Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

— Эта черта столь редко встречается в людях, — продолжал чародей, — что при обучении колдовству ей почти не уделяют внимание. И правда, нет смысла требовать у ученика качеств, которых нет почти ни у кого. Однако такой подход приводит к…

Черепа начали лопаться. Мозг кентавров, засушенный в них, вываливался наружу, рассыпаясь крохотными кусочками.

— Аппетитно выглядит, не так ли? — коротко усмехнулся Гроциус. — В такие мгновения я чувствую себя поваром… Так вот, я говорил о том, что человек, обладающий большой жизненной энергией, — как ты, Конан, — обычно не знает, что эта способность может позволить стать ему великим магом. Пожалуй, если бы я уже не рассказал о том, как погибли мои прежние ученики, я бы предложил тебе стать одним из них… Но теперь, полагаю, ты вряд ли на это согласишься.

Киммериец не стал возражать.

— Когда наш любезный Трибун, чья мудрость равна разве что его красоте… Еще два пера… Так. Когда он сказал, что ты поможешь мне решить эту маленькую задачку, которую задали нам курсанты с их магическим барьером, я сперва думал, будто он всего лишь навязал мне докучную обязанность, развлекать высокого гостя.

Шесть горелок вспыхнули по углам стола. Каждая из них пылала своим цветом — алым, оранжевым, густо-синим, светло-сапфировым и черным. Огонь последней был совершенно прозрачен, и Гроциус поспешил предупредить:

— Осторожно. Многие мои ученики заканчивали свой курс здесь, лишившись пальцев или всей руки. После этого приходилось отдавать их на Арену — нет смысла возиться с теми, кто не в силах почесать у себя за ухом. Мне хватает хлопот с самим собой, а зрители всегда рады посмотреть, как мантикоры пожирают людей, не способных даже защититься.

Вещества в чаше полностью расплавились. Гроциус поднял сосуд, и начал осторожно выливать булькающую в нем жидкость на каждую из горелок. Могло показаться, что сейчас она зальет огонь и потушит его, но заговоренная влага растекалась лужицей в воздухе, в нескольких локтях над играющими языками пламени.

— Я говорил о тебе, Конан… Теперь я вижу, что ты можешь быть мне очень полезным. Твоя жизненная мощь усилит действие заклинаний, и вещество, из которого курсаитские колдуны создали свой барьер, раскроет нам свои тайны… Конечно, не исключено, что при этом ты ослепнешь, превратишься в муху или же просто умрешь. Пообещай, что в таком случае станешь являться призраком по ночам не мне, а Ортегиану, именно он предложил мне твою помощь. Дорогая Корделия, отступи, пожалуйста, вон в тот угол комнаты… Вот так. А теперь, Копан, посмотрим, сможет ли твоя энергия и мое колдовство раскрыть эту маленькую тайну…

Последняя капля алхимического снадобья упала на трепещущее пламя. Несколько мгновений ничего не происходило, и киммериец чувствовал, в каком напряжении находится Гроциус, нетерпеливо следящий за игрой магического огня.

Корделия встала рядом с Конаном, — несмотря на призыв колдуна отойти подальше, — похожая на каплю живого огня, она была готова в любой момент броситься в бой. Заговоренный меч девушки остался в ножнах — воительница понимала, что в этом испытании он вряд ли сможет принести пользу.

Вместо клинка, аквилонка вынула из сумки белый, отшлифованный ветром череп стигийского жреца. В его затылке зияли три маленьких круглых отверстия — там, куда попали ее стальные шарики, выпущенные из пращи. Два девушка смогла потом вынуть, а третий так и остался внутри, глубоко войдя в кость.

Алые молнии пробегали по мертвому лицу черепа, и временами казалось, будто он жив.

Гроциус бросил на амулет недовольный взгляд — без сомнения, увидев в нем явное сходство с самим собой. Однако почти сразу же магическое пламя вспыхнуло с новой силой, заставив колдуна забыть обо всем другом.

Шипящие стрелы огня вырвались из каждой кадильницы. Они растекались высоко над столом, воздуху, словно под ними пласталась не видимая глазу плита.

— Tridaros! — воскликнул чародей. — Kouros Ulma!

Шесть огненных лучей сошлись в середине, и столб рокочущего огня вознесся к расписным сводам залы. Кадильницы погасли, пламя исчезло — и только белая, пульсирующая звезда вспыхивала и гасла над головами людей.

— Empitricuml — прошептал колдун.

Выбрал ли он не то заклинание?

Или, может быть, прочитал его недостаточно четко?

Яркий всполох, мерцавший под сводами залы, вдруг забурлил, наполняясь изнутри алыми пенящимися волнами. Казалось, невидимое копье пронзило его, заставляя истекать кровью.

Два или три мгновения белая звезда продолжала пульсировать, с каждым толчком наполняясь багряной влагой, и наконец лопнула, озаряя залу сверкающими брызгами цвета заката.

— Pantikeal — сдавленно выкрикнул чародей, но было ясно, что ритуал вышел из-под его контроля.

Силы, разбуженные Гроциусом, теперь подчинялись не ему — а неведомому магу, создавшему волшебный барьер. Алые капли стекали по граням мироздания, образуя прозрачную полусферу, в которой оказались заключены люди. На высоте человеческого пояса, брызги останавливались и растекались кругом, чертя вокруг пленников широкое вспыхивающее кольцо.

Черные молнии родились на сводах кровавого купола.

Они тянулись к людям, ломались и шинели, разбрасывая золотые искры, вонзались в тела и проходили насквозь.

Гроциус с глухим вскриком покатился на пол, став в этот момент похожим на высушенную голову, какие делают шаманы в Черных Королевствах.

Корделия высоко подняла череп жреца, и обсидиановые стрелы погрузились в него, минуя девушку. Пустые глазницы загорелись алым огнем, рот мертвого лица приоткрылся, и толстые трещины пробежали по белым костям.

Конан крепко сжал меч. Киммериец помнил слова колдуна:

— Человек, обладающий большой витальной энергией, может стать великим чародеем…

Северянин представил, как вся его жизненная сила перетекает в холодное лезвие меча. Тяжелый клинок вспыхнул, переливаясь изумрудными искрами. Конан скорее почувствовал, чем увидел, как трескается над его головой кровавый купол. Черные молнии поблекли, свернулись, и с холодным шипением растаяли в тяжелом воздухе залы.

Осколки разбитых колб покачивались на обуглившемся столе.

Глава 17

Немедий

Советник Немедий раскрыл глаза и то самое мгновение, как зеленый квадратик света лег на стену напротив изголовья кровати. Как случалось почти каждое утро, он порадовался точности собственного сознания, умению просыпаться в определенное с вечера время.

Если зеленый свет оставался на стене, значит, солнце еще не всходило, лишь заря затеплилась.