Перед лицом Родины - Дмитрий Петров

— Им книга моя не понравилась, — сказал Виктор.

— Тупицы, — усмехнулся Марконин. — Откровенно говоря, как-то обидно, что мы даже и не подозревали, что у нас в городе живет талантливый писатель…

— Ну что вы, Александр Исаакович, — покраснев, смутился Виктор. Какай там талант…

— Как вы, Виктор Георгиевич, живете? — спросил Марконин. — Квартира у вас хорошая или плохая?

— Да как сказать, — нерешительно проговорил Виктор, — квартира у меня неважная…

— Дадим вам квартиру, — вставил Варин. — Как не дать такому замечательному писателю…

— Да, Федор Николаевич, вы это запишите себе, — сказал Марконин. — А то забудете…

— Что вы, Александр Исаакович, разве можно это забыть.

Побеседовав минут двадцать, Виктор счел неудобным дольше оставаться здесь и встал.

— Разрешите откланяться, — сказал он.

— Что так торопитесь? — спросил Марконин. — Впрочем, не буду задерживать. Мне надо будет кое-чем заняться… Товарищ Ситник! — крикнул он. — Надо отвезти товарища Волкова.

— Не беспокойтесь, Александр Исаакович, — приподнялся Варин. — Я еду в город и повезу Виктора Георгиевича.

— Вот и чудесно, — сказал Марконин. — До свидания, Виктор Георгиевич. Рад был с вами познакомиться. Для этого я вас сюда и пригласил. Я вас прошу вот о чем: вы заходите ко мне всегда в крайком запросто… Ситник всегда вас пропустит без очереди… А насчет квартиры не беспокойтесь…

Сидя с Виктором в машине, Варин сказал:

— Между прочим, я недавно был в Москве, видел Иосифа Виссарионовича. Говорят, он читал вашу книгу…

От этого сообщения у Виктора даже сердце похолодело.

— Я не пророк, — добавил Варин, — но могу предсказать вам, что вы далеко пойдете…

Приехал домой Виктор радостный, взволнованный, часов в девять вечера. Дети гуляли на улице.

— Ольгуня, — спросил Виктор у дочери. — Мама дома?

— Дома.

Виктор постучал в дверь.

— Ты, Ольга? — спросила из-за двери Марина.

— Я, — отозвался Виктор.

— Ах, это ты? — переспросила Марина. Несколько помедлив, она открыла дверь. Была она чем-то смущена.

Не обратив внимания на это, Виктор шумно вошел в комнату.

— Мариночка! — воскликнул он воодушевленно, собираясь ей рассказать о своей встрече с руководителями края, но запнулся, оторопев от неожиданности. На диване сидел Карташов и улыбался.

— Здравствуй, Виктор, — сказал он как-то неественно весело. Дожидаюсь тебя… Сердце у меня что-то заболело… Присел вот…

Виктор побелел от ярости. Словно только сейчас открылось все.

— Вон отсюда! — не своим голосом гаркнул он. — Негодяй!..

— Что ты! Что ты!.. — испуганно забормотал Карташов, вскакивая с дивана. Схватив со стола шляпу, он попятился к двери. — С ума, что ли, сошел?

— Гадина! — с сжатыми кулаками ринулся к нему Виктор.

— Не смей, Виктор! — побледнев, вскрикнула Марина, становясь между ними. — Подумай, что ты делаешь?

— Любовника защищаешь? — зарычал Виктор и, отшвырнув ее, ринулся к профессору, но тот мгновенно выскользнул из комнаты, словно его ветром выдуло.

Обессиленно присев на стул, Виктор схватился руками за голову. Куда только и девалась его радость от встречи с Маркониным и Вариным. Сколько радости и счастья вез он с собой, когда ехал домой, а теперь вот все пропало…

Пришли дети. Умными, понимающими глазами они посмотрели на отца, перевели осуждающий взгляд на мать и молча прошли в свою комнату.

— Будете ужинать? — спросила Марина у детей.

Они отказались.

Марина уложила детей, потом разделась, намазала лицо кремом, как это обычно делала она каждый вечер перед сном, и улеглась на кровать.

Виктор, по-прежнему закрыв лицо руками, сидел недвижимо, не шелохнувшись, точно истукан.

Виктор всегда хорошо представлял себе, что Марина красивая женщина. Она нравилась многим мужчинам. За ней ухаживали. Она слегка кокетничала с ними. Виктор лишь посмеивался над этим: дескать, Марина дурачит глупых мужчин. А оказалось, что дурак-то он. Ну разве он мог подумать, чтобы Марина могла полюбить кого-то, кроме него?

