Туман войны - Алексей Колентьев

— Я знаю, как зовут твоего хозяина, раб — Голос нового тела был приятным басом, но лицо посла вздрогнуло и он замолчал — Говори, чего хочет Феоктист, но говори не увиливая, моё время хоть и бесконечно, но весьма ценно, раб.

— Мой господин — Начал заново уже дрожащим от напряжения и обиды голосом дипломат — Хочет предложить тебе, Бессмертный царь царей, союз от имени Конфедерации семи городов Элисия.

Калистрат замолчал в ожидании, что его опять прервут, но ошибся. Митридат не страдал манией величия, просто ему не хотелось показывать всем своё истинное лицо. На самом же деле, Бессмертный уже давно поджидал, кто же из кичливых автархов Семиградья, первым прибежит к нему на поклон. Этот плод селекционных браков внутри своего семейства — Флоксис, давно уже напрашивается на хорошую трёпку. Загвоздка в том, что выступи Митридат теперь, у всех появится повод забыть старые распри и выступить против монстра, каковым его считают все без исключения СМИ на Элисии, единым фронтом. С полоумным щенком разговаривать бесполезно — он и шагу не ступит без своих триумвиров и сотни другой принесённых в жертву Осирису девственниц. Но имея огромную, хорошо оснащённую армию и второй по численности флот, можно иметь некоторые экстравагантные привычки. Кроме того, Флоксис коварен и легко ударит в спину, чего не ожидается со стороны разобщённых, но таких гордых аристократов Конфедерации. Эти будут блюсти букву договора и скорее отдадутся ему в рабство, нежели нарушат клятву…

— И с чего твой господин решил, раб, что я хочу заключить с теми, кто считает меня богохульником и порождением бездн Аида, какой-либо договор? Оглянись вокруг — Митридат повёл рукой и правая стена залы исчезла, открыв встроенный в неё голографический экран — Моё царство велико, а армия непобедима. Вы не нужны мне, смертные. Это я и мои фаланги необходим вам как воздух!

Бессмертный поднялся с низкого, стоящего на полутораметровом возвышении, ложа устланного шкурами горного барса и одним неуловимым движением оказался рядом с александрийцем. Без видимых усилий, царь поднял посла с колен и развернул опешившего человека в сторону экрана, высящегося от пола до купола зала на двенадцать с половиной метров в высоту и на сорок метров в длину. Карта отображала остров Эвксин, с мигающим пурпурным цветом значками крупнейших полисов — Тавриды и Понта Эвксинского. А также на ней отображались кусок северного побережья Аларийского океана и восточная часть аргосского полуострова.

— Смотри, раб: пурпур, это я — Повинуясь мысленной команде Митридата весь Эвксин, сорокамильная зона океана вокруг него и бОльшая часть северо-западного побережья Элисия окрасились в багрянец — Синине-белый, это твой господин и другие толстосумы — конфедераты…

На экране загорелся обширный кусок суши, простирающийся с юго-восточного побережья, до отрогов Родопских гор. Изрезанная внутренними границами Конфедерация не производила впечатление надёжного монолита. Придворные картографы постарались выразить всё презрение эвксинского деспота к этому слабому, аморфному государственному образованию. Бессмертный продолжал свой монолог, ни сколько не сомневаясь в том, что посол слушает его очень внимательно, ловя каждое слово и интонацию.

— А вот ваш самый злейший враг — Митридат снизошёл до того, чтобы указать на юго-восточную, окрашенную в коричнево-золотые цвета громадный кусок Элисия, в двое перекрывавший, все остальные цвета на карте — Щенок Флоксис и его осиный рой!..

