Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— Между вами уже что-то было? — укоризненно спросил Спенс, подняв на друга глаза, полные отчаяния и злости. Джеймс нахмурился. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы всё понять и внезапно рассмеяться вслух от собственного предположения, что даже в голове звучало абсурдно.

— Чёрт побери, она ведь тебе нравиться. Ты положил на неё глаз, — он запрокинул руку на плечо другу, когда входная дверь открылась, ненадолго впустив внутрь холод, вместе с которым вошел и Дункан. — Дун, можешь поверить в это, Спенсер вновь открыт для отношений?!

— Надо же, и кто она? — вяло спросил парень, взъерошивая непослушные волосы. Оказавшись на кухне, он первым делом набрал в кружку воды и разом осушил её.

— Рейчел, — даже с некой гордостью заявил Джеймс. — Так вот почему ты такой угрюмый в последнее время? — он больно ущипнул друга за щеку, когда тот хлестнул его по руке. Спенсер пытался освободиться, уйти, спрятаться от их глупых насмешек, но Джеймс крепко удерживал его рядом.

— Подожди, та самая, с которой встречаешься ты? — Дункан вопросительно посмотрел на обоих друзей.

— Я ни с кем не встречаюсь. Запомни это раз и навсегда, — Джеймс обреченно закатил глаза. — Но в общем, да. Та самая Рейчел.

— Она мне нравиться, но не нужно раздувать из мухи слона. Я явно не в её вкусе, поэтому не питаю больших надежд, — ущипнув Джеймса за руку, Спенсер выбрался и подался в спальню. Всё обернулось против него самого, и он жалел, что вообще задел друга.

Джеймс и Дункан вопросительно уставились друг на друга, пожав плечами. Оба знали, что Спенсер был впечатлительным и мягким. Верил в любовь с первого взгляда и был слишком безнадежен в своих взглядах на жизнь. Легко замыкался в себе и чувствовал всё в разы сильнее остальных. Кроме того рассудительности ему было не занимать, поскольку именно он был голосом здравого ума в их небольшой компании на троих. Пусть зачастую Джеймс и Дункан утягивали его следом за собой, но попытки остановить любую выдуманную ими глупую затею были по-своему важны, поскольку разжигали в них ещё больше нетерпения и желания совершить надуманное.

Именно благодаря своей мягкосердечности он куда быстрее нашел общий язык с Алиссой и Фреей, в чем было его единственное преимущество. Они были приятными собеседницами, хорошими друзьями, но Спенс не находил в них ничего того, что в них привлекало Джеймса и Дункана. Полны путанных противоречивых мыслей и одарены сложностью характера они были по-своему причудливы и милы, но ему не хватало чего-то более простого и незамысловатого на противопоставление собственной незаурядности.

— Между нами ничего не было, — заявил сходу Джеймс, подавшись следом за другом в комнату. Мозг по-прежнему нуждался в никотине, а тело — в горячем душе и крепком сне. — Мы целовались, но до большего не доходило, если это для тебя что-то меняет.

Джеймс не хотел признаваться, что с радостью спихнул бы Рейчел на плечи друга, поскольку та была слишком надоедливой и глупой. Склоняя её к уединению, он в большей мере надеялся, что девушку это расстроит, разочарует, оттолкнет раз и навсегда. Тем не менее, Рейчел согласилась, хоть, как он сам позже понял, сама не знала, на что. Она была совершенно неуклюжа и неосведомлённая в происходящем, пока он не стал более настойчивым. Затем в голове девушки затрубил тревожный звонок, вынудивший оттолкнуть его от себя, чему Джеймс мысленно был рад, не впервые ли в жизни.

Его тон был нарочито разочарованный и строгий одновременно, только бы вынудить Рейчел почувствовать себя виноватой, оттолкнуть Джеймса от себя и возненавидеть. Он не щадил её чувств, хоть и не переусердствовал с этим, не выставлял себя злодеем, разбивая сердце девушки с мягкой жестокостью.

Ноги сами подвели к двери Фреи. Он помнил о её близком соседстве с Рейчел, а потому оказался рядом, испытывая нерешительное стремление постучать невесть зачем. В сущности, Джеймсу не было что сказать девушке, не таким уж непреодолимым было желание увидеть её и уверенности в том, что она вообще могла оказаться в комнате, была не большой. Тем не менее, звезды сложились так, что она первой открыла двери и оторопела, прежде пустить в выражении лица тень негодования и злости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она всё слышала. Джеймс понял это сразу, невзирая на то, что злилась Фрея на него уже скорее из привычки. И глядя на неё, он испытывал неодолимую тягу, что и была той самой причиной, что подвела его к дверям. Джеймс подозревал, что ничем хорошим это закончиться не сможет, но подался вперед и поцеловал её. Отсутствие сопротивления приятно удивило, вынудив его забыть о злостных перепалках, всех пощёчинах и неодобрительных испепеляющих взглядах. Забвение не было долгим. Всё пришло к тому, к чему должно было прийти.

