Темная материя - Питер Страуб

И вот сейчас старый детектив вновь почувствовал, будто Кит чем-то неподдельно раздосадован и старается это выразить. Сама игра, вдруг подумал Джордж Купер, имела прямое отношение к обиде и оскорбленной невинности. Своим поведением он будто со сцены заявлял о том, что его не понимают и недооценивают. Для кого еще предназначен спектакль, как не для матери? Кит вздохнул, откинулся на спинку кресла так, что спина прогнулась, голова свесилась назад, бледные руки безвольно повисли, как прутики; потом театрально бросил тело вперед и сел, согнувшись над коленями, свесив руки почти до земли. Блестяще изображая негодование, он выпрямился и вновь согнулся, подперев щеку одной ладонью, а локоть этой руки — другой.

Задняя дверь открылась, и все изменилось.

Мальчик вдруг сделался одновременно более настороженным и более открытым, под тонким слоем притворства заинтересованный тем, что вот-вот должно произойти. Человеком, появившимся из кухни желто-коричневого дома, была не Маргарет Хейвард, а ее деверь и объект пристальнейшего внимания Джорджа Купера — Тилли. У Купера даже перехватило дыхание. Коп до мозга костей, он тотчас распознал, что в этой пьесе все неправильно.

И тут он понял: перед дядей Кит позволил проявиться своему «я».

В майке и шляпе, в брюках с кожаными подтяжками, Тилл опустился на корточки рядом с племянником. С улыбкой он сплел пальцы рук — образ нежно любящего дядюшки. И это тоже насторожило детектива. Хейвард по-прежнему излучал притворство, как тогда, на железнодорожной станции, но таким искренним Купер никогда его не видел. Эти двое имели тесную духовную связь. Их движения, взгляды, едва уловимые жесты давали понять Куперу, что мальчик сделал что-то, понравившееся ему самому, но из-за этого попал в немилость в семье. Тилл что-то советовал мальчику, и его совет основывался на уловке, хитрости или же лицемерии. Блеск в глазах, затаенная улыбка делали это очевидным. Подтверждала это и реакция мальчика: он был в восторге.

Это было чудовищно даже для детектива Купера. А может, именно для детектива Купера. Он понимал: разврат здесь ни при чем, хотя это первое объяснение, которое приходит в голову. Все гораздо хуже: от приветствия, совершенно естественного, до чего-то вроде наставничества. Худшим из худшего было само наставничество, совет данный и принятый. Тиллмен вытащил из кармана большую связку ключей и протянул племяннику, в качестве — подумалось детективу — инструмента и метода решения. Ключ означал обособленность, замкнутое пространство, а на большой связке ключей могли висеть те, что открывали самые потайные и сокровенные уголки души. Цветные бирки, словно сигнальные флажки, говорили: «Здесь. Сюда». Тиллмен Хейвард рассказывал племяннику об удовольствиях и радостях того, что называется своей комнатой, личной территорией.

— Звучит знакомо? — спросил я. — Кит, безусловно, принял совет дяди близко к сердцу. И задолго до того, как обустроился со столом и ножами за закрытой дверью ангара, который ты видел в Мэдисоне, он, скорее всего, присвоил себе подвал брошенного здания на бульваре Шермана в Милуоки, кварталах в пяти от своего дома. Ему было, наверное, одиннадцать или двенадцать, когда он начал убивать и расчленять мелких животных, по большей части кошек, которых отлавливал в своем районе.

У Купера резко кольнуло в сердце, когда он вспомнил обеих: Соню Хиллари, которую много дней избивали, резали, кололи и сдирали кожу, и бедную, неумную и непривлекательную Лайзу Грюн, которую накормили завтраком в закусочной, — и понял, что видит там, внизу, отмеченный ярким клочком пряжи ключ, открывающий частную преисподнюю в Брукфильде или Миномони Фолз, в Суссексе или Ленноне, каком-то из этих крохотных городков. И мальчик Кит вскоре окажется там и будет жадно вглядываться в происходящее, словно готовя себя к наводящей ужас взрослой жизни.

— Учти, — сказал я, — этот Купер был боец старой закалки, коп из тех, кого называют «бык». Он видел и делал такое, что удивить его было почти невозможно. Но от того, что он разглядел в отношениях между Тиллменом и Китом Хейвардами, у него мороз побежал по коже. В своих записях он использовал слово «зло».

— Однако дядю ему так и не удалось засадить. Чем там в итоге закончилось?

— Тиллмена Хейварда застрелили за «Щедрой рукой» — тем баром, где он подцепил свое прикрытие, Лайзу Грюн. Для Купера гибель Хейварда стала страшным ударом. Ведь он настаивал, чтобы дело отдали ему, и официально так его и не раскрыл, даже не приблизился к раскрытию. Это была катастрофа. И он точно знал, кто убил Хейварда.

— Знал?

— Отец Лори Терри, одной из жертв Хейварда, пенсионер, бывший регулировщик движения, Макс Терри. Купер показал ему фотографию Хейварда, и старый Макс заявил, будто видел его где-то, и все. Позже Терри вспомнил, что видел Хейварда, когда тот заглянул в ресторанчик на Уотер-стрит, где его дочь содержала бар. Было это за пару дней до ее смерти. Тот парень в шляпе и с длинным носом сидел в конце барной стойки, заигрывал с ней, как это делает миллион парней каждую неделю. Как только вспомнил, он все понял. Если этот парень не Сердцеед, почему тогда коп показывает фото? По меньшей мере это подозреваемый. В общем, старик позвонил в полицейский участок, спросил детектива Купера. «Детектив, — сказал он, — мне бы еще разок взглянуть на тот снимок, с парнем в шляпе». Купер поехал к нему, опять показал снимок. «Нет, — сказал Терри, — не уверен. А как, говорите, его зовут?» — «Тиллмен Хейвард, — ответил Купер. — Первоклассный сукин сын. Только, пожалуйста, никаких глупостей».

Выяснилось, что Максу Терри начхать на советы копов из убойного отдела, которые не смогли раскрыть убийство его дочери. Он начал бродить от одного кабака к другому в надежде наткнуться на Хейварда, всегда держа в кармане пистолет. Приблизительно неделю спустя благодаря потрясающе счастливому — или несчастливому — случаю Терри забрел в «Щедрую руку» и заметил Хейварда, болтавшего с двумя девицами. Терри раздумывать не стал. Он направился прямо к своей мишени и сказал: «Эй, я знаю этого парня, он проиграл пари и должен денег». — «Ты обознался, приятель». — «Разве ты не Тиллмен Хейвард?» — «Ладно, давай выйдем на задний двор, обговорим все».

В своей рукописи Купер предполагает, что Хейварда, возможно, позабавила ситуация: маленький старый мужичок пытается развести его на деньги. Он, наверное, улыбнулся, писал Купер; улыбался он, наверное, пока старик не вытащил револьвер и, даже не целясь, выстрелил сначала в адамово яблоко, потом, шагнув вперед, когда руки Тилли взметнулись к горлу, — в гениталии и в живот и, наконец, когда Хейвард рухнул на асфальт, — прямо в правый глаз, положив конец активности этого деятельного мозга.