Тени над Гудзоном - Башевис-Зингер Исаак

Дантист из Филадельфии попытался продолжить свою речь и рассказать, как у этой женщины при первой же попытке что-то откусить сломалась эта вставная челюсть и она чуть не задохнулась, но никто его больше не слушал. Все повернулись к вошедшей. Среди этих разодетых людей она выглядела какой-то странно будничной и даже голой в своих красных брюках, закатанных до колен, и стоптанных домашних туфлях на босу ногу, с растрепанными волосами, в блузе, не достававшей до брюк и оставлявшей обнаженной полосу вокруг бедер. Спереди торчал бюст, сзади — объемистые ягодицы. Глаза миссис Гомбинер смотрели испытывающе, обиженно, мрачно. От нее несло яростью и жаждой мести, свойственной тем, кому не осталось больше ничего, кроме возможности разрушить радость ближнего. Она оперлась рукой о дверной косяк словно для того, чтобы стоять на ногах прочнее.

— Неудивительно, что отсюда убегают постояльцы! — сказала она хриплым голосом. — Здесь такой же noise, как на базаре.

Мистер Абрамс, уже протянувший руку, чтобы открыть сейф и вынуть драгоценности Анны, напрягся. Он взглянул на вошедшую искоса, с удивлением и гневом. Анна побелела. Она устремила на миссис Гомбинер испуганный взгляд. Она покачала головой как будто в знак отрицания, как будто не верила, что все это происходит на самом деле, а не является галлюцинацией. Грейн отступил на шаг.

— Кто вы такая? Чего вы хотите? — воскликнул мистер Абрамс.

— Never mind,[135] кто я такая! Раз уж в вашем отеле нет ни своего Swimmingpool,[136] ни своего entertainment,[137] ни даже собственного beach,[138] и постояльцам приходится топать через Street, рискуя быть раздавленными автомобилем, то почему вы не стараетесь, чтобы в вашем отеле было хотя бы немного тише, чтобы постояльцам не приходилось из него убегать? Тут же просто оглохнуть можно! Все, что вы умеете в этих отелях, это вытаскивать у людей деньги из карманов да загибать такие цены, что только миллионеры могут их оплатить. А раз ваш отельчик находится в uptown,[139] среди приличных отелей, то почему у вас тут такой писк и визг, как в дешевых ночлежках downtown или на Вашингтон-авеню, куда интеллигентному человеку и зайти нельзя? Из-за таких отелей, как ваш, better public[140] убегает на девяностые улицы, в мотели и вообще черт знает куда. А цены на real estate там от этого выросли, да так, что бунгало без ничего стоит там six thousand dollars[141] и даже больше. Спросите меня, мистер. Я не просто так говорю. Я сама занимаюсь бизнесом в сфере real estate. И I want to tell you,[142] что вы сами и такие, как вы, разрушаете бизнес в Майами…

Мистер Абрамс убрал руку от сейфа:

— Миссис, я не вмешиваюсь в ваш бизнес, а вы не вмешивайтесь в мой. Если у меня возникнет в вас нужда, я пошлю за вами и сделаю вас менеджером и…

— Миссис Гомбинер, сделайте одолжение и вернитесь в машину! — резко сказал Грейн.

— Я уйду тогда, когда захочу, а не тогда, когда вы мне скажете, мистер Грейн. И вы не должны быть таким снобом и таким чистоплюем. Эти молодчики берут отель, платят agent[143] несколько сотен долларов и хотят стать миллионерами за один сезон. Сюда приезжает plenty[144] больных людей, которым нужно немного солнечного света для поправки здоровья. И эти люди платят по двадцать и по тридцать долларов в день за какую-то дыру, которая не стоит и трех долларов. Никто бы не допустил тут существования таких slums,[145] если бы они не подмазали, где надо. You know what I mean,[146] такое место давно бы уже закрыли и…

— Послушайте, идите в суд или куда вам угодно, а меня оставьте в покое!..

— Миссис Гомбинер, я не понимаю, зачем вы пришли сюда устраивать скандал, — сказала Анна, к которой наконец вернулся дар речи. — У меня достаточно troubles[147] и без вас…

— О, они все — одна семейка, — сказала миссис Кац дантисту.

— Эй, миссис, откуда вы? С Орчард-стрит?[148] — воскликнул дантист. Все вокруг засмеялись и захихикали.

— Вам не по вкусу Орчард-стрит? Потому что там живут бедные люди, простые рабочие, а не такие игроки, как вы?

— Откуда вы знаете, что я игрок?

— Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, с кем я имею дело. Зачем вы все сюда приезжаете? Утомились от трудов и вам необходимо солнце? Вы приезжаете сюда, чтобы делать ставки на скачках и собачьих бегах да бегать в клубы к дешевым потаскухам. А откуда вы берете на это деньги? От эксплуатации бедных рабочих с Орчард-стрит, которые пухнут с голода и…

— Коммунистка?

Анна наклонилась к мистеру Абрамсу:

— Прошу вас, мистер Абрамс, отдайте мне мои драгоценности. Я должна бежать от этой женщины.

— Зачем же вы ее привели, если хотите от нее бежать? Будьте любезны, распишитесь.

Анна взяла ручку, но ее пальцы дрожали. Мистер Абрамс пододвинул ей расписку, но строки словно плясали, наползая друг на друга. Она поставила свою подпись поперек букв. Ей казалось, что стена напротив зашаталась, а пол ушел из-под ног. Перед глазами плясали огненные точки. В ушах звенело. «Господи, это мой конец!» — подумала Анна. Чтобы не упасть, она оперлась о стойку. И слушала, как миссис Гомбинер продолжала:

— Я не коммунистка, но вы испугались, а? You are right!.[149] Ваш конец близок!..

Глава восьмая

1

Анна лежала в постели в своей спальне наверху. Миссис Гомбинер тоже отправилась спать к себе, на первый этаж. Грейн сидел на балконе. Было еще не поздно, но вокруг царила полуночная тишина. С трудом верилось, что всего в нескольких минутах езды отсюда, на другом берегу Индиан-ривер, расположены крупные гостиницы, ночные клубы, весь шум Майами-Бич. В небе висела желтая луна. Звезды были здесь иными, чем на севере, и Грейну показалось, что они похожи на диакритические знаки, которыми в иврите обозначаются гласные. Вот «шурук», вот «сегол», вот «цейре»…[150] Вот «мерха», вот «типха», вот «кадма», вот «азла»…[151] Морис Гомбинер принес Грейну подзорную трубу, и он наводил ее то на один, то на другой участок неба. Там, где невооруженным глазом с трудом можно было разглядеть одну блеклую звездочку, при помощи подзорной трубы обнаруживались целые созвездия. Они смеялись в небесах золотым смехом. Грейн искал Млечный Путь… «Да, вот специальность, которой я должен был овладеть — специальность астронома! — говорил он себе. Когда погружаешься в божественное величие, то не видно человеческой ничтожности… Трудно поверить, что каждая из этих точек — целое солнце и, может быть, вокруг него вращаются планеты, похожие на Землю, на которых — кто знает? — живут разумные существа. Нет, Земля не может быть исключением в космосе. Есть, наверное, миллионы и даже миллиарды таких планет, каждая со своей фауной и флорой, со своими красотами и мерзостями, со своими наслаждениями и страданиями…» Было странно сидеть на балконе у Мориса Гомбинера и смотреть в вечность, от которой происходят все и в которую всем придется возвратиться. Как глупы те, кто думает, что во всей Вселенной человек с его убогим умишком — единственное разумное существо, а все остальное — слепо, случайно, грубо материально!..