Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьяконов сзади подергал его за воротник.
– Сергей Александрович, – спросил он нерешительно. – А про товарища Сталина и товарищей по партии – это… на самом деле?
– У меня с товарищами из ЦК прямая линия, – гордо ответствовал Сергей и пошел к Марине.
Марина ждала его на том же месте.
– Ты это специально? – спросила она, взяв его за рукав.
– Умница! – восхитился Сергей. – Когда ты догадалась?
– Когда ты сказал, что революция – это грабеж, – страшным шепотом сказала Марина.
– Ты сделай вид, что идешь к пединституту, а я тебя там в переулке встречу. Познакомлю с сестрой и покатаю на машине.
Марина задумчиво покивала головой, потом безнадежно сказала:
– Теперь тебя посадят!
– Ты беги, беги, – торопливо сказал Сергей. – В машине поговорим.
Марина понуро побрела с площади. Сергей, заметив, как Селиванов рванул бежать в сторону НКВД, – наверное, выписывать ордер на обыск и арест, – стал потихоньку пробираться к машине, размышляя о том, как будет переживать Марина после его исчезновения.
В машине Марина бурно возмущалась
– В каком мире ты живешь? – восклицала она. – Ты что, не понимаешь…
– Тш-ш-ш, – шипел Сергей, прижимая ее к себе. – Послушай, – плел он, придумывая на ходу. – Меня, если и арестуют, то на два-три дня. Меня Москва прикроет, – многозначительно добавил он. – Я здесь по заданию.
– Правда? – недоверчиво спросила Марина, но успокоилась. – А теперь ты выполнил задание? Ты теперь уедешь?
Сергей молчал, соображая, как он будет без нее, когда выполнит задание Барсова.
– Не уеду, – твердо пообещал он. – Надолго не уеду. Весной я обязательно за тобой вернусь.
Марина горестно вздохнула, потом поразмыслила.
– А весна совсем скоро, – осенило ее.
– И какая интересная у нас будет весна! – многозначительно пообещал Сергей, имея в виду ветер перемен, который должен будет наступить после смерти Сталина.
– Я надеюсь, – промурлыкала Марина, имея в виду их с Сергеем возможную свадьбу.
Обратно возвращались с предосторожностями. Марину высадили в безлюдном месте и отправились домой.
Подходя к воротам, Сергей набрал номер Андрея.
– Ну и?.. – вопросил он недовольно. – Почему не информируешь? Ждут нас там уже?
– Как раз тебя набирал, – ответил Андрей, что-то жуя. – Пока не ждут. У них там в кабинете Селиванова дискуссия – то ли ты по поручению Сталина вещал, то ли врал.
– Да? – заинтересовался Сергей. – И к чему склоняются?
– Селиванов настаивает, что врал. Горлом берет. Остальные тебя очень арестовывать опасаются. А Селиванов тебя ненавидит – прямо жуть! Барсов в восторге. Психологи их базар слушают и слова непонятные говорят. Про Сталина ты здорово придумал. Можешь к нам пока заскочить.
Сидя с Андреем и Катюшей в «Макдональдсе», – психологи посоветовали Барсову, что им следует расслабиться, чтобы не принимать последующий арест слишком близко к сердцу, – Сергей испытывал странные чувства. Глядя на веселые мордашки детей, вожделенно разворачивающих хэппи милзы с игрушками, на улыбающегося гипсового Макдональда, по которому ползала малышня, на стаканы фанты со льдом, он пытался осознать вторую реальность – с Селивановым, застенками НКВД, страхом смерти, поселившимся рядом с уютными абажурчиками и молочными поросятами.
Когда он доедал картошку «по-деревенски», макая ее в кислый соус, в «Макдональдс» ворвался запыхавшийся Митя.
– Анатолий Васильевич передал – пора возвращаться. Вас решили брать, – возбужденно верещал он, глядя блестящими глазами на Сергея. Потом он разом озаботился:
– Вы как хотите, а имущество оттуда надо вывозить. А то конфискуют, и ищи потом…
Сергей вдруг разозлился.
– Барахольщики чертовы! – заорал он. – Меня там, может, расстреляют на месте, а этот только об оборудовании думает.
Митя покраснел и растерянно захлопал ресницами.
– Так ведь… Анатолий Васильевич сказал, что безопасно…
– Ладно, – вздохнул Сергей. – Проехали. Пошли.
– А что, – забеспокоился Митя, забегая вперед, – вы думаете, они прямо в квартире будут стрелять?
– Иди уже!
– Ну Сергей Александрович! Ведь Анатолий Васильевич сказал…
– Изыди! – громовым басом прорычал Сергей, и Митя испуганно умолк.
