Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

— Дожидается, пока мы отойдем, — пробормотал Вердиций, и как только они, спустившись ниже, скрылись за валунами, солдаты отволокли труп к месту обычного погребения ополченцев — краю короткой бездонной узкой щели.

Визалиуса раздражало бессмысленное хождение, однако он не смел выказать недовольство.

Сагурн тоже понимал бесполезность затеянной инспекции, но не мог ослушаться указаний самого Трибуна. Кроме того, он не желал наносить оскорбление Немедию, который ему все больше нравился. Старый воин понимал, советника явно заняли пустяками, чтобы не путался под ногами.

Сержант показал свою группу, атлеты-юноши с минимальной страховкой — тонкой веревкой, охватывающей талию и привязанной к дереву, прыгали через глубокий провал.

Все невольно залюбовались одним из них. Казалось, Дарий, разбегался медленно и лениво, настолько плавными были его движения, и неожиданно взлетел над краем пропасти, сверкая на солнце блестящим от пота смуглым телом.

Испугавшись, что он не достигнет противоположной стороны, Немедий охнул, но юноша сгруппировался в воздухе, как будто шагая по нему, и приземлился далеко от края. Так же блестяще выдержали испытания остальные участники группы Сагурна.

Советник Вердиций, желая показать заинтересованность порученным делом, осведомился, где отдыхают ополченцы, и был награжден удивленным и почти презрительным взглядом сержанта, ответившего коротко.

— Конечно здесь, на плато.

Тот повертел головой, отыскивая признаки казарм, по кроме недавно раскинутой и пока пустой палатки Терранда не увидел ничего, похожего на прибежище людей. Он снова вопросительно уставился на Сагурна, пояснившего:

— Как и положено воинам в походе, они ночуют возле костров, для которых сами и набирают топливо.

Сержант не стал вдаваться в подробности, объясняя, что редкие деревья на плато рубить запрещено и за дровами приходится снаряжать экспедицию в Нижний город, впрочем, как и за продовольствием. Наученные долгим опытом горожане сторожат припасы особенно строго с появлением в столице пришлых ополченцев — своих кормит семья.

Попавшегося на воровстве неизменно учат плетью, однако не нанося увечий — каждый помнит о собственных сыновьях, которые находятся в том же положении. Поэтому в большинстве случаев довольствуются куском хлеба и тонким, с палец длиной ломтиком вяленого мяса с солдатского стола.

Больше младшие советники вопросов не задавали, лишь толстяк Скарсон, содрогнувшийся от скудости продовольствия, пробормотал на ухо Вердицию.

— Их слишком много, разве всех прокормит казна или Нижний город, где живут самые бедняки.

Пожав плечами, тот ответил.

— Да это и не требуется, как не нужны нелепые учения. Ополченцы не предназначены для ведения боя, кроме немногих лучших. Они послужат массой, в которой должно захлебнуться войско курсаитов, а уж настоящие солдаты будут сражаться.

Глава 18

В поисках тайной двери

Конан несколько раз возвращался в широкий коридор, которым шел в ту ночь с незнакомцем, повторял весь путь и останавливался на том месте, где должна была быть дверь. Натертыe до блеска дубовые панели казались ровными, без единой трещинки или царапины. На всякий случай киммериец даже постучал по ним, но услышал характерный глухой звук. Тот ясно говорил, что там, за обшивкой, находится каменная стена и ничего более.

Слуги, спешащие по своим делам, не без удивления смотрели на чужеземца. Но тут же опускали глаза и шли мимо, будто бы ничего не замечая. Все знали, что киммериец — гость самого Трибуна, потому не стали ни о чем расспрашивать.

«Дворец прошит заклинаниями, как кожаный доспех клепками, — размышлял Конан, направляясь к террасе, расположенной на юго-западной стороне замка. — Теперь даже опытный маг не найдет следов этой двери».

Это уединенное место ему посоветовал Немедий. Здесь можно было отдохнуть от мелькания чужих лиц, пустых разговоров, притворства и людской глупости.

Киммериец легко сбежал по каменным ступеням. С трех сторон терраса была открыта ветрам и солнцу. Вдоль резной ограды, на треть ее высоты, стояли деревянные кадки, украшенные причудливой росписью.

Растения, посаженные руками рабынь, цвели здесь постоянно. Цветы распускались в разное время дня. Можно было часами сидеть и любоваться тем, как распускаются одни цветы и смеживают очи другие.

Конан опустился на дубовую лавку, прислонился к дворцовой стене, прогретой солнцем, и прикрыл глаза.

Он не мог объяснить почему, но вдруг на сердце затомилась тревога. Северянин почувствовал разлитую в воздухе угрозу, которая окутала его темным дымным облаком.

Конан вскочил.

Разноцветные лепестки, тонкие изумрудные веточки, темно-зеленые стволы, — все теперь было окрашено черными мазками теней. Цветы распустились, и на донышке каждого виднелся глаз, отливающий сизо-багровым пламенем.

Раздался звон хрустальных колокольчиков. На мгновение цветы-глаза закрылись, потом одновременно распахнули тугие лепестки. Теперь это были жадные прожорливые зубастые пасти, прячущиеся в тени траурно-черных листьев.

Длинный липкий язык метнулся к киммерийцу, метя в лицо. Конан отпрыгнул к двери и попробовал отворить ее. Но та оказалась заперта с другой стороны.

Северянин обернулся и увидел гигантскую многоножку, вылезшую из каменного пола. От нее пахло мокрой землей, гниющими листьями и сыростью.

Тварь опиралась на тысячи тонких лапок. Передняя часть ее тела поднималась над полом, по бокам колыхалась волна тугих щупалец. Голова существа походила на огромный гнилой грецкий орех.

Тварь двинулась вперед, оставляя позади себя выжженные следы. Передние лапы потянулись к Конану.

«У нее нет глаз, — подумал киммериец. — Она меня не видит, по чувствует тепло».

Он подскочил к многоножке сзади, поднял меч и сильным ударом снес чудовищу голову. Та упала на пол и с хрустом раскололась на части.

Раздался оглушительный крик, то вскрикнули бестелесные рты. Конан сделал несколько шагов назад, стараясь держаться поближе к каменной стене.

Ему показалось, что дверь немного приоткрылась. Северянин устремился к ней, но дорогу ему преградил воин в серых одеждах. Казалось, они сотканы из тумана и тьмы.

Мужчина был такого же роста, как Конан, но тоньше. Узкие плечи, длинная продолговатая голова придавали ему сходство с червем.

Темные штаны плотно облегали гибкое тело и были заправлены в такого же цвета мягкие сапоги. Высокий ворот рубахи закрывал шею, узкие рукава переходили в перчатки. Лицо пряталась за маской. прорезях мелькнули яркие желтые глаза. Незнакомец вытащил из рукавов два острых кинжала и принялся вращать ими, танцующими движениями приближаясь к киммерийцу.