Лорды Белого замка - Элизабет Чедвик

Свадебную простыню, как того требовал обычай, развернули и прибили к стене позади почетного стола, как знамя. Взглянув на нее, Мод тут же отвела взгляд и заняла законное место рядом с Теобальдом. Он поцеловал ей руку и официально поприветствовал, назвав «миледи супруга». Он тоже избегал смотреть на простыню.

Оруженосец Теобальда подал ей хлеб и сыр. Мод отказалась от вина и удовлетворилась чашкой пахты. В голове еще стучала боль, но напиток из ивовой коры медленно начинал действовать. Когда они закончили завтрак, Теобальд поднялся на ноги и призвал всех к тишине.

– Как вы знаете, – громогласно объявил он, – по традиции наутро после свадьбы муж в знак признательности преподносит жене подарок. Причем подарок сей предназначается только ей одной и не может быть передарен или продан без ее согласия. – Повернувшись к Мод, он продемонстрировал присутствующим пергаментный свиток, перевязанный красной лентой и скрепленный личной печатью сэра Уолтера Теобальда. – Призываю всех вас в свидетели, что вручаю своей молодой супруге этот подарок, а именно: доходы от пяти замков, двух рыбных хозяйств и двух мельниц, в Эмаундернессе и Норфолке, и распоряжаться этими доходами она будет по собственному усмотрению.

Он торжественно передал Мод свиток, прибавив к нему шкатулку из слоновой кости. Из шкатулки свисала нитка речного жемчуга с золотым крестом, инкрустированным рубинами, в пару к обручальному кольцу.

Мод была ошеломлена. Несмотря на то что происходила она из семьи благородной и состоятельной, ее никогда еще столь щедро не осыпали подарками, как за два последних дня. К тому же Теобальд поступил не просто щедро, но и мудро: драгоценности были символом безбедной жизни, которую он приготовил для жены, а право на доходы давало ей независимость.

– Благодарю вас, милорд, вы очень добры, – сказала она, едва дыша.

– Это очень скромный подарок, – срывающимся голосом произнес он.

Теобальд взял жемчужное ожерелье, возложил ей на шею и поправил крест, чтобы тот висел ровно.

– Моя дочь еще слишком юная, чтобы можно было доверять ей такое богатство, – заметил отец, сидевший по другую сторону от Мод и придирчиво наблюдавший за происходящим.

Теобальд повернулся к тестю.

– Но вы же не считаете свою дочь слишком юной, чтобы выдать ее замуж и вверить ей мое благополучие и благополучие всех обитателей замка, – резко ответил он. – Если Мод готова к одному, то, значит, готова и к другому.

Робер ле Вавасур оттопырил толстую нижнюю губу и менторски изрек:

– Даже самых опытных женщин необходимо наставлять, дабы они не сбились с пути.

– Все необходимые наставления Мод получит от меня, – заявил Теобальд и положил руку на плечо молодой жене: легонько, но словно утверждая свои права собственника. – Ей достаточно лишь попросить.

Ле Вавасур недовольно хмыкнул и помрачнел:

– Не хотел бы я, чтобы мой зять сам вырезал розгу для своей спины.

Теобальд склонил голову, показывая, что понимает опасения ле Вавасура.

– Мы пожинаем то, что сами сеем, – вежливо ответил он.

Во время этой беседы Мод хранила молчание, но ей было приятно, что Теобальд встал на ее защиту. Пожалуй, этого человека она сможет уважать по собственной воле, а не потому лишь, что так велит супружеский долг.

– Милорд муж, позвольте мне удалиться и убрать этот свиток в надежное место, – попросила она.

Конечно же, вполне можно было послать служанку, но Мод хотелось улизнуть под благовидным предлогом. Хорошо, что Теобальд защищает ее, но все равно, присутствуя при этом разговоре, Мод чувствовала себя костью, которую не могут поделить два пса.

– Разумеется, миледи. – Он встретился с ней взглядом, давая понять, что прекрасно все понял.

Мод сделала Теобальду глубокий книксен, коротко кивнула отцу и удалилась.

– Она благородная и славная девушка, – сказал Теобальд, восторженно разглядывая гибкую фигурку поднимавшейся по лестнице Мод. – Она моя супруга, и я вправе немножко ее порадовать.

– Так-то оно так, но ради собственного спокойствия будьте благоразумны: смотрите, чтобы «немножко» не превратилось в «слишком», – проворчал ле Вавасур. – Женщин легко избаловать.

С превеликим трудом Теобальд смог промолчать. У него на языке так и крутилось замечание насчет того, что Роберу ле Вавасуру, безусловно, видней: ведь он своим обращением настолько избаловал мать Мод, что преждевременно свел бедную женщину в могилу. Избавь нас, Боже, от таких советчиков!

Вскоре Мод вернулась в большой зал. Нельзя долго отсиживаться в спальне, если тебя поджидают неутомимые гостьи-сплетницы во главе с родной бабушкой. Очутившись среди них, Мод почувствовала себя молодой курочкой, которую клюют и задирают в курятнике старшие птицы, знающие свое место и желающие указать новенькой ее собственное.

Отца за столом для почетных гостей уже не было, и его место занял молодой рыцарь с черными как смоль волосами. Он показался Мод смутно знакомым, но она не сразу вспомнила, откуда его знает. В первый день свадьбы его здесь явно не было – эти выразительные черты орлиного лица Мод бы запомнила. Рыцарь с удовольствием ел хлеб с сыром и энергично кивал, слушая Теобальда. То, что прибыл он недавно, было видно по лежащим рядом с тарелкой шлему и мечу, а также по пыли на сюрко, надетом поверх кольчуги. По другую сторону от ее мужа расположился еще один молодой человек, в наряде, более подходившем для праздника. Вместо меча и шлема под правой рукой у него лежала изящная лютня, и, в отличие от своего спутника, он, похоже, не носил ни кольчугу, ни сюрко. Рядом сидели еще несколько юношей в доспехах, причем все они усиленно налегали на еду.

Мод хотела было развернуться и уйти, но быстро отвергла эту мысль. Лучше уж побыть среди незнакомцев, чем возвращаться в курятник. Изобразив на лице приветственную улыбку, она двинулась вперед.

Рыцарь поднял голову и, когда их глаза встретились, так и застыл с открытым ртом, не дожевав угощение. У Мод волосы зашевелились на затылке, ей показалось, что ее вдруг изо всей силы ударили под дых. Она положила руку на корсаж и тихонько выдохнула.

Теобальд жестом пригласил жену подойти и сесть рядом.

– Ты помнишь Фулька Фицуорина? – указал он на рыцаря.

– Нет. Я… То есть я хотела сказать, помню, – запинаясь, произнесла Мод и с трудом оторвала взгляд от дымчато-ореховых глаз молодого человека.

Фицуорин, чтобы прийти в себя, поднял бокал и запил хлеб с сыром.

– Ни за что бы не узнал вас, миледи! – с восхищением произнес он. – Жан предупреждал меня, что вы, должно быть, выросли и превратились в редкую красавицу, но его слова едва ли отдают вам должное.