Розалина снимает сливки - Алексис Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И постепенно, по мере того как печи разогревались, а аромат печенья, качество которого, как она надеялась, будет достойно телепередач, заполнил кухню, она начала чувствовать себя почти… как это называется? Ах, да, хорошо. Может быть, даже оптимистично. К лесу, церквям и урокам истории пришлось привыкать, и ее планы вернуться в университет зловеще таились в глубине ее сознания, но это? Делить с кем-то пространство, мгновение и скалку? Это далось легко. Естественно.
Розалина не хотела сглазить и, возможно, вкладывала слишком много значения в один двусмысленно ободряющий взгляд Марианны Вулверкот, но ей казалось, что на этой неделе у нее все получится. Кто знает, может быть, даже хорошо. В конце концов, у нее была сильная концепция. И та часть души, которая привыкла делать домашние задания и тесто одновременно, втайне была рада попрактиковаться на незнакомой кухне.
Когда все было готово, они сели за кухонный стол Алена, сделанный из восстановленного дерева, и по очереди попробовали печенье друг друга.
– Они очень вкусные, Розалина, – сказал он наконец.
Она это знала. Но все равно в какой-то степени ей стало легче.
– Надеюсь. Мне кажется, они отличаются от других по вкусу. Я приняла к сведению твой совет насчет секретного оружия.
– И твое секретное оружие – алкоголь?
– Ну, – признала она, – все мы знаем, что нравится Марианне.
Он бросил на нее, как ей показалось, насмешливый взгляд.
– Так, значит, твой план – напоить ее, чтобы она отнеслась к тебе более благосклонно?
– Да. Такая у меня стратегия. Напоить ее до отключки тремя печеньками и воспользоваться, пока она не в состоянии судить.
– Рейтинги сразу же подскочили бы.
– Если честно, ты бы и сам пошел на это, ведь так? В смысле, не в прямом эфире. И не для того, чтобы продвинуться на шоу выпечки. И не если бы она была настолько пьяна, что не понимала бы, что делает.
У него глаза полезли на лоб.
– Ты говоришь, что тебе нравится Марианна Вулверкот?
– Господи. А кому не нравится? Ты ее видел?
– А она не… ну… не старовата для тебя?
– Ей вряд ли больше сорока пяти. И на прошлой неделе она была в широких шелковых брюках, в которых была похожа на Лорен Бэколл[6].
– Если честно, – сказал он, нахмурившись, – я не обращаю внимания на внешний вид. Мне кажется, я восхищаюсь другими качествами. И кстати об этом. Я волнуюсь, что Марианне печенье может зайти, а вот Уилфреду – точно нет.
Розалина всерьез задумалась. На прошлой неделе она усвоила урок, что Марианна и Уилфред судят совершенно по-разному, и стараться угодить обоим было рецептом того, как стать посредственной.
– Надеюсь, что ему понравится качество выпечки, если даже он не купится на идею.
– Рискованно.
– Теперь уже поздно думать. – Обратив внимание на ассортимент печенья Алена, она взяла одно и откусила. – Это лаванда?
Он кивнул.
– Вкусно. И не похоже на то, что обычно лежит у старушек в спальне.
– Спасибо. Как мы уже поняли, избегание старушечьих спален у меня в приоритете. – Он указал на тарелку. – Эти – с медом и тимьяном, и, наконец, с розмариновым сливочным маслом.
– Так странно, что мы готовим вместе почти месяц и еще ни разу не пробовали выпечку друг друга.
Он ухмыльнулся.
– Клянусь, съемочная группа носит у себя в заднем кармане вилку.
– Да. Я сама видела.
Взяв в руки печенье с медом и тимьяном, она разломила его на две части и провела большим пальцем по излому, изучая текстуру.
– Даже не знаю, что сказать. Ты в этом явно хорош и точно это знаешь, потому что решил выступить на телевидении.
– Да, но мне все равно хотелось бы услышать твое мнение.
Она задумалась на мгновение, польщенная тем, что он считает ее мнение заслуживающим внимания, и попыталась придумать дельный совет.
– Оно вкусное, и испек ты его превосходно, но… мне кажется… если и волноваться из-за инструктажа, то вряд ли из-за этого.
Воцарилось недолгое, не совсем приятное молчание.
– Ну, а что насчет тебя? – спросил он. – Оно должно быть любимым с детства, так что, если только твое детство не отличалось от моего, вряд ли алкоголь это отразит.
Домашнее чувство уюта, которое она испытывала, пока они вместе пекли, вдруг показалось ей далеким и неуместным. Это был дом Алена. Она была гостьей. И она оскорбила его, пусть и ненароком.
– Думаю, я пыталась сделать что-то необычное из традиционного семейного печенья. Но твое просто… – она извиняющимся жестом указала на тарелку Алена. – Не пойми меня неправильно, оно очень красивое, но это просто… печенье. Дорогое печенье. Но не такое, которое вызывает приятные детские воспоминания.
– В инструктаже не говорилось, что это обязательно должно быть такое же печенье, которое можно купить в супермаркете.
– Нет, но… – Она настороженно смотрела на него, чувствуя себя Винни-Пухом, который застрял в парадной двери Кролика и не знал, куда ему двигаться – то ли вперед, то ли назад, и знал, что не сможет сделать ни того, ни другого. – Мне кажется, они ищут что-то с… налетом ностальгии? А я не знаю, какая история у твоей выпечки.
Его взгляд похолодел.
– История такая, что это печенье.
– Ален, я не критикую. Просто считаю, что в этом испытании нужно, чтобы оно было более личным. Дело не в том, что ты должен изменить печенье. Но, не знаю, ты можешь передать через печенье свою историю?
Наступила тихая напряженная тишина – такая, чтобы Розалина забеспокоилась, что все испортила.
– Послушай, – сказал он наконец. – Меня возвращает в детство не… не это чертово печенье. Я люблю своих родителей и очень близок с ними. Но отчасти причина этого в том, что они всегда считали, что я не справлюсь со взрослыми обязанностями. Так что да, я вырос на оливках и гриссини, а не на джемах и шоколадных «Хобнобс». И правда в том, что мне не нравится, когда меня просят потворствовать каким-то устаревшим представлениям о ностальгии.
Странно, но Розалина могла это понять. По крайней мере отчасти.
– Моя семья тоже не любит печенье. Но я пришла выиграть конкурс, поэтому да, я угождаю.
– И мне, наверное, тоже стоит. Просто… я не знаю, как это сделать. Я бы не узнал заварной крем, даже если бы сел на него.
– Ну… – Розалина постаралась обескураживающе улыбнуться. – Мне