Барсов был радостно возбужден. Видеокамеры с телефонами были везде добросовестно натыканы Сергеем, поэтому собравшаяся у мониторов группа психологов сосредоточенно созерцала разные картинки и оживленно обменивалась впечатлениями.
– Обратите внимание, как радостно возбужден Селиванов, – с легким польским акцентом говорил симпатичный брюнет. – Его возбуждение носит явный сексуальный характер. Сублимация сексуальных потребностей в садизм по отношению к заключенным, независимо от их пола…
Сергей поежился.
– Здравствуйте, – громко сказал он, стараясь заглушить неприятные для него разговоры. – Насчет возможных проявлений садизма считаю необходимым заявить: я – не мазохист, – решительно сказал он. – Даже ради великой науки.
– Конечно-конечно, – поспешно сказал Барсов. – Мы не допустим…
Сергей внимательно посмотрел ему в глаза, увидел в них бешеный азарт и печально вздохнул:
– Не забудьте, Анатолий Васильевич. Я на вас надеюсь.
Он скорбно следил вместе со всеми, как черный ворон, набитый энкавэдэшниками во главе с подполковником Селивановым, воинственно раздувающим ноздри, приближался к дому.
– Пора, ребята, – торопливо сказал Барсов.
– Может, мы подождем, когда они внедрятся в квартиру? И потом как-нибудь, потихонечку… – заныл Сергей, но осекся, встретившись с яростным взглядом Андрея.
– Идем, уже идем, – поспешно сказал он, и они с Катюшей, одновременно нажав на диски, оказались в своем временном пристанище в пятьдесят третьем.
Катюша была горда этим заданием и предвкушала его с азартом, которого раньше не подозревала в себе. Впрочем, ее задача была несравнима с задачей Сергея: ей не предстояло, как ему, отправиться в тюрьму НКВД: она должна была исчезнуть прямо из квартиры, поэтому особых поводов для волнения у нее не было. Задача Сергея была сложнее – выдержать пребывание в камере и пару допросов. Конечно, по сравнению с обреченными людьми, не имеющими возможности уйти в любой момент в другое время, он был просто счастливчик, но счастливчик, изнеженный демократией и рассуждениями о правах человека, хоть и лицемерными. Во всяком случае, у него была стойкая иллюзия, что его личность должна быть неприкосновенна. Поэтому любые сомнения по этому поводу наполняли его демократическую душу справедливым негодованием и, если признаться честно самому себе, страхом. Поэтому в последние секунды перед приходом органов он представлял себе Яблонского в тюремных коридорах. Наблюдая за ним из лаборатории, Сергей восхищался его уверенностью и некоторой бравадой. Он прислушивался к себе, надеясь обнаружить в душе прилив оптимизма, не обнаружил его и помрачнел.
Длинный требовательный звонок в дверь раздался, когда он развалился на диване, взяв в руки Дугласа Адамса. Катюша сидела у видеомагнитофона и смотрела совершенно идеологически невыдержанный фильм «Особенности национальной охоты».
Дверь открыл Сергей.
– А, это вы, – небрежно бросил он, увидев одетого в шинель Селиванова, который бил копытом от возбуждения. Сзади него с мрачными физиономиями стояло еще двое личностей в военной форме. – Что-то вы не торопились, – зевнул он и побрел обратно к дивану.
– Гражданин Бахметьев?! – торжественно вопросил Селиванов.
– Запомнил наконец, – удовлетворенно сказал Сергей, ложась на диван и закидывая руки за голову.
Селиванов, не ощутив привычного страха, в который раз растерялся перед этим московским выскочкой. Теряя под собой опору, он грозно заорал:
– Встать!
«Ну вы, блин, даете», – поразился с экрана актер Булдаков.
– Орать начнете у себя в кабинете, – наставительно заметил Сергей. – А у себя дома командую я, понятно?
Катюша прибавила звук:
– Нельзя ли потише, – недовольно сказал она. – Не слышно ничего.
Из-за спины побагровевшего Селиванова выдвинулся суровый молодой лейтенант и, пока товарищ полковник искал подходящие слова, внушительно произнес.
– Мы вас арестовывать пришли!
– Да-да, конечно, – вежливо согласилась Катюша, потягиваясь и обнаруживая невероятно сексуальный пупок на аппетитном животике.
– Не есть добже, – заволновался поляк в лаборатории, глядя на монитор. – Они же есть бандиты. Могут девушку снасильничать!
Однако все помыслы Селиванова были направлены на Бахметьева. Он не мог простить незаслуженно понесенную политучебу и жаждал крови.
– На диванчике полеживаешь, да? – брызгая слюной, заговорил он. – Лежи-лежи! Недолго тебе осталось!
– Ты давай не отвлекайся, – спокойно заметил Сергей, открывая книжку. – Твое дело понятых звать.