Туман войны - Алексей Колентьев

— Ладно, Слава, не серчай — Я хлопнул приятеля по плечу и пошёл к рации — Все на нервах сейчас, привяжи кабана этого и отдыхай, скажи Дуге, что его очередь в караул садиться.

В эфире ничего необычного не услышалось и спустя ещё двадцать минут, мы двинулись к точке эвакуации. Место это лежало в двух часах хорошей ходьбы от стоянки, но учитывая состояние раненого, который уже почти не подавал признаков жизни, я приказал увеличить темп марша. Мы добрались до приметной скалы, откуда удобно будет забирать и нас и носилки, спустя семьдесят одну минуту. В глазах темнело, пот уже не струился а капал из пор словно мы были сочащимися влагой губками. В воздухе постоянно слышался гул патрульных вертушек, операция по нашей поимке не сбавляла оборотов. Мы вповалку лежали на горячих камнях, вдруг Лис выпучил глаза и сорвав с головы наушник, передал его мне.

— Стрекоза — Мигелю! Стрекоза — Мигелю! Как приём, как приём?

Это был позывной нашей вертушки, но вот только сеанс получался внеплановый: время подлёта оговорено заранее и выход в эфир означал экстренную ситуацию. Я взял мокрый и вонючий от пота наушник с микрофоном.

— Здесь Мигель, говори, Стрекоза…

— Меня обстреляли… Машина повреждена!.. — Голос пилота был спокоен, но сквозь вой помех я различил надсадное завывание двигателя вертолёта — Всех вас на борт принять не могу. Подниму максимум двоих — троих.

— Понял тебя, Стрекоза — Блин, да что ж это за неделя-то выдалась — Возьми раненого и двоих наших, потом уйдёшь.

— Понял… Троих возьму. Подлётное время — двадцать минут.

— Ждём, не свались по дороге…

Обернувшись к бойцам, я внимательно окинул взглядом всё моё воинство. Ребята были даже не на пределе, израсходовав второе, третье и даже десятое дыхание они отдали всё, на что были способны. Да и я сам представлял по большому счёту зрелище более чем жалкое: измочаленная одежда, грязь и травяной сок по всему телу, хриплое с посвистом дыхание. Вот так приходи и бери нас тёпленькими.

— Дуга, Славка, Симон — идёте со мной. Лис, на тебе батя и этот жирдяй-побегунчик. Мне некого больше отправить, боец, не серчай.

Радист только посмотрел в мою сторону с немым, невысказанным укором, но промолчал. Мы оба знали расклад: с батей обязательно должен быть кто-то из нас, а Лис, как самый молодой мог надломиться в самый неподходящий момент. Мы оба чуяли слабину, свившуюся внутри него тугой пружиной, только я на инстинкте, а радист точно знал, что в какой-то момент в ущелье он дал волю приступу малодушия и не имеет права настаивать на том, чтобы остаться.

С севера, чадя дымным шлейфом приближался надсадно воющий движком вертолёт. Это был американский «ирокез», без опознавательных знаков и какого бы то ни было бортового вооружения. Я запалил дымовую шашку, чтобы обозначить нашу позицию. Жёлтый дым использовали и федералы, но если район так плотно обложен войсками, долго ждать гостей не придётся. Местность обязательно прочешут и будет это по моим прикидкам примерно через час-полтора. Вертушка зависла метрах в двадцати над скалой и сбросила с обоих бортов тросы и корзинку для раненого. Когда я привязывал Серебрянникова к хромированной корзине, раненый неожиданно пришёл в себя и что-то прошептал. Но даже наклонившись к самому его лицу, ничего расслышать не получилось, поэтому я только ободряюще похлопал его по руке и подал сигнал на подъём. Остальные поднялись на борт без видимых усилий, даже Пако шустро перебирал конечностями. Предвидя скорую безопасность и, возможно, повышение по службе.