Что теперь делать?.. Разводиться?.. Но об этом и подумать страшно… Ведь дети же… Но почему молчит Марина?.. Почему?.. Неужели она в такую минуту может спать спокойно?.. Неужели ее ничто не волнует?.. Ведь так может вести себя только человек, который не испытывает никаких волнений, у которого душа спокойна… А может быть, она не изменяла? Может быть, это лишь моя слепая ревность?.. Но почему же тогда она не оправдывается?.. Почему молчит?.. Спит она или нет?..

— Марина! — шепотом окликает он жену.

— Да? — отзывается она.

Он подходит к кровати и, опустившись на колени, кладет на теплую грудь жены свою голову.

— Марина, зачем ты так сделала?

— Что именно?

— Ведь я тебя чуть ли не в объятиях захватил с Карташовым.

— Ничего у меня с ним не было, — резко говорит она. — Все это ты придумал…

— Как же так? — изумился он. — Я же видел, вы оба так были взволнованы, смущены… Я же не дурак…

— А вот и оказался дурак…

— Значит, не было? — светлея, с надеждой спрашивает он.

— Не было.

Конечно, у Виктора много сомнений, но ему хочется, чтобы жена оправдывалась. От этого на душе становится как-то легче.

Быстро раздевшись, он лег с женой, стал целовать ее лицо, глаза, рот… Потом, успокоившись, рассказал ей обо всем, что произошло с ним у Марконина. Почти всю ночь они проговорили, мечтая и строя радужные планы. А под утро успокоенный, примиренный, он стал засыпать в ласковых объятиях Марины.

«А может быть, и в самом деле ничего не было», — засыпая, подумал он.

VII

Недели две после посещения Константина Надя жила в постоянном страхе — вот сейчас придут за ней сотрудники НКВД.

При каждом звонке она вздрагивала и в смятении уставлялась на дверь. Харитоновна открывала. Обычно звонил почтальон или дворник, приносивший извещения об уплате за квартиру, за свет, за воду. Надя с облегчением вздыхала.

Это не могло быть не замеченным дотошной домработницей. Она понимала, что у хозяйки появился страх именно с тех пор, как Харитоновна повстречала на лестнице горбоносого смуглолицего мужчину, окурок сигареты которого она в этом была убеждена — обнаружила в пепельнице, когда пришла из магазина. Но, кто этот человек, она не могла догадаться.

«Не иначе как полюбовник, — сокрушенно покачивала головой старуха. Бесстыжая, муж-то у нее какой, она спуталась с этим черноглазым разбойником…» Но она помалкивала. Ее, дескать, дело маленькое, разберутся хозяева сами…

Но время шло. Прошли и Надины страхи, а с ними и подозрения домработницы. В памяти Нади визит брата Константина стал блекнуть, а если он и вспоминался когда-либо, то как неправдоподный сон.

Лишь однажды ей пришлось немного поволноваться. Получилось это так.

Падцерица ее Лида, теперь уже вполне сформировавшаяся, взрослая красивая девушка, заканчивала геологический факультет МГУ. Она часто приводила к себе на квартиру своих друзей, студентов и студенток. Девушки и юноши заполняли всю квартиру, шумели, спорили, пели, танцевали под патефон. Иногда и Надя принимала участие в их забавах. И, увлекшись, забывала, что она все же значительно старше этой веселящейся молодежи.

Как-то за ужином, как бы между прочим, Лида сказала мачехе и отцу:

— У нас, при университете, на курсах по подготовке в вуз учатся несколько уже пожилых рабочих. Мы в своей комсомольской организации решили подзаняться кое с кем из них, наиболее отстающих, чтобы подтянуть их к экзаменам… Меня тоже прикрепили к одному такому… Сегодня он должен прийти, заниматься будем… Вы не возражаете?

— Мне вы не помешаете, — сказал Аристарх Федорович. — Я буду в кабинете работать, а вы тут, в столовой, устраивайтесь.

— Хорошо, папа, — промолвила Лида. — А если будем мешать, так мы можем и куда-нибудь уйти заниматься…

— Нет, мне вы не будете мешать, вот матери может быть.

— Надежда Васильевна, — видя, что та молчит, обратилась к ней Лида, как вы на это смотрите? Может быть, мы вам будем мешать?

— Да ладно, — поморщила лоб Надя. — Занимайтесь. Я в спальне побуду, мне надо сегодня письма писать…

После ужина послышался звонок. Пришел курсант. Аристарх Федорович закрылся в своем кабинете, Надя — в спальне.

— Садитесь, товарищ Воробьев, — пригласила Лида пришедшего, сама тоже садясь за стол.

За эти годы внешне Воробьев ничуть не изменился, по-прежнему был цветущ и розовощек, хотя теперь ему стукнуло уже тридцать восемь лет. Выглядел же он лет на десять моложе.

После того как Воробьев явился в органы государственной безопасности с повинной, его амнистировали. Он снял комнату в Ростове и устроился работать на завод «Красный Аксай». На заводе он научился токарному делу. Вскоре женился на хорошей девушке, работнице того же завода. У них родился сын.