Пианист. Осенняя песнь (СИ) - Вересов Иван

— До свидания, молодой человек! — царственно кивнула хозяйка Теодоро, а сам он басовито мяукнул из баула.

— До свидания, — рассеянно пробормотал Вадим.

Он проводил глазами Петечку, который вел бабулю под руку, они удалялись. Под навесом перрона было сумрачно. Лиманский не знал, ждать ли ему здесь, или идти в вокзал, почему-то забыл про телефон, а можно и нужно было позвонить. Конечно, позвонить… Набрал номер и совсем близко услышал мелодию вызова, у Милы была такая же, он запомнил еще в Царском. Это ее телефон! Пришла!

Она стояла за газетным киоском, и потому Вадим не сразу увидел, а Мила повернулась к нему спиной и высматривала его среди проходящих к лестнице тоннеля. Телефон все звонил. Вадим сбросил вызов, глубоко вдохнул морозный воздух, приправленный неповторимым вокзальным запахом угля и креозота, и громко позвал:

— Мила!

Она обернулась на голос, закрыла губы ладонью. Он рванулся к ней, она — к нему, через несколько шагов он обхватил ее, прижал к себе сильно, не думая о том, что делает больно.

— Вадим… Вадик, а я все смотрю, смотрю… — Она разрыдалась и держалась за него, вцепилась и не отпускала. Лиманский нашел губами ее губы, взял лицо в ладони, стал целовать и целовать. Так они стояли на пустом перроне, поезд давно отошел, но Мила и Вадим даже не заметили.

Только теперь, когда она была рядом, нежная, беззащитная в его руках, Вадим осознал всю безмерность своей тоски по ней. Она целовала и плакала, сердце у Лиманского заходилось от жалости, в груди становилось горячо и больно.

— Что же ты плачешь, родная? — он стал целовать ее руки, холодные пальцы. — Без перчаток почему?

— Я… не нашла на работе… торопилась…

— Мои надень. — Он стал засовывать ее руки в слишком большие мужские перчатки. — Давно ты ждешь?

— Не знаю… не помню…

Она спрятала лицо у него на груди, прижалась лицом к шарфу, ухватилась за ворот расстегнутой куртки. Замерла.

— Что ты делаешь?

— Нюхаю, — она засмеялась, — так хотела найти этот парфюм, как у тебя, и не могла… не спросила тогда, как называется.

— Декларасьен… Зачем он тебе?

— Купила бы, чтобы был. Мне так нравится. — Она обнюхивала его, закрыв глаза, как будто боялась, что вот посмотрит — а Лиманский исчезнет. — Это правда ты, поверить не могу. Я уже привыкла тебя на экране только видеть… Как же ты приехал? А если бы я не позвонила?

— Нашел бы. Пусть не сразу, но нашел бы…

Глаза её широко распахнулись.

— Правда?

— Да. — Он стирал пальцами слезы с её щек. — Что же ты плачешь на морозе… и нос холодный. Идем куда-нибудь.

— Куда? — она блаженно улыбалась и теперь смотрела на Вадима, приподняв лицо.

— Не знаю куда, в вокзал, в кафе, куда скажешь, мне все равно.

— Я тоже не знаю, я и города не знаю толком, боюсь куда-то от своего маршрута “работа — дом” отклоняться. Сколько тут живу — нигде не была.

— Ну не на перроне же стоять, пошли, найдём, где погреться, посидим, я так скучал по тебе…

Он обнял ее за плечи, и они пошли наконец с платформы, через здание вокзала и привокзальную площадь.

Вадиму и в голову не пришло сказать, что можно бы и к ней домой, как будто и она не жила тут, а так, проездом оказались. И оба они чужие всем — и этому городу, и целому миру, — а родные только друг другу.

Стоило Вадиму прикоснуться к Миле, и все тревоги о том, как и о чем они будут говорить, рассеялись. О чем бы ни говорили — это было словно они давно вместе и продолжают начатую беседу. Лишь бы слышать голос, смотреть в глаза, сплетать пальцы…

Напротив железнодорожного вокзала был автобусный, перед ним стояло множество машин, там Вадим поймал такси и просил шофера отвезти их в приличный ресторан. Шофер посмотрел на часы, на странную пару и сказал:

— Я мог бы вас, конечно, по городу покатать, только здесь пешком дойти ничего не стоит. На Московскую улицу, там хороший ресторан, с двенадцати открыт.

