Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Конан взмахнул мечом, разминая мышцы.

Человек в черном раскрыл правую ладонь. Кинжал взлетел и ушел в рукав левой руки. Из пальцев незнакомца вылетела сверкающая золотом петля, и со свистом понеслась в сторону северянина. Тот поднял меч, и аркан обвился вокруг оружия. Незнакомец рванул клинок на себя. Киммериец понял, что ему не удастся удержать двуручник.

Северянин решил обхитрить противника. Сделал вид, будто цепляется за свой меч, а на самом деле подался вперед, следуя за движением петли. Затем стремительно рванулся к врагу. Он был подобен копью с тяжелым наконечников, брошенному рукой закаленного в боях воина.

Незнакомец не успел увернуться. Северянин врезался в него, сбивая с ног. Тот коротко охнул, но сразу поднялся.

Конан рванул петлю, пытаясь освободить меч. Золотая нить треснула, разлетаясь водоворотом искр. В тот же миг тело незнакомца обмякло. Он упал на каменный пол террасы, и густая темная жидкость хлынула из его раскрытого рта.

Воин был мертв.

Конан понял, что вся жизненная сила незнакомца сосредоточилась в золотой петле, и иссякла, когда порвалась нить.

Северянин собрался посмотреть, кто скрывался под черной маской. Но что-то мокрое, гибкое и упругое обвилось вокруг его шеи. Даже не видя, Конан догадался — длинный язык, выпущенный одной из глоток.

Киммериец напряг мышцы. Он не стал отдирать гибкую петлю. Напротив — ухватился за живую веревку и с силой дернул ее, вырывая из горла твари.

Послышался неприятный чмокающий звук. Давление на шею ослабло, и в руках Конана остался язык неведомой твари.

Изо всех углов террасы послышалось угрожающее шипение. Беззубые рты распахивались, открывая багрово-сизые глотки.

Конан вновь и вновь ударял по упругим черным стеблям, среди которых скалились рты. Темные клочья, багрово-сизая кровь, изодранные куски- мяса, бывшие некогда языками и губами, — падали на пол, тут же засыхая и съеживаясь.

Неведомое существо еще пыталось нападать, но вскоре последние лохмотья изгороди упали вниз. Порыв ветра подхватил останки, превратившиеся в сухую пыль, и унес их в горы.

Северянин подошел к скрюченному телу врага. Теперь серая маска источала омерзительный запах. Сорвав ее, киммериец увидел сгнившую плоть, оскаленные зубы и сохранившиеся кое-где черные волосы, прилипшие к черепу.

Солнечный луч заглянул на опустевшую террасу, и в ответ на его приветствие из черной земли показались тоненькие зеленые ростки. Они увеличивались на глазах, наливались жизнью, и скоро хрустальный звон невидимых колокольчиков возвестил о том, что появились первые бутоны.

Один за другим распускались волшебные цветы — алые, голубые, нежно-фиолетовые. И вскоре на террасе вновь воцарились мир и покой, будто и не было хищных глаз, странных тварей, пришедших, чтобы убить Конана.

Глава 19

Ритуал Прощания

Рога Нергала, зачем мы поперлись в эту дурацкую поездку? Если бы Конан не видел перед собой Корделию, даже забудь он звук ее голоса (что, впрочем, вряд ли было возможно) — он и тогда ни терции ни сомневался бы, кто произнес эти красочные слова.

— Корделия, — с упреком ответил киммериец. — Когда я пару зим назад познакомился с твоей матерью, она была уверена, что ты поступила в жреческую школу в Тарантии, и учишься разным изящным искусствам. Что бы она сказала, услышь тебя сейчас?

— Надеюсь, ты ей ничего не брякнул? — с некоторой тревогой спросила девушка.

Она прекрасно знала, что Конан не из тех, кто распускает язык, и все же перспектива расстаться со своей маленькой тайной изрядно ее напугала.

— Нет, — сказал киммериец. — Правда, пришлось солгать, что пора выйти в сад принести жертву богам. Надеюсь, Кром простил меня за эту вольность. Но мне надо было остаться наедине, чтобы вдоволь похохотать.

— Посмеяться? — Корделия вспыхнула, как кхитайская черная пудра. — А что смешного? В детстве я три зимы училась при храме.

— Страшно даже подумать, чему, — ответил киммериец.

Крылатый паланкин нес их высоко над дорогой, посреди парадной процессии.

Во главе ее летел сапфировый дракон — символ мощи и процветания королевства. Люди, издали завидев чудовище, скидывали шапки и почтительно кланялись ему, приговаривая:

— Взгляни на нас, трехлапая жаба!

Считалось, что эти слова, произнесенные с закрытыми глазами, принесут человеку удачу и богатство, — когда крохотная капля волшебства упадет на него с широких крыльев дракона.

Гордая голова с умными, проницательными глазами поднималась на гибкой, изящной шее лебедя.

Каждая чешуйка казалась зеркалом, в которой отражается все мироздание. Длинный упругий хвост с каждым мгновением чертил па небе многоцветную радугу. Мало кто знал, что волшебное существо — на самом деле мираж, созданный чародеем Гроциусом и тремя придворными архимагами.

Никто не осмелился бы приручить сапфирового дракона, и тем более, пустить его во главе парадной процессии, в которой участвуют первые лица государства. Сделать так — было бы простым и эффективным способом избавиться ото всех них разом.

Вслед за иллюзией, летели всадники красных драконах — каждый в черном обсидиановом доспехе, с янтарной пикой и зачарованным мечом-гладиусом. Броня и оружие были благословлены Верховным жрецом Гаркванусом, и лик умершего жреца время от времени появлялся то над одним, то над другим рыцарем.

Затем следовали крылатые паланкины — тяжелые, выкованные из бронзы, и совсем невесомые, сотканные гигантскими шелкопрядами. В них восседали министры и советники, а впереди всех скользил Трибун Ортегиан, в экипаже из прозрачного ясеня, с радужным четырехкpылием бабочки.

Два отряда королевских грифонов, справа и слева, сопровождали высших сановником, позади летели Багряные Фениксы.

— Поистине необычный ритуал, друг мой Терранд, — заметил карла, кутаясь в тяжелы двойной вязки плед из шерсти мантикоры Правитель обычно набрасывал его, когда путешествовал в паланкине. Лишенный ног, он выглядел зловеще и грозно, когда покачивался над землей, — но сидя, приобретал вид совсем уж неприглядный, и предпочитал покрывало.

— Признаться, я так до сих пор и не уловил сущности нашей веры, хотя жрец Гаркванус — смилуйся над ним великий Радгуль-Йоро! — много раз пытался растолковать мне ее.

Народ, к которому принадлежал Ортегиан, жил на северо-востоке Валлардии, в небольшом ущелье. Местные жители редко встречались со своими соседями из других деревень, — что, несомненно, пошло на пользу обеим сторонам, поскольку необычный облик карликов не мог не вызывать омерзения, а порой и ненависти среди людей.