Вертушка как бы нехотя развернулась носом на юго-восток и чуть вихляя стала удаляться набирая скорость. Не смотря больше в ту сторону, я кивнул оставшимся бойцам и хрипло проговорил:

— Фора по времени у нас минут пятьдесят, может чуть больше. Погонятся за вертушкой или нет, для нас не имеет значения, район будут шерстить плотно, раз идёт войсковая операция. Наша задача — выйти за пределы оцепленного района в направлении северо — северо-восток. Там болота и есть вероятность, что не все выходы оттуда перекрыты заслонами. Пойдём, как сможем быстро, привала в ближайшие десять часов не ждите, принять стимуляторы. Задача ясна?

В выборе оставшихся я не прогадал: три пары глаз смотрели на меня с усталым безразличием, но без толики отчаянья. Никто не проронил ни слова, ответом на мой вопрос были только едва уловимые кивки. Симон уже не был тем пареньком, который вышел с нами несколько дней назад, теперь мальчик исчез, его место занял прошедший боевое крещение воин. Построившись в походную колонну, группа перешла на волчий шаг и вскоре мы уже вышли на звериную тропу ведущую к болотам, гонка на выбывание началась…

Планета Гелион. 1-ый день первого месяца, года 5690 от окончания Передела. 12.38 по местному времени (соответствует примерно 06.00 ч. 10 февраля 1990 г. по земному летоисчислению). Понт Эвксинский, дворец «Гелиофор» — главная резиденция правителя острова Эвксин. Митридат II Бессмертный

Ему снова виделся один и тот же сон, вернее даже грёза, когда бодрствуешь, но настоящее не занимает тебя так, как что-то произошедшее много лет тому назад. Тогда отец, сильный и красивый в окружении гвардейцев и высших офицеров замер у командно-штабной машины, а перед ними на портативном планшете пляшет в сполохах помех тактическая карта восточного побережья. Аккадцы уже высадились, их винтокрылые коптеры и боевые авионики утюжат форты понтийского укрепрайона. Эвксинские войска повсеместно гибнут, но почти никто не бежит: на пути отступления точно работает аккадская артиллерия, сжигая технику и людей смертоносным дыханием плазменного, всепроникающего огня. Днём ранее, исчез в вихре коричневой чумы прекрасный Понт Эвксинский, мать Митридата и трое его братьев болезнь пожрала за считанные часы. Его самого, спас раб ромуланец, воспитывавший Митридата с раннего детства. Рослый и умелый воин, Луций попал в рабство к аккадцам и был выкуплен отцом царевича, много лет назад. Он учил Митридата драться без оружия и с оным, а позже обучал тактике и стратегии, приличествующей будущему правителю и полководцу. Когда же началась бомбёжка, и люди словно безумные стали срывать с себя покрывающуюся коричневой пеной плоть, воспитатель не растерялся. Он стащил с манекена лёгкую броню, предназначавшуюся для него самого и быстро надев доспех на мальчика, каким Митридат себя уже не помнил, и до последнего вздоха тащил его к тайному тоннелю в подвале дворца. По пути им попадались слуги и стражники, корчащиеся в судорогах на полу или бестолково мечущихся по коридорам и залам дворца. Митридат хотел увидеть мать, ища её взглядом, почти не замечая, что кружится голова и почти нечем дышать; наномехи уже разъели дыхательные фильтры брони и попали в кровь, начиная свою разрушительную работу. Потом, он всё помнил смутно: вот упавший, почти потерявший человеческий облик, Луций, втолкнувший царевича в открывшуюся дверь потайного хода, вот незнакомые воины с эмблемами «Вечного пламени» — личные телохранители отца, срезающие с него изъеденную наномехами броню, приклеивая к коже, покрывшейся коричневой коркой нарывов, оранжевые блоки медицинских анализаторов. Потом пришло забытьё и вот он уже видит озабоченное лицо отца, который обернувшись и бросив что-то стратегу Хавларию, быстрым шагом направившегося к нему. Митридат не мог сказать ни единого слова из-за трубок во рту, но отец лишь успокаивающе приложил палец к губам и сам начал говорить: