Мой-мой - Владимир Яременко-Толстой

Снегу навалило внезапно много, и он все шел и шел крупными влажными хлопьями. Я начал снимать, постепенно раздевая Дашу и Полину. Миша катал в это время снежный ком. Я видел, насколько фотогенична Полина. Поэтому в какой-то момент переключился исключительно на нее. Миша докатал снежный ком. Полина взяла его в руку. Я сделал снимок. Она эффектно стояла посреди лежащего и идущего снега в одном тоненьком платье, лицо и волосы мокрые, вся подрагивающая. Я взялся уже рукой за мелкие пуговки платья на ее груди, и она согласно потянула вверх шею, когда в творческий процесс ворвался грубый дух авиагородка.

– Не надо ее раздевать, она простудится! – закричал маленький ревнивец, сразу ломая кайф – мне, Полине, Хайдольфу Гернгроссу и венскому "Тритон-Ферлагу" одновременно.

После съемок в снегу нужно было срочно греться, и мы забились в тесное кафе "Роксанна" на Гагаринской пить пунш. Маленький Миша блистал юмором, неотрывно глядя на Полину, а я, чтобы быть найс, расспрашивал Лошадиную Дашу о ее учебных делах. Я понимал, что это не моя девушка, и что в день Святого Валентина нужно бы постараться встретить другую.

– В четыре мы можем пойти в ППК на открытие выставки в "Pro arte". Обещают, что там будет приличный фуршет, – предложил я.

От приличного фуршета никто отказываться не собирался, поэтому к четырем мы поехали в Петро-Павловскую крепость. Тогда я тесно общался с куратором лекционных программ "Pro arte" Татьяной Быковской, первоначально рассчитывая устроить лекцию Хайдольфа через нее, дабы лишний раз не напрягать Нану, но Нана, узнав об этом, страшно обиделась и потребовала, чтобы я все делал через нее, поэтому мне пришлось дать "Pro arte" отбой. Впрочем, Татьяна на меня не сердилась.

В экспозиционном зале "Pro arte" уже тусовали люди. Я заметил независимого куратора Олега Янушевского и коллекционера Николая Благодатова, еще пару знакомых лиц. По стенам висели рисунки, а прямо по курсу широким фронтом от стены до стены тянулись фуршетные столы с выпивкой и обильными яствами.

К ним пока не пускали, дожидаясь официальной речи. Но публика уже разворачивалась по флангу – фронт против фронта, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, готовая сразу же после последних торжественных слов самоотверженно ринуться в атаку. Напряжение неуклонно росло.

Впереди полукольцом – спиной к фуршету, лицом к нападающим – выстроились немногочисленные защитники. Осознавая, что силой публику им удержать не удастся, они начали увещевать ее словами. Это были организаторы выставки – несколько американских дяденек, среди которых председатель фонда СЕС, все это мероприятие финансировавшего, и два куратора, отобравших четырех художников из Америки, Франции, Англии и Швеции. Художники присутствовали тоже.

После длительных, почти получасовых увещеваний, увидев, что публика никуда уходить не собирается, они решили не сопротивляться и, подверженные измене, сами первыми кинулись на угощения.

На столах было много чего. Я сразу налил себе водки, закусил ее мандарином и, придя в себя, ощущая прилив бодрости и энергии, стал оглядываться по сторонам. Фуршетом руководила девушка из питерского представительства СЕС. Во время речей америкосов она переводила, и я успел ее разглядеть. Ей было под тридцать, она была чуточку толстовата с приятным севернорусским лицом и подсветленными русыми волосами, очень серьезная и ответственная на вид. Это был своеобразный типаж деловой женщины, довольно широко распространенный на Западе и почти не встречающийся у нас в России.

Среди всего прочего на столе лежал еж. Точнее – большой шоколадный торт в форме ежа, с мордой, носом, глазами, лапами и иголками. Еж был не нарезан и лежал целиком. Трогать его не решался никто. Сперва я хотел было отломить колючку, но потом передумал, решив, что мне этого будет мало.

– А когда мы будем резать ежа? – спросил я девушку из СЕС.

– Этого ежа купил Майкл, председатель нашего фонда, но он сейчас беседует, и я не знаю, удобно ли его отрывать.

– Мне кажется, ежа можно резать без его санкции. Он ведь купил его для того, чтобы его съели. А если Майкл будет беседовать слишком долго, то тогда ежа съедят без него и он сам будет во всем виноват.

– Девушка, вы же распоряжаетесь фуршетом! Так примите же решение и режьте! А я буду фотографировать. Если Майклу не достанется ни кусочка ежа, то тогда ему достанутся фотографии. Это уже моя забота, я сам прослежу, чтобы их никто не съел.

Девушка заколебалась. Тогда я взял со стола нож и протянул ей:

– Как вас зовут?

– Ольга.

– Режьте, Ольга, режьте!

– А как зовут вас? – спросила Ольга, отрезая ежу голову.

– Меня зовут Владимир. Какой вкусный еж! У него настоящий шоколадный нос, вот, сейчас я дам вам попробовать.

Как я и предполагал, Майклу попробовать ежа так и не довелось, но он по этому поводу свое неудовольствие не высказываал. Ну, что? Съели, так съели! Был еж, а теперь его уже нет!

Чтобы отпраздновать героический поступок Ольги, я налил ей немного водки. К нам подошел коллекционер Благодатов. Я налил и ему. Втроем мы и выпили.

– Вы знаете, а я замужем, – неожиданно произнесла Ольга.

"Вот те и на!" – подумал я, моментально прикидывая, что может стоять за этой фразой. По моему опыту – только одно. Однажды в Лондоне мне так сказала австралийка Кэрин. Согласно Зигмунду Фрейду эта фраза подсознательно вырывается у замужних женщин, желающих отдаться малознакомому мужчине.

– Тогда дайте мне ваш телефон, – взяв себя в руки, решительно ответствовал я.

– Вот моя карточка.

Я взял ее карточку, но не успел сунуть в карман, так как за рукав меня дернул Маленький Миша:

– Володя, там – Цветок!

– Какой еще цветок?

– DJ Цветок – это друг Полины! Что мне делать?

– По-моему, сделать ты ничего не можешь. Лучше возьми вот красивую визитную карточку для твоей новой визитницы, которую я тебе подарил. Только скажешь мне потом номер, чтобы я записал в книжку, он может мне еще пригодиться.

В тот вечер мне пришлось заниматься Мишей. Чтобы отвлечь его от невыносимых мыслей о Полине, ушедшей с выставки со своим другом, я повел его приставать к другим женщинам. Сначала мы пристали к Свете Островой, худенькой координаторше учебных программ "Pro arte", делая ей изощренные комплименты и вгоняя ее в краску.

Затем переключились на москвичку Ольгу Горюнову, приехавшую читать лекцию о современных компьютерных технологиях в одном из соседних залов. Причем на глазах ее ревнивого долгоносика-мужа, приехавшего с ней вместе. Я принялся ее фотографировать, и она так этим увлеклась, что даже забыла о подготовке к лекции, начинавшейся через пятнадцать минут. Об этом ей строго напомнил Долгоносик, тем самым, обрубив наш невинный флирт.

А когда уже все расходились, я пристал к художнице-француженке, тоже оказавшейся с мужем. У нее были красивые меховые рукавицы и я попросил ее меня ними гладить. Ей это настолько понравилось, что не будь рядом мужа, просто страшно подумать, что могло бы произойти.

В день своего отъезда, я позвонил Ольге. Я уезжал вечерним берлинским поездом. Мы встретились выпить кофе в кафе "Крунк" на Малой Садовой. Этой короткой встречи мне было достаточно, чтобы решить для себя, что я буду заниматься Ольгой – после своего возвращения, и я обещал позвонить ей, как только вернусь. Она просила привезти ей небольшой сувенир, что-нибудь из Вены – на мой выбор.

Глава 29. БОЛЕЗНЬ БАБУШКИ. СВИДАНИЕ С ОЛЬГОЙ

.

Сегодня вторник, 3 апреля. А приехал я во вторник 13 марта. Значит в городе я уже три недели, но до сих пор не собрался позвонить Ольге. Я привез ей подарок. Это маленький бюстик Штрауса, примерно семь-десять сантиметров высотой, сделанный из осколка белого тирольского мрамора. Я купил его в сувенирной лавке в подземном переходе к Венской опере. Штраус – красивый мужчина с длинными волосами и пышными усами, как у императора Франца Иосифа. Бюст мне понравился. Но я выбирал. В лавке была еще симпатичная тарелочка с изображением собора Святого Стефана. Я долго колебался – Штраус или тарелочка? В конце концов, победил Штраус, который и был куплен.

Я нахожу номер Ольги. Набираю.

– Это Владимир Яременко-Толстой.

– А я о вас думала! Куда же вы пропали?

– Я приехал, но, честно признаюсь, звоню не сразу. У меня был гость, и мне пришлось им заниматься. Но подарок я привез. Из Вены.

– Хорошо, я вас прощаю!

– Спасибо. Что я могу для вас сделать?

– Вы можете меня куда-нибудь пригласить. В театр, например. Можно сходить в Мариинку на "Щелкунчика". Говорят, что это большая гадость, но мне, тем не менее, было бы любопытно взглянуть на плоды шемякинских стараний.

– Хорошо, я постараюсь достать билеты, но не уверен, что это будет легко. Насколько мне известно, попасть на премьеру почти невозможно. А пока я буду доставать билеты, что может продлиться довольно долго, я хочу пригласить вас в гости.