сознании включался сигнал тревоги, возвращавший ее в реальность. Почему же сейчас он не срабатывал? Даже находясь в этом странном раздвоенном состоянии, она понимала, что происходит что-то скверное, но была бессильна сбросить сковывавшие путы сновидения, которое, однако, становилось все менее отчетливым. Она будто проваливалась куда-то, где все образы и цвета смешивались в бесформенный ком, затягивавший в себя ее гаснущее сознание.

Фома сидел на верхней ступеньке ведущей на крыльцо лесенки и, опираясь спиной о деревянный столбик, курил очередную сигарету. Все окна в домах были темные: должно быть, деревенские ложились спать рано. Хотя нет, спали еще не все: по улице кто-то шел. Фигурка, слишком маленькая даже для женщины, — очевидно, ребенок. Он двигался медленно, то и дело останавливаясь и зачем-то нагибаясь. До слуха Фомы донесся тоненький голос:

— Шарик, Шарик!

Фигурка скрылась за высоким кустарником, потом появилась снова. Мальчик (может быть, тот, который днем вместе с девочкой стоял около машины, а может, другой, в темноте Фома не мог разглядеть его как следует) подошел к крыльцу и сказал:

— Наш кот забрался на дерево, и мне до него не дотянуться. Сними его оттуда, пожалуйста. Ты высокий, ты достанешь.

— А твой Шарик не будет царапаться?

— Нет, он не царапается.

Фома бросил недокуренную сигарету.

— Тогда идем достанем его. Где он?

Мальчик махнул рукой в сторону кустарника, над которым возвышалось два дерева.

— Вон там.

Поправив висевший на плече автомат, Фома зашагал следом за своим провожатым. Вступив в кусты, он сразу потерял его из виду и лишь слышал раздававшийся впереди шум.

— Эй, постой, не так быстро, — сказал Фома. — Тут слишком темно для беготни.

Добравшись до дерева, он запрокинул голову, всматриваясь в переплетение ветвей.

— Где же твой кот? Я его не вижу.

Мальчика рядом тоже не было, и Фома решил, что вышел не к тому дереву. Он повернулся к другому, но не успел сделать ни шагу: его затылок пронзила острая боль, небо опрокинулось и закружилось стремительным хороводом звезд, а потом все поглотила тьма. Сразу после этого входная дверь дома с опустевшим крыльцом приоткрылась, и чья-то просунувшаяся рука поставила на пол едва-едва светившуюся крошечным огоньком масляную лампу, от которой исходил странный приторный запах.

Мария медленно выплывала из глубокого омута. Черное сменилось серым, затем белесым.

«Я должна проснуться», — приказала она себе.

Сигнал тревоги в ее мозгу ревел оглушительной сиреной. На этот раз сработало! Она открыла глаза: темнота. Она лежала лицом вверх на чем-то сыром и холодном. Пошевелившись, почувствовала, что руки и ноги почему-то не двигаются. Дернулась сильнее и поняла, что связана. Голова была тяжелой и будто набита ватой.

«Меня чем-то одурманили. Меня или всех нас?..»

Перекатившись на бок, она сразу ткнулась головой в чье-то тело и шепотом спросила:

— Кто здесь?

Ответа не было. Она перевернулась на другой бок и проползла немного, отталкиваясь от земли связанными ногами. Снова уперлась в кого-то. И снова ответом ей было молчание.

«Вдруг все они мертвы?» — холодея от ужаса, подумала она и стала неистово колотить головой в бок неподвижного тела.

Раздавшийся тихий стон показался ей райской музыкой.

— Очнись, — настойчиво повторяла она, приблизив губы к уху лежащего. — Ну же! Приди в себя!

Стон повторился, затем человек зашевелился.

— Не дергайся зря, ты связан, — предупредила Мария. — Тут ничего не видно. Симон, это ты?

Вокруг было совсем темно, и она не знала, с кем говорит, но щекой ощущала бороду, а короткие бородки носили трое: Святослав, Симон и Фаддей. Святослава она узнала бы даже в темноте, но это был не он, значит, Фаддей или Симон.

— Я, — хриплым шепотом отозвался Симон. — Что произошло? Где мы?

— Не знаю. Я заснула, а проснулась уже здесь. Как мы сюда попали?

— Понятия не имею, — мрачно сказал Симон и забористо выругался. — Я помню только, что лег спать.

— Похоже, нас чем-то одурманили. Надо растолкать остальных. Ползи налево, а я направо.

Вдвоем они принялись за дело. Святослав и Кирилл, спавшие, как и Мария, во второй комнате, дальше от наружной двери, очнулись быстро, с Иоанном пришлось повозиться подольше, а Филипп, лежавший ближе всех к входной двери, вообще никак не реагировал на их усилия, и они уж было решили, что он мертв, однако в конце концов он тоже пришел в себя. Их было здесь шестеро — все, кроме Фомы и Фаддея. И все крепко связаны.

— Кому-то надо развязаться, — сказал Святослав. Сказать это было куда легче, чем сделать. — У кого-нибудь есть нож?

Никакого оружия, в том числе и ножа, ни у одного из них при себе не оказалось. Симон снова выругался и со злостью добавил:

— Дерьмовый караульщик из Фомы получился! Заснул он, что ли? Из-за него нас сюда засунули.

— Заснуть он не мог, — возразил Святослав, — его как-то провели.

Они переговаривались шепотом, чтобы не привлекать внимания охранников, если таковые имелись где-то снаружи. Судя по земляному полу, пока они были в бесчувственном состоянии, их перетащили в сарай. Симон, катаясь по полу в безнадежных попытках освободиться, прошипел сквозь зубы:

— Мы что, опять к бандитам попали? Или эти деревенские позарились на наше имущество?

Ответа на свой вопрос он не ждал, но неожиданно получил его от Марии.

— Староста — все началось с него! Он заявился сюда с подручными и подчинил себе всю деревню. Для устрашения завел храм сатаны. Тех, кому это не нравилось, убивали. Приносили в жертву. Пара, что жила в нашем доме, хотела уйти отсюда. Им не позволили, девушку загнали в болото, а мужчину убили. Староста перерезал ему горло. Чужих они тоже убивают. Я хотела рассказать, но не могла проснуться.