Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это мне ясно и без тебя. А вот как мы без сапог по этим корням?
Маркин удивленно глянул на него, словно впервые увидел:
— Смотри, какой неженка? Снимай!
Щербаков не стал спорить. Маркин подоткнул сапоги голенищами под пояс, приказал сделать то же Щербакову, и они побежали дальше по дну речки.
Вскоре они остановились под огромной сосной, протянувшей толстые ветки над водой. Вокруг толпились молодые березки и еще какая-то густая поросль, уже одевшаяся густой листвой. Маркин осмотрелся по сторонам, подпрыгнул, ухватился за толстый сук, подтянулся на руках и, сделав рывок, через секунду лежал животом на ветке.
— Давай сюда.
Щербаков повесил автомат на грудь, схватился за ту же ветку, прыгнул, рванулся… и шумно свалился в воду.
— За спину автомат, шляпа! Это тебе не на ринге руками размахивать!
Щербаков перевесил автомат, изловчился и вскоре был рядом с Маркиным.
— Подумаешь, гимнаст, — ворчал он, собираясь выжимать гимнастерку.
Маркин дернул его за руку.
— Отставить! Ты что!.. Не лей воду на землю, следы оставишь.
— Тьфу! Вот влезли тебе в башку эти следы! Какие ж следы от воды?
— Все равно. Не смей!
Щербаков развел руками.
— Что ж, я так и буду сидеть мокрый?
— Ничего, не раскиснешь. Лучше быть мокрым, чем… Сиди смирно, надо потерпеть, — уже мягче сказал Маркин.
Лай собак приближался. Партизаны поднялись к самой вершине дерева, откуда земля и вода едва виднелись.
— Ну, Сергей, — похлопал Маркин Щербакова по мокрой спине, — теперь держись. Если бог есть, то отсидимся.
У Щербакова зубы стучали от волнения, усталости и холода. Он сказал, зябко вздрагивая:
— Нет, Пашка, не выйдет. Безбожники мы с тобой с самого рождения.
— Это верно. Ну ничего, хрен с ним. Ты вот что, Сергей, когда фрицы подойдут к нам близко, так ты смотри вверх, а не на землю, понял?
— Зачем? Богу, что ли, будем молиться?
— Я не шучу. Понимаешь, если смотреть человеку в спину из-за какого-нибудь укрытия, то он обязательно почувствует и обернется.
Щербаков хмыкнул.
— И ты веришь этим басням?
— Дубина! Это не басни. Это животный магнетизм. Ясно? Ну, хватит болтать, замолчи!
— Ладно, черт с тобой. Вверх так вверх.
Вскоре стало слышно поскуливание собак, треск сучьев, донеслись приглушенные человеческие голоса. Внизу замелькали серо-зеленые фигуры. Ребята сразу забыли о животном магнетизме и во все глаза смотрели не вверх, как договорились, а вниз. Дыхание их останавливалось, сердца, казалось, бились так, что вот-вот готовы были выпрыгнуть наружу.
Фашисты ходили под сосной. Лай собак то удалялся от речки, то возвращался. Овчарки жалобно поскуливали. Они, видимо, потеряли след.
Издали послышалась трель свистка. К сосне подбежала группа немцев, впереди офицер. Гитлеровец громко скомандовал:
— Форвертс!
Солдаты скрылись.
— У-ух ты! Кажется, пронесло. Вот это животный магнетизм, — облегченно выдохнул Щербаков. Он смахнул пот со лба. Маркин приложил палец к губам: «Тихо. Они еще могут вернуться». Щербаков замолчал и стал снова внимательно смотреть вниз.
XIV
Шли без остановки.
Вдруг с той стороны, где остались Маркин и Щербаков, послышались выстрелы. Галушкин поднял руку. Носилки опустили на землю, прислушались.
— Сошлись? — спросил Правдин, тяжело дыша и вытирая пот с лица.
