Первый после бога - Михаил Ахманов

– Всем ясен приказ капитана? – Боцман в свой черед оглядел команду. Затем произнес: – Вопросов нет, сэр.

– Это хорошо. Теперь последнее: дюжина плетей Престону – за то, что подслушивал. И еще дюжина за длинный язык. Принимайся за дело, Том, но не усердствуй – трудов у нас много, работники нужны.

Он повернулся и зашагал в лагерь, бросив на ходу первому помощнику: «Продолжать погрузку». Питер не успел добраться до своей хижины, как на берегу раздались вопли Престона. Тот орал с чувством, но не очень громко – боцман, как было велено, не усердствовал.

Шелтон усмехнулся. Возможно, любопытство Престона и его длинный язык сослужили сегодня неплохую службу – ведь люди почти заставили его плыть в Писко! Вряд ли они будут довольны, если добыча окажется невелика – ведь обещания Сармиенто могут и оказаться лишь обещаниями! Что ж, тем охотнее команда пойдет за ним в горы, к перевалу, реке и сокровищам инков… Нужно лишь позаботиться о том, чтобы Сармиенто не исчез, заполучив свою Соледад. С венчанием ему придется подождать.

Подготовка к выходу в море заняла еще четыре дня. За это время Питер дважды встречался с доном Сармиенто, уточняя детали операции: расположение испанского гарнизона, дороги и тропы, ведущие к поместьям энкомьендо, укрытие, в котором можно оставить корабль, путь в горы, к Мачу-Пикчу, до которого, по словам метиса, было не меньше двухсот пятидесяти миль. Это означало, что до сокровищ нужно добираться недели три-четыре, и столько же займет обратная дорога. В этот поход капитан не хотел брать больше двух десятков человек, самых испытанных и надежных; остальную команду и бриг придется доверить Батлеру. Шелтон уже тосковал, понимая, что расстанется с «Амелией» на два месяца, но обернуться быстрее было не в его власти. Опыт странствий подсказывал ему, что в горах и джунглях важны не расстояния, а препятствия; у обледеневшей скалы или реки с кайманами можно застрять на день, а то и на два.

Кроме встреч с Сармиенто он посетил вождя Кондора, Парящего над Облаком, преподнес прощальные дары и отведал кашири из нежных ручек Акату и Асаны. Девушки смотрели на него с такой надеждой! Наверное, им очень хотелось подарить вождю пару бледнолицых внуков, таких же красивых и умных, как Шел-та, Пришедший с Моря. Но капитан мог утешить их лишь ожерельями, браслетами и свертком яркой ткани.

Погода тем временем становилась лучше, солнце все сильнее грело землю, наползавшие с океана тучи проливались теплыми недолгими дождями. Наконец с юго-востока подул свежий ветерок, позволявший идти к экватору в бейдевинд. Не желая пропустить такую удачу, Шелтон назначил отплытие на завтрашний день, который пришелся на среду. По договоренности с Сармиенто его шлюп должен был идти параллельным курсом ближе к берегу; условились также, что сигналом опасности будет троекратный выстрел из мушкета. Метис, однако, считал, что вряд ли они повстречают какое-то судно – испанский флот собрался у Лимы, чтобы защищать столицу, а все морские торговые перевозки были прерваны по приказу вице-короля. Видно, Дэвис, Гронье и Пикардиец внушили такой страх испанцам, что те боялись высунуть нос за пределы укрепленных городов.

Корабль был готов к плаванию, прощальные визиты отданы, и лишь одно лежало камнем на душе капитана: в эти последние дни он нигде не видел Уильяка Уму. Деревня у источника словно вымерла, ее немногочисленные обитатели куда-то исчезли, а вместе с ними и старик; вождь Кондор не дал этому никаких объяснений, только заметил, что у людей с севера свои обычаи и давние счеты друг с другом. Шелтону подумалось, что Уайнакаури, он же – дон Антонио Сармиенто, не стал желанным гостем у других потомков Атауальпы; возможно, они презирали его испанскую кровь или то, что он был католиком.

