Театр невидимых детей - Марцин Щигельский

никто сюда не поедет! Публика не доберется, увязнет в сугробах, тут сани нужны, но у кого теперь есть сани? Придется играть перед пустым залом! Что за несчастье он накаркал!

– Кто?

– Да Виктор же! Как только я назначила премьеру на тринадцатое декабря, он сразу стал говорить, что это число несчастливое!

– Не преувеличивай, – пытаюсь я ее успокоить. – Может, еще расчистят дорогу…

– Да кто ее станет чистить в воскресенье? – Сильвия воздевает руки в драматическом жесте. – Я так и знала, что эта чертова провинция меня погубит! Ведь знала же, прочь иллюзии. И вот он пришел – день моей гибели!

Я вздыхаю, качаю головой, а потом беру одежду и иду в ванную – не снимать же при ней пижаму. Потом мы спускаемся вниз, по пути Сильвия будит всех, кто еще не проснулся.

В холле грязно, кто-то нанес снегу, теперь он тает. Дверь в кабинет тети Люцины открыта, внутри – как после побоища. Бумаги рассыпаны по полу, ящики длинного шкафа у окна выдвинуты.

– Тетя?! – кричу я, потом бегу к ней в спальню и стучу в дверь.

Тишина. Каролина нажимает на ручку и заглядывает внутрь. Комната пуста, кровать не застелена, а платяной шкаф распахнут настежь.

– Воры! – убежденно заявляет Теось. – Нас обокрали!

– Да что тут красть-то? – пожимает плечами Сильвия, а потом с перепуганным лицом несется в общую комнату. Сцена и стулья стоят на своем месте.

– Может, она заболела? – отзывается Виктор. – И ее увезли в больницу?

– A может, ей позвонили по важному делу или телеграмму прислали? – гадает Марцелий.

– Что делать? – со слезами на глазах спрашивает Цветная Капуста.

– Сначала позавтракаем. Потом посмотрим утреннюю передачу и подумаем, как быть дальше. Впрочем, тетя Люцина наверняка скоро вернется. А если не вернется, мы позвоним тете Ирмине. Она все равно придет на спектакль после обеда, – спокойно говорит Каролина. – Не устраивайте истерику. Идите в кухню. Мы с Марцелием спустимся в подвал, чтобы проверить печку и подбросить угля. Батареи теплые, но в доме уже становится холодно.

Мы кипятим воду для чая, режем хлеб, намазываем его маслом и ждем, пока придет Каролина и сделает яичницу, потому что плита в «Дубовом лесу» газовая, и на ней могут готовить только старшие воспитанники. Сильвия не помогает, она сидит за столом, спрятав лицо в ладонях.

– Почему все в моей жизни вечно идет наперекосяк? – время от времени восклицает она. – Почему ничто не складывается так, как я хочу?

– Возьми себя в руки! – выходит из себя Марцелий. – Немного снега – это еще не конец света! Если тебе непременно нужно беспокоиться, то лучше побеспокойся о тете Люцине, а не о своем дурацком спектакле!

Мы все замираем, даже Сильвия рассматривает Марцелия сквозь пальцы. Будет у него приступ или нет?

– Чего вы все на меня уставились?! – Марцелий хмурит брови и багровеет. – Ну, чего…

– Держи! – Сильвия вскакивает со стула и поспешно подает ему вилку. – Отнеси в комнату с телевизором. Сегодня мы будем есть там.

– Но ведь нельзя… – бормочет Меандр.

– А почему, собственно, нельзя? – пожимает плечами Каролина, переворачивая яичницу. – Тетя бы не ушла – мы бы ели в столовой. А так – будем есть где хотим. «Телеутро» через пять минут, поспешите.

Все накладывают себе на тарелки яичницу, хватают по куску хлеба и отправляются в комнату, где стоят пианино и телевизор. Нам весело, потому что всё не как обычно: мы будем есть, сидя по-турецки на полу, и смотреть телевизор! Ну, мне, конечно, случалось что-нибудь грызть, пока идет фильм, но только конфеты или соленую соломку – не яичницу же! Даже с лица Сильвии исчезает страдальческое выражение, и она со слабой улыбкой расхаживает по общей комнате, удовлетворенно обозревая сцену.