Выстрелы слышались с интервалами. Галушкин нахмурился, ответил:
— Видимо, еще нет. Но стреляют они. Наверно, фрицев на себя отвлекают.
Уставшие, голодные, нахохлившиеся, сидели они вокруг носилок. На сердце словно кошки скребли.
Галушкин внимательно посмотрел на ребят: грязные, заросшие, в изодранном обмундировании, хмурые, да и он, верно, не лучше.
Он отвернулся, подумал: «А если те не возвратятся? Пашка, друг». Борис закрыл глаза и представил, как Пашка и Сергей бегут навстречу немцам, изредка постреливая, чтобы привлечь внимание фрицев к себе и не пустить за носилками с раненым. От этого свело челюсти. Галушкин со стоном встряхнул головой, встал:
— Ну, ребята, хватит отдыхать. Пошли! Дотемна нам надо островок найти. Если Пашка и Сергей не уведут немцев за собой, то они непременно пойдут за нами.
Молча подняли носилки, пошли за Галушкиным.
Выстрелы давно смолкли, не стало слышно и лая собак. Под ногами захлюпала вода. Решили идти до тех пор, пока не почувствуют сухую землю. Но солнце село, наступила ночь, вода доходила до колен, а желанного островка все еще не было. Идти дальше не было сил. Остановились в густом осиннике, стеной вставшем на их пути. Носилки подвесили на веревках к стволам деревьев. Шалашом натянули над ними плащ-палатку, нарубили жердей, привязали их к деревьям вокруг носилок, уселись на них, словно куры на насесте.
— Да. Недурно устроились. Как считаешь, Иван? — спросил Правдин Головенкова.
Тот повернул к нему лицо, заросшее редкой юношеской бородкой, скривился в недовольной гримасе:
— Ты все шутишь? Увидим, что завтра запоешь!
— А что завтра? Думаю, будет то же, что и сегодня, — ни спать, ни жрать, — начиная злиться, оказал Правдин. — Эх, Иван, ты только о жратве и думаешь!
— Будешь думать. С пустым мотором и машина останавливается. Ешь вода, пей вода, вода сильная, она мельницу крутит… Так, что ли? — сказал Головенков и зло плюнул в воду, в которой виднелись, словно тушью вычерченные, верхушки деревьев.
— А ты не плачь, Ваня. Пояс подтяни потуже. Сразу легче станет.
Головенков отвернулся. Пробурчал угрюмо:
— От этого сыт не станешь… На одних нервах иду.
— А-а-а, вот как! — словно обрадовался Правдин. — Ну, тогда все в порядке. Ведь нервы у тебя, Ванюшка, как у буйвола шкура. Мне бы такие, рад был бы.
— Хватит вам, — остановил их Галушкин. — Подождем ребят и тронемся дальше. Завтра обязательно что-нибудь добудем. А сейчас давайте отдыхать.
Звездная ночь висела над лесом. Нудно гудели комары. В просветах между деревьями изредка с шумом проносились ночные птицы, мелькали летучие мыши. Партизаны привязались поясами к деревьям, затихли.
Они спали, а над лесом сгущались тучи. Все ближе гремели раскаты грома, ярче вспыхивали молнии. Вдруг оглушительно зарокотало прямо над ними. Сливаясь с эхом, грозовые раскаты покатились над притихшим лесом. Рванул ветер, закачались деревья, зашумела листва. Хлынул дождь. Партизаны проснулись, получше укутались в плащ-палатки.
Майская гроза, пошумев, обильно полив и так перенасыщенную влагой землю, ушла куда-то за лес. И снова звезды заискрились, отражаясь в воде, у самых ног.
…Галушкин проснулся первым. Дрожа и ежась от холода, он замахал руками, стараясь согреться. Небо казалось холодным и твердым, как первый лед, появившийся утром на лужах. Борис слез с жерди. Разбудил Андреева.
— Сейчас пойдешь по нашим следам! Нас ждать будешь у выхода из воды. Следи внимательно, может, туда ребята придут. При тревоге
