Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский

А как я отношусь?

Черт, да я никак не отношусь! Я не хочу к ней относиться!!!

– Поздравляю, – послышался негромкий голос. В нем звучала тонкая ирония интеллигентного человека. – Уже сэр Ричард!.. Поздравляю, Дик. Ты делаешь большие успехи.

Из темноты вышел и остановился передо мной, заслонив алтарь с книгой, высокий человек в черном плаще. Я поднял глаза на его умное интеллигентное лицо.

– Это я вас поздравляю, – ответил я учтиво. – Как это вам удалось войти в святая святых?

Он вскинул красиво изломанные брови.

– Это в церковь, что ли? О, Дик, знал бы ты, сколько я основал этих церквей! И сколько таких, где я сам служу мессы!.. Но это пустяки. Я удивлен, увидев тебя здесь… и в такой странной позе. К тому же я не вижу за твоими плечами… ангела-хранителя.

Он выговорил это как ругательство. И хотя я с ним вполне согласен, у меня любая моя охрана без моего согласия вызывает протест, а хранитель превращается в охранника, но я спросил автоматически – люблю спорить:

– А что странного?

– Да такого человека не то что в церковь… вообще должны были утащить на костер!

Я вспомнил колеблющихся инквизиторов, плечи мои зябко передернулись, я спросил на всякий случай:

– Но нет и беса?

Он сдержанно улыбнулся.

– А его и не надо.

– Почему?

– Этого достаточно, – сообщил он. Видя мое недоумение, пояснил: – Достаточно, чтобы не было ангела.

Я ощутил холодок, сказал настороженно:

– Не совсем понял…

Хотя уже понимал, только не хотел признаваться даже себе. Дьявол улыбнулся шире.

– Кто не служит Свету, уже служит Тьме. Только, если честно, Дик… ты же сам знаешь, что Свет – это я. У меня даже прозвище – Люцифер, что значит «светоносный». А церковь, увы, тьма. Мракобесие. Тьма. Но ты не смотри на меня так подозрительно, Дик, не смотри!.. Я не пришел тебя искушать, пугать или еще как-то на тебя воздействовать. Скажу честно: я не буду тебе мешать, даже когда ты что-то сделаешь вразрез с моими планами… А ты пока что ничего такого не делаешь. Понимаешь, даже Старик скрепя сердце признает свободу воли человека. Раньше не очень-то признавал, но, озлившись и изгнав из райского сада, махнул рукой и сказал: живите как хотите. Тем более свободу воли признаю и поощряю я. Я как раз и строю свою политику на свободе воли, на желаниях, чувствах, страстях… А вот тот консерватор все старается заковать в узкие рамки догм, дисциплин, норм… Вернее, не Он сам, я ж сказал, Он на все махнул рукой, но все еще не смирились толкователи и проповедники его учения: богословы, священники, отшельники, аскеты… Понимаешь?

Я сказал осторожно:

– По крайней мере, я понимаю, почему… гм… из моего мира.

Он рассмеялся, потер руки.

– Честно говоря, я никак не верил, что такое удастся… Нет, я не сомневался в своих возможностях, но когда мы с Ним заглянули в твою душу… Там при Нем была свора ангелов, так они разбежались с воплями. Ужаснулись, значит. Страшно смотреть в черные бездны… Но Он посмотрел и махнул на это вяло рукой. По-моему, даже не понял, что увидел. Или глазами стал слабоват.

Он смеялся и потирал руки, на меня смотрел взглядом собственника. Он победил, молодой и сильный, а одряхлевший Бог уже, видно, допустил ошибку. Не рассмотрел, что в моей душе для него нет места вовсе, зато Тьмой занято все.

– И что же, – спросил я, – все, что я делаю… я делаю на пользу наступающей Тьме?

Он кивнул. Глаза стали серьезными.

– Да.

Я подумал, спросил:

– Но как же… я ведь помог привезти мощи Тертуллиана… Я не дал заговорщикам сбросить короля с трона.

Он развел руками.

– Ты сам знаешь ответы. Загляни в себя. Не хочешь?.. Это в тебе остатки морали прошлых эпох. Нет, не твоей эпохи, а времен твоих отцов-дедов. Ты делаешь то… что делаешь, но пока стыдишься называть это своими именами. Ничего, и этот предрассудок падет очень скоро. Я могу тебе назвать пока только общий признак… все, что ты делал, ты делал для себя, а не для других. А это, сам понимаешь, единственно правильно и честно. И по отношению к себе, и по отношению к другим.

Из меня вырвалось:

– Ложь!

– Хотя я – Отец Лжи, – сказал он мирно, – и прочее, прочее, как только меня не называют, но я не вру. Да, на тебя не действует магия… потому что ты родился в другом мире. На тебя действует другая магия, магия того мира, неведомая здесь… Более того, даже я не могу заглянуть в тебя, увидеть твою суть. Единственное, что могу сказать наверняка: Старик крупно лопухнулся, не возражая против твоего переноса! Ты – из того мира, где я уже на белом коне. И принимаю парады! А мне под ноги бросают трофеи… какие, сам назовешь, если подумаешь.

– Но… – сказал я, – а как же…

Он тонко улыбнулся:

– Это я запустил в обращение прекрасный лозунг, который сразу прижился: книги имеют свою судьбу! Но это верно не только с книгами. Еще больше – с человеком. Мало ли какую судьбу готовил вам Старик! Гениальное творение начинает жить своей жизнью с момента сотворения. Я лишь помогаю ему жить… правильно. Умно. Рационально. Ты против того, что надо жить по уму?

Он смотрел странными мерцающими глазами. Я хотел отмолчаться, но он ждал ответа. Я выдавил через силу:

– Нет.

– Спасибо, – сказал он просто, но с торжеством.

На его месте слабо блеснул огонек, словно электрический разряд. Сатана исчез, словно сам себя выключил. Я снова видел темный алтарь, наполовину укоротившиеся свечи, толстую книгу, от нее никакого свечения, никаких признаков Мощи или Святости. Старая потертая книга, которую читали многие, читали внимательно, вдумчиво, часто заламывая «ослиные уши».

По уму, повторил я злобно. Он хочет, чтобы все жили по уму. Свободно и раскованно. А церковники хотят свободную мысль заковать в оковы догматов. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. Только вот такой прямой дорогой, товарищи, в светлое будущее всего человечества, в царство Христа, царство свободы… грудью проложим себе…

Хотя, конечно, если честно, только распоследняя сволочь или бомж отказывается от догматов, от веры. Пусть они даже ложные, вроде «Все люди равны», «Запад нас спасет», «Честность лучшая политика», «Так делать не принято», но они ведут нас по жизни, а без них мы вообще превратились бы в зверей. Или в скот. Без веры в то, что надо быть честными, мы, поступающие нечестно, скатились бы еще ниже простой нечестности!

Так что вера… вера необходима. Но при чем здесь церковь? Христос? Нелепый рай на облаках и смехотворный ад в преисподней, где зарождаются вулканы? Да ни при чем, это для общего употребления, как уже дал понять инквизитор. Для чистых душ. А для тертых – можно приоткрыть занавес чуть шире.

Вера, к примеру, заставляет продвигаться этих людей все дальше и дальше на юг, покоряя, повергая, сжигая и разрушая чужие ценности, чужие культуры, чужих богов и чужую религию. Не будь этой неистовой веры, сразу началось бы гамлетовское: а прав ли я, а надо ли завоевывать, а может быть, пусть меня завоюют и поставят, как им приятнее?