Мы усаживаемся на ковер, а Марцелий с серьезным видом включает телевизор. Этот телевизор – предмет большой гордости тети Люцины, потому что он цветной. Называется «Рубин» – советский, огроменный, дорогущий, новенький, с блестящим деревянным корпусом. Даже в «Молодом лесу» не было такого классного телевизора!

Яичница получилась у Каролины вполне сносная, хоть, на мой вкус, она ее немного пересушила. Телевизор гудит, экран светлеет, однако вместо петуха, который должен пробежать, взлететь на забор и прокукарекать девять раз – с этого всегда начинается «Телеутро», – на экране появляется какой-то военный. У него большие очки, над ушами – клочки черных волос, тонкая шея, и мне кажется, что я уже когда-то видел его по телевизору. Он совсем не напоминает петуха, разве что цыпленка, разумеется живого, а не на тарелке, но это явно не новая заставка «Телеутра». Такое ощущение, что мужчина испуган, он забавно двигает красными губами. Медленно читает по листочку:

– …наше поколение сражалось на всех фронтах войны, которой отдало лучшие годы своей жизни. Объявляю, что сегодня был создан Военный совет национального спасения. Государственный совет в соответствии с требованиями конституции в полночь ввел на территории всей страны военное положение. Хочу, чтобы все поняли…

– Что это? – спрашивает Цветная Капуста. – А как же «Телеутро»?

– Тихо, – шикает на нее Меандр, вглядываясь в экран.

– Но я хочу про Руку-невидимку, – капризничает Рысек.

– Я тебе устрою Руку-невидимку, если будешь шуметь, – злится Марцелий.

– О чем говорит этот военный? – у Каролины испуганный вид.

– Это не обычный военный, это генерал, – объясняет Марцелий. – Он из правительства, его зовут Ярузельский.

– Но что он хотел сказать? – допытывается Изка.

– Да болтает просто, – пожимает плечами Крыська.

– Вот именно, вечно они болтают, – поддакивает Марыська.

– Какие же вы дураки! – Марцелий вскакивает, опрокидывая тарелку, яичница падает на ковер. – Они начали войну! Это война!

– Война уже была, – возражает Теось. – Причем давно.

– Вот именно, – кивает Виктор. – Даже две. Переключи на второй канал.

Но по второму каналу вообще ничего не показывают, только контрольную таблицу, так что мы возвращаемся на первый. Мужчина в форме продолжает выступать, мы плохо понимаем, что он имеет в виду. Говорит, что Польша рушится, жалуется на «Солидарность», забастовки и экономику.

– Так «Телеутра» вообще не будет?! Совсем? – допытывается Рысек.

– Не будет. Война, – гробовым голосом объявляет Каролина, a Сильвия в отчаянии восклицает:

– Это уже даже не рок! Это проклятие, не побоюсь этого слова! Почему войну нужно начинать непременно в день моей премьеры?!

– Но с кем война? – спрашивает Изка.

– С немцами! – решительно заявляет Виктор. – Война всегда бывает с немцами.

– Хенде хох!!! Раус!!! Польнише швайне!!! – восклицает Рысек и делает вид, что палит из автомата, а мы вскакиваем и бежим к окну, чтобы увидеть, сбросили ли уже атомные бомбы.

– Ложись! – кричит Марыська. – А то в нас попадут, если будут стрелять!

– Вот именно! – поддакивает Крыська. – Нельзя выглядывать в окно! А то нас подстрелят!

Мы дружно опускаемся на четвереньки и проползаем под подоконником.

– Но ведь на окнах занавески, – говорит Луция. – Сквозь занавески с улицы ничего не видно. Я проверяла…

– Боже! – Каролина хватается за голову. – Они тут уже были! Схватили тетю Люцину!

– Кто? – спрашивает дрожащим голосом Цветная Капуста.

– Фрицы! – кричит Рысек. – Шнелле!!! Шнелле!!!

– Наверное, ее расстреляли, – кивает Меандр. – Мне под утро слышались автоматные очереди, но я думал, что это сон.

– Где ее расстреляли?! Во дворе? Я хочу посмотреть! – Теось на четвереньках устремляется в холл.

Мы перебираемся в столовую, потому что оттуда виден подъезд к дому.

Цветная Капуста начинает рыдать.

– Тихо ты! – шикает на нее Луция. – А то нас всех схватят!

Цветная Капуста