Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович

В ту же ночь я через Киев выехал на фронт и на второй день прибыл на станцию Рожище, расположенную примерно в десяти километрах от Луцка, где в единственных уцелевших домах, принадлежавших местным евреям, разместился штаб гвардейского отряда. Само местечко, лежащее километрах в двух от станции, целиком лежало в развалинах. Здесь в июле проходило наступление 8-й армии генерала Каледина, в результате которого был захвачен город вместе с окрестностями и с множеством военных трофеев. К счастью, сам Луцк совершенно не пострадал, и большое здание католической семинарии, построенное в XVI столетии, служившее резиденцией католических епископов, осталось нетронутым. На станции меня встретил начальник штаба гвардейского отряда граф Игнатьев – брат министра народного просвещения и сын нашего посланника в Константинополе до Русско-турецкой войны. От него я узнал, что генерал Безобразов[104], который прежде командовал гвардейцами, узнав о реорганизации своего отряда и формировании новой Особой армии, которая не будет отдана под его команду, выехал из Рожища и отправился в Ставку.

Он оставил вместо себя следующего по старшинству начальника, командира 1-го гвардейского корпуса великого князя Павла Александровича. Как я уже говорил, со мной приехал генерал-майор Алексеев, который должен был занять пост начальника штаба новой армии. Я всегда считал, что для успешного исполнения обязанностей начальника штаба армии человеку прежде всего необходимо иметь всесторонний опыт штабной работы и быть коротко знакомым с командующим, под началом которого ему предстоит работать. Я без обиняков сказал графу Игнатьеву, что он, несмотря на свои личные и воинские достоинства, не сможет занять этот пост: после окончания Академии Генерального штаба он служил на строевых должностях и только во время войны получил назначение на штабную работу. Нет сомнения, что всему можно научиться, но следует избегать положения, когда за обучение придется, быть может, платить человеческими жизнями.

Мы сразу же приступили к исполнению своих обязанностей; генерал-майор Алексеев и я сам буквально окунулись в работу. Распорядившись относительно переформирования штаба и организации его работы, я выехал для инспекции войск и личного ознакомления с районом предстоящего наступления, в котором гвардейским корпусам предстояло играть важную роль. К несчастью, здесь, как и во многих других случаях, обнаружились значительные изъяны в организации, порожденные неприятием новых идей в отношении обороны позиций и нападения. Осмотр выбранного для наступления участка фронта показал, что он предоставляет неприятелю слишком много преимуществ при ведении обороны. Это объяснялось тем фактом, что после нашего предыдущего быстрого наступления австрогерманцы оставались на выбранных ими самими позициях – не только хорошо укрепленных, но и превосходно приспособленных к местности. Кроме того, было очевидно, что в любом случае наше наступление возможно здесь только на сравнительно небольшую глубину – скажем, десять километров, за пределами которых почва становится настолько топкой, что о проведении серьезных операций не может быть и речи. Там мы выходили бы на границу так называемых Ковельских болот. Серьезно поразмыслив, я пришел к выводу, что предполагаемое здесь наступление не сулит никаких шансов на успех, а значит, нам волей-неволей, а придется отказаться от этого плана.

В это время штаб 8-й армии генерала Каледина находился в Луцке. В первый же свободный день я навестил Каледина, чтобы выяснить, каковы его намерения и каким образом мы организуем наше боевое взаимодействие. В беседе Каледин признался, что он, так же как и я, должен вести подготовку к предстоящим операциям, в то время как его ресурсы, как в живой силе, так и в артиллерии, совершенно недостаточны для запланированного крупного наступления. Каледин рассказал, что после его быстрого наступления в июне и июле неприятель значительно укрепил свои передовые позиции, имеет силы, не уступающие его собственным войскам, и даже превосходит их по части артиллерии.

После обмена мнениями мы расстались, договорившись о возможно более частых личных встречах, которые к обоюдной выгоде сильно облегчают согласование наших действий. Через короткое время Верховное командование подтвердило мои выводы о бессмысленности предполагаемого наступления на избранном участке фронта и предложило отыскать для его проведения более подходящее место на другом участке фронта. Однако вскоре после этого от главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова была получена директива, из которой следовало, что он решил атаковать противника силами 8-й армии с целью добиться лучших результатов. Для этого два гвардейских пехотных корпуса следовало перебросить к востоку от Луцка, передав под командование генерала Каледина. Эти корпуса завершили передислокацию из одной армии в другую в начале сентября. Одновременно два фланговых корпуса из армии Каледина были переданы в Особую армию. Мне было указано, что в случае успеха 8-й армии я должен поддержать ее наступление активными действиями на своем левом фланге, который находился вблизи от фронта предполагаемого наступления. Однако, поскольку атака 8-й армии в середине сентября не принесла ожидаемых результатов, я не принял участия в развитии этой операции.

Тем временем на крайнем левом фланге всего русского фронта получили развитие новые и весьма важные события. В августе 1916 года к армиям, ведущим борьбу с Центральными державами, после долгих сомнений относительно своих будущих действий примкнула Румыния. В свое время история объяснит, почему, после длительного периода неуверенности, Румыния вступила в войну в момент самый неблагоприятный как для нее самой, так и для союзников. Насколько мне известно, русское правительство пыталось убедить Румынию выступить в июне, в то время когда Брусилов полным ходом наступал через Карпаты и можно было надеяться, что через месяц-другой русская армия получит достаточно материальных и людских резервов для продолжения энергичного наступления. Однако румыны упустили этот шанс; их войска вступили в бой только в последних числах августа, в то время когда наступление генерала Брусилова постепенно выдыхалось. Помимо недостаточности резервов и нехватки боеприпасов, с очевидностью начала проявляться усталость армии, которая в течение трех месяцев находилась в страшном напряжении от бесконечных боев. В то же время генерал Алексеев доказывал румынскому правительству, что большая протяженность их границы не допускает возможности защитить всю ее от вражеского вторжения собственными румынскими войсками, как не позволяет и предпринять наступление по всему фронту. Для этого было бы необходимо перебросить в Трансильванию, которая тогда была едва прикрыта австрийцами, русские войска и отозвать румынские части, занимавшие крайнюю восточную часть провинции Валахия близ сербской границы, для создания оборонительной линии на меридиане несколько восточнее Бухареста. Обе эти меры были направлены на сокращение румынской передовой линии и на высвобождение части румынских войск для наступательных действий на каком-либо предпочтительном направлении. Румыния тем не менее не воспользовалась преимуществами ни одного из предложенных вариантов, но начала с наступления по всему фронту, на всем протяжении своей границы. Трудно сказать, насколько оправданным было это решение, однако имеются подтверждения того, что румынское правительство не пожелало согласиться с русским планом оккупации Трансильвании, поскольку опасалось превращения временной оккупации в постоянную. Вообще говоря, в тот момент союзники занимались дележом шкуры неубитого медведя. Между Россией и Румынией уже состоялось соглашение, в соответствии с которым часть Буковины с городом Черновиц[105], который в тот момент был в действительности занят нашей армией, отойдет под власть Румынии.

Вдобавок одновременно было решено, что после подписания мира австрийские провинции с румынским населением войдут в состав Румынии!