Обмани меня красиво - Галина Романова

— Искупаться, что ли? — Давыдов почесал в затылке и тут же потянул с себя рубашку. — Ты как, Ариша?

— Я пас, Дим. А ты выкупайся.

Она не без любопытства наблюдала за тем, как он раздевается.

Давыдов изменился. Сильно изменился. Юношеский жирок, который она помнила, исчез. То ли виной тому была жизнь собачья, то ли тренажеры, но Давыдов показался ей сотканным из сплошных мышц. Сворачивая брюки и укладывая их на траву, он повернулся к ней спиной, и Ирина, непроизвольно ахнув, увидела рваный рубец, идущий через весь левый бок и исчезающий под резинкой трусов.

— Что это?! — Она поднялась и, уже не задумываясь над тем, что сейчас удобно, а чего бы следовало избежать, провела пальцами по его шраму. — Димка, это что?

Его кожа тут же покрылась мурашками, а плечи начали судорожно вздыматься. Он так и не повернулся, стоял к ней спиной, обомлев от прикосновения ее пальцев к своей голой коже.

— Бандитская пуля, — пробормотал он коротко, когда она повторила вопрос, и, так и не повернувшись к ней, быстро побежал в воду.

Ирина села в траву, подтянула ноги к подбородку и, наблюдая за тем, как плещется в воде Давыдов, задумалась.

Странно все как повернулось. Жили они с Полиной размеренной и устроенной жизнью: что-то планировали, о чем-то мечтали, чего-то достигали — и вдруг все разом рухнуло.

А может, не вдруг? Почему это всегда принято считать, что все плохое с нами случается как бы вдруг? Так ведь не может быть по логике вещей! Не может и не бывает, и любому «вдруг» есть объяснение и существуют предпосылки. Просто, ослепленные счастьем либо удачей, люди до поры этого не видят. А если и видят, то дают всему происходящему совершенно другое объяснение: пытаются простить чью-то грубость, черствое отношение к себе оправдывают отсутствием излишней эмоциональности, в раздражении видят усталость.

Полина вот, например, частенько поговаривала о том, что когда ее Женечка устает, то она ходит по дому на цыпочках и старается не попадаться ему на глаза. А должно-то быть как раз наоборот! Давыдов, помнится, когда выматывался, всегда клал голову ей на колени и просил помассировать виски или просто лежал и смотрел на нее, ничего на говорил, смотрел и чуть улыбался. А почему не говорил-то?! Ведь надо было говорить, надо! И тогда не возникло бы у нее с Димой того душевного вакуума, который она мгновенно осознала, встретив Антона. О, как тот умел говорить!

— Уговорил-таки, черт красноречивый! — смеялась тогда Полинка, провожая Иру с Антоном на курорт.

Именно уговорил. Убедил Ирину в том, что все, что она делает, это не есть подлость, это все правильно. Давыдов и она — это совершеннейший мезальянс, это видно невооруженным глазом. Им же даже поговорить друг с другом не о чем, и все такое… А она тогда и не задумалась над тем, что много говорить им с Давыдовым нужды-то не было. Все было понятно без лишних слов. И убеждать им друг друга в чем-то необходимости тоже не было. Он и ушел от Иры, не потребовав никаких объяснений. Ушел, сразу все поняв по ее сияющим глазам.

Ох, Антон, Антон… Что же ты наделал?! Как же такое могло случиться? Тоже ведь не вдруг и не сразу это произошло. Чувствовала ведь, инстинктивно чувствовала, что муж ходит по краю пропасти. Только объясняла свою тревогу его вечным хмельным забвением. И ни разу не задумалась, почему он пьет так много. А Давыдов, оказывается, задумывался и объяснение этому давно нашел. Ей оно, конечно, не понравилось, а что делать…

— Плачешь, что ли? — Дима, не одеваясь, сел с ней рядом и обнял колени руками. — Не грусти, Ариша, все будет хорошо.

— Думаешь? — Она быстро вытерла щеки и даже попыталась улыбнуться ему, но улыбка вышла кислой. — Как скажем ей?

— Как есть, так и скажем. Что уж теперь! Меня другое пугает. — Давыдов скосил на нее взгляд. — Я не могу предугадать, что будет дальше. Мне кажется, что Женька нервничает. Сильно нервничает, раз решился на такое. Но это всего лишь эмоции. Они могут так и остаться эмоциями, не переходя в другую форму, а могут…

— Что?! — Ирина легонько толкнула Давыдова в мокрое плечо. — Я уже боюсь твоих предсказаний!

— Я был бы очень рад, если бы мои подозрения оказались ошибочными, Ариша. Ты знаешь… — Дима вытащил из стопки своей одежды рубашку и промокнул ею лицо. — А ведь я проголодался! Сейчас бы картошечки с костра да укропчиком ее посыпать, ум-мм, объеденье просто! Так что, Ир?

— Что? — Она смотрела на него, охваченная какой-то странной оторопью.