Тут царь отпустил посла и также быстро вернулся на ложе, усевшись на нём закинув ногу на ногу. Митридат был одет в тёмно-бордовую тогу с золотой оторочкой, голову царя венчал венец червонного золота с гранёным в форме восьмиконечной звезды крупным сапфиром. Ноги его, обутые в мягкие сафьяновые сапоги с загнутыми носами, под которыми угадывались чёрные, отороченные золотым же позументом бриджи. Тело, данное царю синтетами, внешне ни чем не отличалось от обычного человеческого, и могло бы принадлежать высокому, под два метра ростом юноше лет двадцати. Правильные черты овального лица, прямые, коротко стриженные чёрные волосы высокие скулы, серые внимательные глаза, прямой, словно очерченный по лекалам нос, бронзового оттенка кожа там, где её не скрывала одежда. Но вот выражение лица было застывшим, его не искажала ни единая эмоция: гнева, радости или малейшего волнения на нём не отражались, словно это была ожившая статуя кого-то из Олимпийцев. Бессмертный единственный не носил маски. На всём Эвксине было принято скрывать свои лица, подобно жрецам, ведь Митридата почитали словно живого бога, сошедшего на землю.

Посланник александрийского автарха Калистрат, снова встал на колени, смиряя гордыню и недавнюю дрожь от угрозы почти неминуемой гибели, продолжил заранее отрепетированную интерпретацию речи. Трудно было произносить слова послания текст которого ему передали лишь за час до начала аудиенции у деспота. Сам процесс представлялся делом непростым и даже опасным. Видят боги, это было весьма сложной задачей, ведь Митридат не признавал суверенитета посольств. Последний, кто вызвал неудовольствие своенравного властителя, был имперский адат,[67] осмелившийся назвать своего господина императором во время вручения верительных грамот. Хоть это и было в перечне запретных выражений, доводимых курией иностранных дел до всех представителей суверенных держав при царском дворе. Имперца поджарили живьём путём облучения микроволнами в огромной дворцовой печи, казнь длилась трое суток с шестьюдесятью реанимациями сошедшего с ума от боли человека. Прекратилось это только тогда, когда Митридату надоело слушать вопли транслируемые в торный зал вместе с картинкой процесса. Запись была отослана Флоксису, говорят. Молодой император оценил изобретательность Митридата, повелев сконструировать у себя нечто похожее. Однако, агенты александрийской разведки в имперском дворце доносили, что молодой монарх в ярости и бессильной злобе изрубил в покоях троих прислужников и своё золочёное ложе из драгоценных пород древесины. Ведь казнить в ответ послов Митридата и тем самым дать повод второму воздушному флоту эвксинского тирана сравнять с землёй Гизу, с совершенно безопасного расстояния, он не мог. Воздушная армия Митридата не уступала только аргосским ВВС, да и то, так это или нет проверять ещё никто не решался. Диктатор Константин, далеко не так глуп, чтобы обескровить свою армию в боях с заведомо равным по силе противником…

Долгая жизнь дала Митридату власть над остатками технологий ушедшего на другой конец света народа Ура, о котором мало что известно вот уже более пяти веков. Мобильное и неуязвимое для большинства того, что состояло на вооружении армий Элисия, войско эвксинского деспота громило врагов с пугающей быстротой и эффективностью. Предок нынешнего императора — Селевк IХ, потерял весь флот, включая два новейших на тот момент авианосца и полторы тысячи танков и три тысячи отборной пехоты в попытке открыть военные действия против Митридата. И всё произошло за двое суток, имперские войска и корабли просто перестали существовать. Волны Торгайрского пролива, отделяющие Эвксин от материка просто расступились и весь имперский флот провалился в гигантскую воронку: вода, словно не выдержав веса многотонного груза, ушла из-под килей судов эскадры, в считанные мгновения сомкнувшись над головой почти сорока девяти тысяч человек. Никто так и не выплыл на поверхность, поскольку глубина пролива исчисляется тремяста тысячами метров в самом мелком месте. Больше никто не решался нападать на оставшегося в своих границах эксцентричного… Какими словами можно описать существо, живущее вечно и лишённое всех человеческих слабостей, кроме тщеславия? Богохульство так и просилось на язык, но Калистрат удержал себя и продолжил: