Хранитель очарованных комнат - Чарли Хольмберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поморщившись, он пробормотал:
– Наверное, мне стоит сказать спасибо, что ты с другими такого не вытворяешь.
Ступеньки вернулись в обычное состояние.
Потирая копчик, Мерритт выскользнул на улицу и тут же забыл все свое волнение из-за дома. Погода была просто невероятная. Солнечный осенний день. Вязы начали одеваться в золото, а клены сверкали красным. Солнце стояло высоко, облаков почти не было, небо такого чудесного оттенка лазури, который ни один художник в жизни не смог бы и близко передать. Температура была как раз такая, чтобы обойтись без пиджака, но, как только он начнет двигаться, ему наверняка тут же станет жарко.
У Мерритта не было цели, когда он начал идти, сперва по проторенной тропинке к лодке, потом в сторону плакучих вишен, нарезая круги возле зарослей золотых астр. Он услышал, как раздраженно ударился о землю возле полянки с лебедой спугнутый заяц, когда Бет их позвала, но не увидел его. Он шел осторожнее там, где трава росла реже, потому что земля была раскисшей от вчерашнего дождя. Мучительный ветер растрепал ему волосы, будто сетуя на их неопрятный вид. Он донес запах соли, и Мерритт сделал глубокий вдох, наполняя легкие этим ароматом.
Ветер пронесся дальше, шурша травой и гроздовником, наполняя его голову воспоминаниями о могилах Манселей. Мысленным взором он увидел их истертые камни с обколовшимися гранями. Ладонями он ощущал вес каждой плиты. Ощущал их возраст на языке. Его ноги сами сменили направление, и вот Мерритт уже стоял там, где он, Хюльда и Бет расчистили траву.
Мансели, казалось, смотрели на него с осуждением. Как будто он и для них был недостаточно хорош.
Он присел на корточки перед ними, положив руки на колени.
– Ну? Так кто же это тогда? Хотел бы я посмотреть, как вы это выясните.
Могилы не ответили.
Нахмурившись, Мерритт чуть отодвинулся назад.
– Я, наверное, кому-то на голову наступил, или еще куда. Извините.
Его взгляд скользил от Горация к Эвелин, Доркас и, наконец, Хелен.
Смотри.
Он ощутил, как что-то тянет его на юг. Задержав дыхание от этого странного, едва уловимого чувства, он встал и пошел в ту сторону, вглядываясь в нетронутые заросли сорняков, наступая на цветки ипомеи.
Протянув руку, он раздвинул траву сперва с одной стороны, потом с другой. Сделал шаг, раздвинул траву. Еще шаг, снова трава… Проблеск серого у самой земли.
Присев так, чтобы колени хоть немного придерживали растения, он провел рукой по пустому камню. Он был маленький, размером с его голову. Ничем не примечательный, скучный, плоский.
Он обхватил его пальцами и поднял. Из-под камня вывернулась многоножка, а с ней – несколько жучков.
Мерритт смахнул часть земли с нижней стороны камня и различил под ней едва заметные очертания буквы О.
Сердце забилось чаще. Встав на колени, чтобы не потерять равновесие, он потер камень ладонью и обнаружил дату рождения, которая развалилась на середине века, оставив лишь нижнюю часть шестерки. Схватив пучок травы, он бережно убрал грязь, а затем подушечками пальцев прижался к бороздкам, чтобы попытаться прочесть то, что истерло время.
О. У. Э. И? Нет, Й. А в конце Н. Валлийское имя. Оуэйн.
Мерритт провел большим пальцем по дате смерти. Оуэйн Мансель. Скончался в возрасте двенадцати лет. Раньше двоих из сестер и обоих родителей.
Я не понимаю. Это не могли быть родители. У них не было подходящего… сочетания.
«Нет», – подумал Мерритт. Не родители. Подняв руку, он посчитал на пальцах. Раз, Крисли. Два, Доркас. И три, младшая, Хелен.
Он посмотрел на поблекшую дату рождения. Не младшая.
Младшим был Оуэйн. Родившийся после Хелен, хоть и прожил на восемь лет дольше.
Мерритт нутром чуял, что это и был его волшебник. Его камень кто-то перенес, но тело лежит рядом с родителями, в непомеченной могиле.
Оглянувшись на другие могилы, Мерритт ощутил ужасную тяжесть. Руки крепче сжали камень. Ты разлучен с семьей, да?
Совсем как он сам.
Неудивительно, что дух мальчика привязался к дому. Он умер молодым, таким молодым, и он не хотел терять свою семью. Он еще так много им не дал… и, видимо, получил полный набор магических способностей своих предков, учитывая чары, которыми пользовался. Если подумать, шуточки Уимбрел Хауса очень походили на проделки двенадцатилетнего мальчишки.
Неудивительно, что он был так несчастен, когда Мерритт прибыл! Он так долго был один… Наверное, ему было грустно и больно, он злился. Мерритт мог бы поклясться, что так бы сам себя и ощущал. Даже исследователи отделили его от семьи – если бы они о нем знали, он бы был на том семейном древе, которое разыскала Хюльда.
Поднявшись на ноги, Мерритт вернулся к цепочке сестер и осторожно положил камень Оуэйна рядом с Хелен.
Он не стал уходить. Он сел на корточки прямо там, в грязи, вглядываясь в истертую могильную плиту, самую маленькую среди всех. Как долго она лежала в стороне от остальных? Как долго валялась лицом в болотной жиже?
Оуэйн был всего лишь озлобленным маленьким мальчиком, который старался как мог. Старался вспомнить, что это значит – быть частью чего-то.
Некоторое время спустя к нему, хрустя травой, приблизились шаги.
– Мистер Фернсби? – спросила Хюльда. – Вы нездоровы?
– Я его нашел, – его голос бы едва ли громче далекого щебета воробьев. Он указал на камень. – Он лежал перевернутый, вон там.
Хюльда ахнула и быстро подошла к нему, присев, чтобы самой прочесть надпись.
– О… Оуэн?
– Оуэйн. Оуэйн Мансель.
– Замечательно! – воскликнула она. – Я знала, что это один из детей. К счастью, у меня еще осталось два листка с заклятьями. Я могу подготовить…
– Оставьте его. – Мерритт потер ладони друг о друга, счищая засохшую грязь. Затем встал – кровь прилила к затекшим ногам – и пошел в сторону дома.
Секунду спустя Хюльда поспешила за ним.
– Мистер Фернсби? Оставить его?
Мерритт указал на… ни на что конкретное.
– Это всего лишь мальчик.
Хюльда ответила не сразу:
– Его духу уже не один век.
– Это так. – Он перешагнул через гниющее бревно. – Но я понимаю парнишку.
Прошло несколько секунд, прежде чем Хюльда повторила мягче:
– Понимаете?
Он кивнул.
– Почему он хотел остаться… Он ушел слишком рано. Может, от болезни. Кто знает? – Мерритт сунул руки в карманы. – Но он был разлучен с семьей раньше, чем был готов это сделать. Если к
