Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Если зеленый свет оставался на стене, значит, солнце еще не всходило, лишь заря затеплилась.

Мягкое сияние оранжевого треугольника означало появление солнца, красного круга — восход его над горизонтом, когда между ними еще не прорезалась разделяющая линия небесной голубизны.

Для каждого сезона существовало свое чередование цветов, фигур и мест на стене, так что едва открыв глаза, Немедий знал, какое время дня царит за стенами Уединенных Дворцов.

Поверхность огромного окна, от пола до арочного соединения под самым потолком, покрывало бронзовое фигурное плетение, дело рук искусного мастера, ибо этот металл трудно поддается сложной обработке.

Не было ячейки, похожей на другую и в каждую была вставлена тонкая пластина слоящегося разноцветного камня, отшлифованная до прозрачности мушиного крыла и обработанная специальным составом, придающим ей необычайную прочность.

Дверь отворилась без стука, вошел старый слуга. Силан сопровождал Немедия всю его жизнь, начиная с детства, проведенного в доме родителей. Он поклонился, негромко кряхтя и не замечая этого, все еще представляя себя бравым мужчиной средних зим, каким был когда впервые увидел маленького мальчика, своего будущего господина.

Немедий, видя постепенное угасание сил старого друга, попытался предложить ему помощника, но предложение было встречено удивленным непониманием, перешедшим в обиду.

Ему пришлось оставить все как есть, лишь стараясь не обременять Силана лишней работой. Улыбаясь сквозь белые усы и бороду, слуга поставил медный кувшин с водой возле такого же блестящего рыжиной таза. Погода отличная, объявил он, как раз для той важной поездки, что предстоит господину.

Помогая Немедию умыться, он сообщил, что младшие советники, составляющие эскорт, уже готовы и ждут возле выхода из дворца.

Советник, чувствуя удивительную легкость после умывания ледяной водой из горного источника, облачился в серую рубаху тонкой шерсти, такие же штаны и короткие черные сапоги.

На плечи набросил белую мантию советника, скрепленную на плече заколкой, изображающей щит со струящейся по нему голубой молнией — знак отличия высшего сановника.

Силан, прикрывающий узкую деревянную кровать грубой накидкой, оставил свою работу, почтительно замерев, когда Немедий, выйдя во вторую комнату, дверь в которую редко закрывалась, склонился перед черной каменной фигурой бога войны.

Тот угрожающе вздымал вверх руки с зажатыми в них трезубцем, мечом, колчаном со стрелами и громом, изображенным в виде соединенных извилистой линией аметистов пурпурного цвета вперемешку с алмазами.

Советник просил военной мудрости, силы и мужества для себя и всех соотечественников в предстоящей войне. Дворцовые слуги внесли на подносах еду и вино, но Немедий отмахнулся, не желая терять времени.

Силан неодобрительно покачал головой, но промолчал, по опыту зная бесполезность попыток воздействовать на своего господина.

Тот следовал своему учителю Фогарриду, аскету во многих жизненных вопросах. Именно поэтому ложе его больше походило на постель простого сержанта, а комната была почти пуста — столик с лавкой, грубый сундук для одежды и резные кипарисовые ларцы с особо ценимыми кинжалами и древними рукописями.

На особой полке, напротив изголовья кровати, так, что при пробуждении глаза останавливаюсь на разноцветных отсветах, касающихся фигурки, стояла серебряная статуя прекрасной лунной богини.

Эзерия на вытянутых руках держала своего главного духа — трехлапую жабы Ордину. Им возносились главные тайные молитвы Немедия, касающиеся лишь его самого и могущие показаться постороннему странными детскими и нелепыми.

Он прошел сложными переходами дворца, попав на небольшую внутреннюю площадь, где уже ожидали сопровождающие — два младших советника и три стража.

Поглощенный важностью предстоящего дела, Немедий не замечал ни убожества эскорта, ни скуки, достаточно явственно проступающей на лицах. Он с удивлением воззрился на два роскошных паланкина, уже поднимаемых носильщиками. Оборотив лицо к советникам, он раздраженно вопросил.

— Куда мы собрались? Проведать друзей, поваляться на траве возле источника или мы должны проверить состояние армии? Вы думаете, что творите? Перед началом войны, перед лицами юношей-ополченцев мы предстанем праздными бездельниками, из любопытства высунувшими свои трусливые носы из верхнего города!

Он обратился к старшему стражу:

— Немедленно подай нам коней!

Старый вояка, хорошо знавший Фогаррида и его ученика, был готов к такому обороту, почти не сомневаясь, что Немедий откажется от крытых шелком носилок.

Он коротко ответил.

— Все готово, — и из-за угла замка, где были расположены конюшни, немедленно вывели трех одинаковой масти коней.

Деревянные плоские седла, части которых скреплялись жилами, были обиты толстой мягкой тканью, помещаясь на чепраки и попоны, чтобы не сбить спину коня.

Под мордами лошадей блестели ожерелья из серебряных и золотых блях. К правой задней ноге, сразу над копытом, привешивался колокольчик, который должен был отгонять несчастья, клубившиеся в воздухе.

Немедий одобрительно посмотрел на стража, запоминая его лицо и легко оттолкнувшись, ловко и привычно уселся в седло. Советники с недовольными лицами копошились возле своих лошадей, которые, чувствуя их неуверенность, выгибали шеи, склонялись к земле, осаживались на задние ноги.

Наконец главный страж велел остальным помочь и небольшая кавалькада тронулась в путь. Они спускались по крутой боковой тропе, ведущей прямо к городским воротам, выходящим на тренировочное плато.

Не было необходимости спешить — когда бы ни приехал посланник Трибуна, он будет вовремя. Да и не пристало одному из высших сановников лететь по городу вскачь, хотя Немедия привлекала именно такая езда.

Попадавшиеся по пути люди узнавали его, ближайшего помощника Фогаррида. Некоторые подбегали, чтобы быстро проговорить слова одобрения, готовности отдать силы войне с нечистыми курсаитами, иные отводили глаза — бывшие соратники, они не поддержали своего вождя, теперь сожалея и стыдясь собственной неверности.

Лишь эти обстоятельства позволили младшим советникам следовать за ним, не теряя пристойного вида. Они забыли те времена, когда скачка была не только привычна, но и доставляла удовольствие. И не потому, что были слишком стары — годы обоих едва перевалили за сорок. Но случайно очутившись во дворце, они уже опасались покидать его даже на короткое время.

Их терзал страх, что происками очень скоро появившихся врагов, они лишатся спокойных мест.