Последняя жертва - Шэрон Болтон

Пока поход в библиотеку не принес мне ничего нового.

В следующем выпуске еженедельника «Уэст Дорсет Кроникл» я обнаружила заметку из четырех строчек: «Во вторник в возрасте 30 лет скончался Рэймонд Генри Гиллард. Он всего лишь на несколько часов пережил своего близкого друга и соседа Питера Морфета. Питеру было 32. Оба мужчины умерли в своих домах от сердечной недостаточности. Родственники покойных от комментариев воздерживаются».

За день-другой в поселке от сердечной недостаточности умирают двое молодых мужчин!

После этого сообщения я заново стала перелистывать пыльные старые газеты в поисках упоминания о семье Уитчеров, в особенности о Соле и Альфреде. «Кроникл» представлял собой еженедельное издание объемом всего в восемь страниц, однако поиски затянулись на целую вечность. И мне уже стало казаться, что я что-то пропустила.

Я вернулась к 1950 году и нашла несколько сообщений об утопленниках, но все эти люди утонули либо в море, либо в заливе. И ни одного упоминания об Альфреде. В половине второго я сделала небольшой перерыв, выбралась на поверхность планеты — подышать воздухом и поесть, а через двадцать минут вернулась к работе.

Гарри — предпоследний из братьев Уитчеров, родился в 1930 году. Предположим, что Альфред родился в 1931-м, в 1944-м ему было тринадцать. Я взяла ящик, где хранилась подшивка газет за 1944 год. Уже во второй газете я обнаружила статью — именно ту, которую искала, хотя поначалу даже не осознала этого.

В июле 1944 года дружинница «земледельческой армии», прибывшая сюда из Лондона, которая работала и жила на близлежащей ферме, была изнасилована пятью мужчинами из нашего поселка. Четверых из них королевский суд Эксетера приговорил к разным срокам тюремного заключения — от десяти до пятнадцати лет. Самый юный из банды — Сол Уитчер — избежал заключения ввиду своего юного возраста (ему тогда было 15 лет), несмотря на то что старшие члены банды указали на него как на главаря шайки. Присяжные поверили мальчику, когда тот стал божиться, что не принимал участия в изнасиловании.

В четыре часа ко мне подошла библиотекарь и сообщила, что библиотека закрывается. Видимо, я как-то неуклюже сидела за столом, у меня покраснели глаза и был подавленный вид, так как библиотекарь сжалилась.

— Вы ищете что-то конкретное? — спросила она, взглянув на часы.

Собирая вещи, я успела вкратце объяснить, что привело меня сюда.

— Знаете, — кивнула она в сторону лестницы, — раньше многие поселки выпускали собственные приходские бюллетени. Где, вы говорили, живете?

Я назвала поселок и увидела, что она нахмурилась. Она еще раз взглянула на часы и отошла от лестницы.

— Минутку, — сказала библиотекарь и направилась к большому шкафу. Открыла ящик и порылась в нем. — Вот!

Она выпрямилась и водрузила на нос очки.

— Бюллетень «Сент-Биринус газетт». Издавался ежемесячно с 1895-го по 1972-й. Боюсь, у нас его нет. Мало места. Но одна дама, Руби Моттрам, сохранила все экземпляры. Она долгое время его редактировала. Уверена, она с радостью покажет вам эти издания.

Меньше всего мне хотелось листать еще более пыльные старые бюллетени, но женщина оказала мне любезность, поэтому я взяла адрес, который она мне написала, и поблагодарила ее.

Вернувшись в машину, я решила, что отправлюсь домой, но передумала, опустив глаза на клочок бумаги, который мне сунула библиотекарь. Санаторий для престарелых всего в пяти километрах отсюда. Но даже не это прельстило меня. Я вспомнила слова Виолетты.

«Люди, которые там были, не любят об этом говорить. Даже Руби, а она моя лучшая подруга».

Девушка по имени Руби была в церкви в ночь пожара. Руби, чьи данные записаны у меня на бумажке, живет в доме престарелых, поэтому вполне может оказаться подругой Виолетты. Арчи, Сол и Гарри Уитчеры сразу после пожара покинули поселок. Четверо молодых мужчин умерли той ночью. Я решила нанести Руби визит.

В доме престарелых «Буковый лес» воняло мочой, синтетической лавандой и, непонятно почему, опилками. Здание было построено примерно в 1970 году специально для того, чтобы разместить там стариков. Перешагнув его порог около половины пятого вечера, я тут же поняла: уж лучше горло себе перерезать, чем закончить свои дни в подобном месте.

Когда я прошла вглубь коридора, запах лаванды сменился более интенсивным запахом дезинфекции. Но по углам и по краям плинтусов виднелась пыль, а вокруг каждого выключателя — тонкая полоска въевшейся грязи.