И всё же Джеймсу показалось, что что-то изменилось. Он не осознавал, что именно, но чувствовал — всё было уже не так, как прежде. Было это к лучшему или худшему Джеймс не подозревал, но это было определенно странно. И это чувство продолжалось до того самого момента, как он выдернул из рук Фреи письмо, и имя отправителя вернуло сознание в норму. Джеймс будто опомнился после долгого сна, избавился помутнения рассудка. Всё вернулось на круги своя, невзирая на то, что он так до конца и не понял, что произошло.

— Это не имеет значение, покуда она не заинтересована во мне, — уныло продолжал Спенсер. — Полагаю, ей нравиться другой тип парней.

— Менее скучный? — Джеймс не смог удержаться от укола, заставившего Спенса неприятно поморщиться. Удар Дункана пришелся прямо в живот, что было вполне заслужено. Подняв руки вверх в знак отступления, он сел на краю своей кровати, став немым наблюдателем беседы двух друзей.

— Тогда стань тем, кем она заинтересуется, — Дункан ступил чуть вперед. Вырвал из рук Спенсера книгу, которую тот нервно сжимал в руках, пряча глаза в мелком шрифте, и бросил на кровать. — Это не так уж сложно.

— И это говорит парень, безуспешен в привлечение внимания другой девушки, — фыркнул Спенсер, сложив руки на груди. Подняв глаза на друга, он тут же пожалел о сказанном, поскольку подобная безжалостность была скорее в стиле Джеймса, нежели его. — Прости, — неуверенно бросил в спину парня, который устало упал на кровать, заметно поникший из-за этого замечания.

— Всё в порядке. Алисса ведь совершенно другое… — мечтательно начал Дункан, воздав глаза к потолку.

— Вы оба идиоты, и больше мне нечего добавить, — Джеймс перебил друга на полуслове, не желая выслушивать долгие речи об Алиссе, ничем особенным перед ним не выдающейся. Пусть она была не такой заносчивой, как Рейчел, но напускная холодная отчужденность, граничащая с высокомерием, по большей мере раздражала. Было бы в ней поменьше серьезности, они даже могли бы найти общий язык, что, очевидно, не интересовало ни Алиссу, ни самого Джеймса.

— Не ты ли на днях расспрашивал о некоем Джоне Томпсоне? — с ироничной насмешкой спросил Дункан, в мгновенье ока стерев самодовольную улыбку с лица Джеймса, который заметно напрягся при упоминании этого имени.

— Кто это? — растеряно спросил Спенсер, переводя вопросительный взгляд от одного друга к другому, которые уже и позабыли о нерешенности его намерений касательно Рейчел. Он уже и успел пожалеть, что так просто прокололся, выдал себя.

— Я спросил о нем вскользь и между прочем, — раздраженно ответил Джеймс, резко подхватившись с места. — К тому же, как оказалось, сделал это зря, потому что ты ни черта о нем знаешь, — злость подожгла в нем кровь, вытеснив из тела усталость. Парень быстро покинул комнату, только бы избежать разговора, что не сулил закончиться чем-то хорошим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ради тебя я мог бы подружиться с парнем своей кузины, — бросил ему вслед Дункан. Спенсер по-прежнему ничего не мог понять, хотя одно невзрачное упоминание Фреи многое объясняло.

Джеймс пробыл в душе недолго. Опустив голову вниз, закрыл глаза в отчаянной попытке привести всполошившееся мысли в порядок. Спрашивать у Дункана о парне было изначально глупой затеей, но он не смог удержаться, поскольку прежде безымянный Джон был не более, чем призраком, выдуманным персонажем, написанной воображением Фреи истории. Для Джеймса он так вовсе оставался глупой шуткой, не вызывающей даже короткого смешка, о которой забывают прежде, чем она будет произнесена до конца. И обнаружив сжатый в ладони конверт, подписанный чужим именем, Джеймс испытал на себе смесь незнакомых ему прежде эмоций, во главе которых было разочарование, развеявшее чары того самого дурацкого поцелуя.