— Спасибо, — поблагодарил Вадим и спросил у Милы: — Идем?

— Идем, — она прижалась к нему и снова счастливо засмеялась, — хочу с тобой в ресторан!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На улице было немноголюдно, снегопад загнал владимирцев по домам, а те люди, что слонялись около вокзала, искали убежища в главном зале или привокзальных забегаловках. Вадим и Мила шли по Московской улице, а снег падал, падал, кружил роем белых хлопьев под каждым уличным фонарем. Как и в Питере, и в Москве, здесь уже начали украшать витрины к Новому году, и они подмигивали разноцветными огоньками, при свете дня это было бы странно, но снег скрадывал впечатление.

Перед гостиницей “Владимир” посреди парковки красовалась большая искусственная ель, следующий за гостиницей дом и был названный шофером ресторан. А название странное и смешное: “Шеш Беш”. Вадим не знал, что оно означает, что-то восточное.

— Идем? Посидим в тепле… — Вадим так и не отпускал руку Милы, только когда в дверь проходили, разжал пальцы. Ресторан оказался чистым, уютным и не шумным. Столы деревянные без скатертей, а стулья и диваны по стенам — мягкие, с подушками. В первом — вероятно, главном, — зале красовалось большое дерево, удивительно похожее на настоящее. Под ним на ковре были выставлены скамейки, в беспорядке лежали музыкальные инструменты. Нечто похожее на мандолину с длинным грифом, Вадим забыл как это называется, а ведь знал, еще там были флейты и небольшие ярко раскрашенные барабаны. Неброские светильники, убранство в восточном стиле. В конечном счете Вадиму было совершенно все равно, что вокруг, лишь бы спокойно сесть где-то с Милой, смотреть на нее, говорить, касаться. Голос ее слушать…

Но он обрадовался, когда она улыбнулась и сказала:

— Мне здесь нравится!

С открытия прошло немногим больше часа, посетителей не было, живая музыка еще не играла, ненавязчивым фоном звучала подложка клипов, что мелькали на экране слева от барной стойки.

Администратор проводила Милу и Вадима за столик, предупредила, что в такое время выбор блюд ограничен.

— Ты хочешь есть? — спросил Вадим.

— Не знаю, может, кофе?

— И пирожное? Опять? — он улыбнулся в первый раз за вечер. Страх понемногу отпускал. Вот они вместе, словно и не расставались с того дня в Царском Селе. Вадим подозвал официантку. — Есть у вас Тирамису? И кофе латте?

— Весь ассортимент в меню, — девушка в традиционной крахмальной наколке и белом передничке отвечала сухо, может, не выспалась или по другой причине не хотела к работе приступать. Она совершенно не разделяла романтического настроения ранних клиентов. Наверно, мало кто приходил в ресторан в такое время — еще даже не обеденное.

— Хорошо, — Вадим полистал меню, — вот, пожалуйста, я вижу и то, и другое, принесите. Ты точно не хочешь есть? — снова приступил он с вопросом к Миле.

— А ты?

— Нет, но я не завтракал и не ужинал, — сказал он, откручивая в памяти время назад.

— Как?!

— И не обедал.

Официантке явно надоели их разговоры, и она пошла выполнять заказ.

— Девушка, постойте, принесите что-то горячее, — вдогонку официантке попросила Мила.

Официантка обернулась.

— Я узнаю, что там есть.

— Узнайте и скорее!

— Какая ты, — удивился Вадим.

— Ты не ел целый день, как так можно? В поезде не кормили?

— Я сбежал от дамы с котом. Его смешно звали — Теодоро, и он орал. Я пошел в буфет.

— И что? Там не было еды? — Мила даже рассердилась. Вадим смотрел на нее и понимал, что взгляд у него глупый, как у всех влюбленных. Они обычно такие волоокие, сразу можно определить.

— Может, и была, я не спрашивал.

— Что же ты делал там полтора часа?

— Ехал к тебе. — Он взял её за руку, сидели они не напротив, а рядом, на диване в углу, столик был отгорожен простенком.

— Ко мне, — эхом повторила она. — Как же ты поехал? Почему? Расскажи, я хочу знать.

Это было именно то, к чему весь месяц рвалась его душа: рассказать ей обо всем, с самого начала, с того дня, как увидел, и потом как долго метался, томился и не знал, что делать с любовью, у которой не было никаких надежд. Но сейчас он не смог, минувший день вытряхнул его, не оставил сил ни на что, только смотреть на Милу.