Капли воды на его мускулистых смуглых плечах. И когда только он успел загореть, лето только-только началось? Мокрые пряди волос, спадающие на лоб. Проницательный приятный взгляд. И линия рта тоже приятная. А ведь он симпатичный. Никогда она об этом не думала. Вернее, не замечала. Женщинам он должен был нравиться, ее Давыдов. Ее ли? Почему она думает об этом? Ей нельзя этого делать. Ирина тяжело вздохнула.

— Что ты сказал сейчас, Дим?

— Так что насчет картошечки, Ирин? — Он звучно сглотнул слюну. — С укропчиком да со сметанкой?

— Ого, сметанки в первом варианте вроде бы не было. — Она встала, отряхнула джинсы и мечтательно проговорила, посматривая в сторону пруда: — Сюда бы приехать на отдых, а не так, как мы: от беды убегая. Полина в ужасном состоянии. Мало синяков, так в душе у нее теперь представляю, что творится. А после того, что нам предстоит ей рассказать, я вообще не знаю, что с ней будет!

Полина на их удивление приняла новость с поразительным спокойствием.

— Итак, они разорены? — проговорила она, сидя за обеденным столом, накрытым тонкой клеенкой. — И все, что делается ими сейчас, это не более чем фарс? Они пускают пыль в глаза деловым партнерам, а их фирма того и гляди уйдет с молотка. Интересное кино…

Давыдов с Ириной переглянулись.

Они час собирались с духом. Готовили ужин, толкаясь у ведра с картошкой. Расставляли на столе тарелки. Нарезали овощи, хлеб, холодное мясо. И все боялись входить в спальню, где оставили перед уходом на пруд спящую Полину. Она вышла к ним сама. Переоделась в джинсы и легкий хлопчатобумажный джемпер, нацепила на нос очки со слегка затемненными стеклами, чуть подкрасила лицо и губы.

— Неплохо выглядишь, — совершенно искренне поразился тогда Дима и поцеловал ее в щеку. — Молодец! Раскисать нельзя ни при каких обстоятельствах.

И вот тогда-то она и потребовала изложить ей суть этих самых обстоятельств.

Давыдов был немногословен. Быстро и по пунктам он поведал Полине о том, что ему удалось узнать за то время, которое он провел в поисках истины.

— Антон был талантом в своем деле, — не мог не признать Давыдов, закругляясь. — Он мгновенно почувствовал, что там что-то не так. Начал копать, ну и нарвался на такое, что ему сделалось, наверное, жутко. Одно дело — вскрывать нарушения у чужих людей, там можно положить энную сумму в карман, утопить себя в бутылке и не забивать себе голову излишней нравственностью и законопослушностью, а тут на кону судьба близкого человека! Он перепугался и начал совершать ошибку за ошибкой. Первая его ошибка — это то, что он пошел к Кириллову. Он был у него. Это мне доподлинно известно. Был и наверняка поделился с ним своими подозрениями, сочтя, что того обманывают партнеры по бизнесу. Из офиса они ушли вместе, это тоже мне известно. Потом они вроде бы разъехались, но…

— Но что? — Рука Полины с нацепленным на вилку куском холодного вареного мяса замерла над столом.

— Вот тут он совершил вторую ошибку. Кое-кто видел их после полудня вместе в одном кабаке. Так себе кабак. Отстой, точнее, полнейший. Вопрос: что им было там делать? Ни один, ни другой не могли опуститься до заведения подобного уровня. Причина просматривается вполне очевидная. Это злачное место расположено в таком месте, что войти и выйти можно незамеченным, там не намозолишь никому глаза. Я думаю, что это Кириллов зазвал его туда, сославшись на необходимость конспирации. А сам… А сам каким-то образом отравил Антона. Я сейчас готовлю бумаги для того, чтобы потребовать эксгумации. Если, конечно же, вы на самом деле желаете довести до конца это дело.

— Это дело давно требует завершения. — Задумчиво обронила Полина и, уже не стесняясь побитого лица, сняла с себя очки. — Ирин, ты рассказала ему об утренних звонках?

— Нет! Ты же не велела! Как я могла?! — Ирина отвела глаза от застывшего в недоумении Давыдова. — И нечего на меня так смотреть! Кто же знал, что все так выйдет?! Разве я могла предположить, что обе эти истории так соприкасаются?! Ну звонила тебе тетка какая-то, и что? Около тебя и мотоциклист непонятный отирался. Имя одно назвал, а документы на тачку бог знает на кого. Так, оказалось, он по доверенности ездит. Я узнавала. И подумала тогда: отирается и пусть себе отирается, все тебе приятно…

— Приятно! Это наш с тобой бывший сосед, Ирина. Степка Новиков, представляешь! Я бы в жизни его не узнала, если бы он фотографию мне не показал. — Полина, насладившись минутным триумфом, подперла щеку и с усталым трагизмом в голосе проговорила: — На колени вставал передо мной и в вечной любви клялся. А кто-то увидел и Женьке тут же доложил, вот он и наказал меня. Все орал, что не позволит себя обманывать. Бред какой-то…