Утром среды вся команда, кроме вахтенных, собралась на берегу у шлюпок. Помолились, пропели псалом, причастились ромом и взялись за весла. Шлюпки дважды возвращались к берегу, забирая людей и последние грузы. Наконец у галечной россыпи остался только капитанский ялик, а при нем – Питер Шелтон и четверо гребцов.

Капитан уже занес ногу над бортом, когда из леса появился Уильяк Уму. Обычно он ходил босым, в длинной белой рубахе, напоминавшей тунику, но в этот раз на плечах старика был полосатый плащ из шерсти ламы, на ногах – прочные сандалии, на спине – небольшая сумка, а у пояса – нож и высушенная полая тыква, заменявшая флягу. Судя по всему, Уильяк Уму собрался в дальний путь.

Быстрым твердым шагом он приблизился к Питеру и сказал:

– Я отправляюсь с тобой, Шел-та. Твой корабль велик, как десять самых больших итауб, даже еще больше. Надеюсь, для меня найдется место?

Капитан, ошеломленный этими словами, замер.

– Место найдется, – произнес он, справившись с изумлением. – Ты решил посетить могилы предков? Или помолиться Солнцу в каком-то древнем святилище?

Старик сделал отрицательный жест.

– Могилы и молитвы подождут. Причина другая, Шел-та: я вижу, ты не такой мудрый и осторожный человек, как мне казалось. Прошел слух, что ты отправляешься в Писко с потомком Уаманы, соблазнившись его обещаниями. Это так?

– Да. Но что в этом плохого? – молвил Шелтон в недоумении.

– Лучше с честным потерять, чем со лжецом найти. – Уильяк Уму резво забрался в лодку и сел на корме. – Боюсь, Шел-та, тебя ждут неприятности. Ты хороший человек, и я должен за тобой присмотреть.

Питер последовал за стариком, его люди взялись за весла.

– Чего ему надо, сэр? – спросил Пим, один из гребцов.

– Собирается плыть с нами, – ответил капитан и перешел на испанский: – Объясни, Уильяк Уму, о чем ты говоришь? Ты хочешь сказать, что Сармиенто недостоин доверия? Так я не очень-то ему доверяю. Его шлюп под прицелом моих пушек, а когда мы высадимся на сушу и пойдем к месту, куда он хочет нас отвести, мои парни не спустят с него глаз.

– Мои глаза тебе тоже не помешают, – произнес старик. – Большего я не скажу, ибо есть у нас пословица: не говори, что зерно гнилое, – вдруг возьмет да прорастет.

Он в самом деле не сказал больше ни слова, а, поднявшись на палубу «Амелии», сел у кормовой надстройки и принялся с интересом наблюдать, как марсовые ставят паруса.

Бриг выплыл из бухты, служившей ему пристанищем в зимние месяцы. Паруса хлопнули и приняли ветер, волны, словно приветствуя, качнули «Амелию», подтолкнув ее к северу. День выдался солнечный, и ход корабля был легок.

Южное море. Конец сентября 1685 года.

Двадцать два градуса южной широты

Капитан на корабле – первый после Бога, но истинными повелителями «Амелии» были ветер, течения и волны. Оставалось лишь гадать, снисходит ли Создатель к такой мелочи, как руководство погодой в Южном море, или оставляет это на волю Провидения. При сильном попутном ветре скорость судна доходила до четырнадцати узлов, и за сутки корабль одолевал более трехсот миль. Но в иной ситуации, когда ветры не благоприятствовали, а море штормило, плавание на те же триста миль могло занять неделю, или две, или целый месяц. Это не зависело от желания и усилий людей, от искусства капитана, от точности карт и наблюдения солнца и звезд; волны и ветер либо несли корабль в нужную сторону, либо гнали его к черту на рога. Так что Питер Шелтон был очень доволен, когда «Амелия» и шлюп Сармиенто прошли более тысячи миль вдоль побережья за девятнадцать дней.