Старая Русса в истории России - Иван Николаевич Вязинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег выпал только в январе,
На третье в ночь.
Однако весна не запоздала, и во второй половине апреля близ Живого моста военные строители уже возводили пристань.
Начало мая ознаменовалось приятным событием — в Старую Руссу прибыл пароход, доставивший груз и пассажиров из Новгорода. На низких бортах красовалась четкая надпись — “Военный поселянин”. С этих пор самоходное судно приходило еженедельно, а с увеличением числа пароходов и чаще. Когда русло Полисти мелело, они ходили до “кривого колена” (в нескольких верстах от города), а то и до Взвада или Устреки. Рушане с гордостью говорили, что всего через десять лет после Петербурга здесь появилось это чудо техники.
Между тем в Руссе хирели промышленность и торговля. Нарушились традиционные связи, не проводились ярмарки, опустели базары. Одна за другой закрывались купеческие лавки и заведения. Из восемнадцати первогильдийских капиталов держался на поверхности лишь один — Сомрова. В крамольных речах по доносу Морковникова уже были замечены и ремесленный староста Кузьма Солодожников и купеческий — Андрей Григорьев.
Под несмолкаемый треск барабанов жили теперь рушане. Силами подневольного дешевого труда поселян-рабочих по Ильинской и Александровской улицам строились двух и трехэтажные красные казармы для размещения войск по проектам русского архитектора В. П. Стасова и французского Л. А. Дюбо. Рядом возводилось громадное здание манежа, не имевшее внутри ни одного столба и покрытое толстым кованым железом, для парадов и учений в зимнее время.
Весной работы шли наиболее интенсивно, в июне ожидался приезд царя. Однако Александр посетил лишь Новгород, где в течение пяти дней знакомился со строительством в 1-й дивизии, затем выехал на юг.
27 ноября из Таганрога в Петербург фельдъегерь привез печальное известие о неожиданной кончине императора 19 ноября. В три часа пополудни гвардия уже присягала новому императору Константину I, который сидел наместником в Варшаве. На другой день вечером сообщение поступило в Руссу.
29 ноября печальная весть была доведена до рушан. В зале Думы собрались чиновники и именитые горожане. Со стены на них равнодушно взирал портрет царя, обитый черным крепом. По бокам горели пудовые свечи...
Вечером генерал Маевский записал в дневнике: “Присягали Константину войска и город. Солдаты — в восторге, поселяне — в восхищении. Первые обожали нового императора, не зная его, вторые — надеялись возвратить свободу”. Примерно тоже занес в дневник молодой офицер Гриббе: “Охотно и с ликованием приняли присягу Константину Павловичу, так как слышали, что он ненавидел Аракчеева и поселения”.
15 декабря. Маевский получил уведомление о восшествии на престол Николая. Через несколько часов “под видом парада” все, носящие воинский мундир, были собраны на городской площади. “Вопреки общих толков, — записал генерал в дневник, — присягнули тихо, без волнений. Но в соседних деревнях показывались беспорядки”. По иному описал тот день поручик Гриббе: “Собрали... Вынесли евангелие и крест... Но радостных криков уже не было. Полковой командир дважды прокричал “ура”, и лишь на третий раз отозвалось не более сотни, да и то вяло, сквозь зубы. Всем была странна двойная присяга...”.
А вскоре дошли сведения о событиях 14 декабря в столице. И указанный офицер, уже будучи отставным подполковником, писал в воспоминаниях: “О 14 декабря говорили тихо и то с людьми, в коих были уверены. Кто же был знаком с декабристами, притаился и ушел в исполнение служебных обязанностей”.
В своих планах декабристы отводили определенную роль поселянам, ибо “в случае неуспеха на Сенатской площади думали отступить в Новгородские военные поселения и поднять их”. Кондратий Рылеев даже предлагал Петру Каховскому поступить сюда на службу, чтобы “иметь надежных людей”. С этой целью в общество был принят и член совета по управлению поселений подполковник Г. С. Батеньков. При обсуждении плана восстания он заверял Рылеева: “Новгородские поселяне, особенно старорусские, сильно негодуют и готовы возмутиться при первом случае”.
В этом “не было ни малейшего сомнения, — писал в воспоминаниях Д. И. Завалишин, — Кроме положительного обещания выставить по первому призыву до 40 тысяч войска, последующая их готовность к возмущению показала расположение принять участие во всяком предприятии, которое могло бы избавить их от невыносимого положения...”
1826 г. Познакомившись досконально со следственными делами декабристов и убедившись в пристальном внимании последних к поселениям, Николай I послал генерала И. И. Дибича в Новгород и Руссу подготовить для него ответ на два вопроса: 1) Военные поселения в 1826 г. 2) Поселяне о своем положении. Прошел какой-то месяц и на столе нового царя лежала обстоятельная записка, составленная со знанием дела. Отдельные места ее Николай подчеркнул, перечитывал по-нескольку раз.
“... В политическом отношении военные поселения есть предприятие, по мнению моему, опасное. Ибо можно ли при настоящем брожении умов и при явно вероломных покушениях на ниспровержение престолов, равнодушно видеть целые селения вооруженные, состоянием своим недовольные... И не видели ли мы в прошедшем бунте намерение мятежников, в случае неудачи, отступить в поселения”.
“...Если необыкновенная строгость и даже жестокость удерживали по сие время порывы негодования, то можно ли сим единым средством удерживать оные навсегда?.. После восьмилетних усилий и несметных расходов поселения представляют самое несчастливейшее зрелище... Коренные жители из зажиточных крестьян сделались убогими. Действующие солдаты, из которых многие проливали кровь за отечество, суть работники-батраки хозяев, без жен, без собственности. Они несут все бремя строевой службы и сверх сего изнуряются без всякой платы различными работами.
Рабочие батальоны замучены, и начальники их не стыдятся удерживать у них часть заработанных кровавым потом денег. Где же обещанное благоденствие солдата, и на чем основана безопасность государства?!
...Тощие новгородские земли с трудом кормили и прежнее-то население, а тут нужно каждому хозяину кроме семьи кормить еще двух постояльцев...
Из всего вышеизложенного, всемилостивейший государь, усмотреть изволите, что при устроении поселений не достигнуто ни единой черты из благодетельных намерений в Бозе почивающего императора Александра. Осталось одно неоспоримое — предстоящая опасность!”
Последние сомнения царя в отношении угрозы бунта рассеялись при личном посещении Старорусского удела поселений.
В начале июня засушливая весна и почти полное отсутствие дождей сменилось ненастной погодой. На предложение отложить смотр Старорусского гарнизона император ответил отказом, придерживаясь принципа “солдат должен быть всегда солдатом”, то есть несмотря ни на какую погоду.
Николай прибыл в город в сопровождении графа Аракчеева и начальника штаба поселений Клейнмихеля. На другой день с раннего утра началась подготовка к смотру — параду, и она уже ознаменовалась непредвиденным эпизодом. Один из батальонов, располагавшийся на Коломце, отказался следовать к месту сбора близ солеваренного завода. Поселяне, сняв