Мы миновали комнату отдыха. По периметру сидели на неудобных с виду стульях несколько женщин и один старик. Никто не разговаривал, никто не читал, никто не смотрел телевизор, не слушал радио. У двух-трех престарелых людей были вообще закрыты глаза, остальные просто уставились в пространство перед собой. Интересно, что они видели? Если видели вообще. У меня возникло ощущение, что их жизнь угасает, несмотря на то что они сидят здесь, их сердца бьются, а легкие поглощают кислород.

— Через двадцать минут подадут чай, — сказала женщина в форменной одежде медсестры. Она встретила меня в приемной. — Мы предпочли бы, чтобы все посетители уже ушли к этому моменту. К чаепитию все должны успокоиться.

Она остановилась перед окрашенной в бледно-желтый цвет дверью. Облезшая краска внизу двери и въевшаяся грязь вокруг дверной ручки лишь подтвердили сложившееся у меня мнение о санитарных нормах в «Буковом лесу». Медсестра толкнула дверь.

— Руби, к тебе посетитель! — выкрикнула она, жестом приглашая меня войти.

Мне стало жаль Руби, которую не предупредили о моем визите. А может быть, она спала? Ее даже не спросили, хочет ли она меня видеть.

Если бы Руби предоставили выбор — я это поняла сразу, как только вошла, — она бы наверняка отказалась от подобного удовольствия.

Потому что при моем появлении глаза Руби округлились, как у дикого животного, которого настиг свет фар, когда оно ночью перебегало проселочную дорогу. Потом она метнула взгляд налево, на разобранную постель, направо, на идущие вдоль стены книжные полки, вниз, на коричневый с цветочным орнаментом ковер, и снова на мое лицо. Она содрогнулась — казалось, ее старое тщедушное тельце забилось в конвульсиях — и вжалась в кресло. Ее короткие худые пальцы вцепились в деревянные подлокотники, а когда она опять подняла на меня глаза, на ее лице явно было написано отвращение.

Мне случалось и раньше видеть такую реакцию, Руби.

Она сидела перед двустворчатым, доходящим до пола окном, вид из которого на маленький садик трудно было назвать живописным — поросшая сорняками лужайка, несколько чахлых кустиков… Правда, вдали виднелось море. На горизонте белели паруса яхты, медленно плывущей с востока на запад.

Я огляделась, увидела маленькую расшитую скамеечку для ног и притянула ее поближе — но не слишком — к креслу Руби. Когда левую сторону моего лица скрыли волосы, я, полуобернувшись и сев на скамеечку так, чтобы она видела меня в профиль, представилась, сказала, что живу в поселке, где раньше жила сама Руби. Я сообщила, что знакома с ее старинной приятельницей Виолеттой и что мне хотелось бы просмотреть церковный бюллетень.

Она ничего не сказала в ответ, но я увидела, что она поняла, о чем я ее просила, — ее взгляд метнулся к книжным полкам за моей спиной. Я уже заметила на одной из полок несколько аккуратно поставленных друг на дружку картонных ящиков, к каждому из которых была прикреплена бирка с датой.

— Мисс Моттрам, я пытаюсь побольше узнать об одной семье, которая жила в поселке. Об Уитчерах. Вы не против, если я взгляну на старые бюллетени?

С тех пор как я вошла в палату, взгляд Руби не задерживался дольше секунды на одном предмете. Теперь ее взгляд метался вокруг маленького кофейного столика справа от нее. Она протянула руку и схватила пульт от телевизора, нажала на кнопку. В углу комнаты ожил телеэкран.

— Руби?

Вместо ответа она нажала еще на одну кнопку, звук стал громче. Она просто делала вид, что меня здесь нет.

Я приказала себе не обращать на это внимания — женщина пожилая, вероятно, давно с людьми не общается, возможно, страдает одним из старческих заболеваний. Я подошла к полке. Если она велит мне остановиться и уйти, я так и сделаю, но пока…

Пробежала глазами по биркам. В шести коробках хранились выпуски с 1950 по 1960 год. Я повернулась к Руби.

— Руби, вы не возражаете… — Я кивнула на коробки.

Она все еще игнорировала меня. Я сняла с полки коробку, опустилась на ковер и стала изучать содержимое. Я быстро нашла выпуск за июль 1958 года и пролистала его страницы. Ничего о пожаре в церкви, несмотря на то что бюллетень вышел приблизительно через месяц после происшествия.

Ничего там не было сказано и об Уитчерах. Я просмотрела выпуски за август и сентябрь. В октябрьском нашла заметку о свадьбе Виолетты Нисден и Джима Баклера в близлежащей церкви Святого Николая — церкви, которую посещаю и я, но ни слова о пожаре в церкви Святого Бирина, ни слова о братьях Уитчерах.