Дети Барса. Туман над башнями (СИ) - Андрей Ренсков

Оглянуться назад всё же пришлось. Один раз, когда забрался так высоко, что смог разглядеть тоненькую ниточку дыма на горизонте. Это было всё, что осталось от тёткиного дома и от Козьего урочища. От всей прошлой жизни.

"Не смотри туда, мальчик. Незачем. Гляди вперёд".

— Куда мы… Куда я иду?

"В земли гуча Саал-Зава. Там нас ждёт человек, который поможет. Непрощённые станут искать мальчика, знающего кузнечное ремесло, а когда не найдут, перевернут дома всех горшечников Накарры. Но этот человек, живущий в землях Саал-Зава, он бондарь — к счастью для тебя. Будь любезен, по пути придумай себе имя, да попроще, чтобы не выделяться".

— Какой из меня бондарь? — прохрипел висящий на ветке мальчик. Голова кружилась отчаянно, то ли от усталости, то ли от голода. — Я ничего не знаю о том, как делают бочки. Или этому ты тоже меня научишь?

"Ты смышлёный парень, и, без сомнения, справишься".

— И долго идти до этого самого Саал-Зава?

"Дня четыре пути. По лесу, конечно — выбираться на дороги небезопасно".

— Тогда разреши мне спрыгнуть вниз вон с того утёса. Так моя смерть будет хотя бы быстрой.

Утёс и в самом деле был красив, на загляденье. Вздымающаяся до самых облаков громада, под которой только пустота, и ни одного деревца на светлом камне. Лететь оттуда намного веселее, чем карабкаться вверх.

"Ты справишься, Вьяла. Уже придумал себе новое имя?"

Мальчик попытался захохотать, но что-то встало комом в груди, и вместо смеха получился рваный сухой кашель.

— Я не выдержу даже пары часов. Это невозможно. Но, даже если и выдержу — то ради чего? Вместо того чтобы мёрзнуть и голодать, можно спуститься с перевала, попросить помощи у охотников. Зачем идти в Саал-Зава?

"Ты узнаешь, со временем. Пока же могу сказать лишь то, что дело в самом гуче. Человек он довольно заурядный, но есть одна изюминка, что делает его важным для нас с тобой. А ещё у него есть сын и дочь. Мальчишка примерно твоего возраста. Зовут его Элато. Мне кажется, вы подружитесь".

Туман, повисший на верхушках гор, был густым, как сметана. Сквозь белую мглу виднелись смутные очертания вздыбленных над ущельем скал.

— Тот, другой туман? Он выглядит так же? — с интересом спросил Аске, забыв, что спрашивает всегда Старший, а его дело — отвечать, коротко и по делу.

— Иначе… — Разза откликнулся неохотно: подъём в темноте, по тайным горным тропам, вымотал его, как и остальных. — Он выглядит как открывшаяся преисподняя. Желаю тебе никогда не увидеть при жизни, как она открывается.

Уставшие лошади брели по каменистому руслу, мотая гривами. Медленная вода, бегущая навстречу, с тихим плеском разбивалась о копыта — глубины здесь было на два пальца. Нависшие с боков тёмные склоны, поросшие искривлёнными деревьями, давили на человека, привыкшего к простору пустыни, заставляли постоянно оборачиваться, ждать чего-то плохого.

— За столько лет я совсем отвык от этих гор, — мрачно сказал Разза, запахнув плащ. Вороной, обрадованный тем, что удила ослабли, наклонил голову к воде, был остановлен больным грубым рывком и раздосадованно фыркнул. С губ во все стороны полетели капли, ледяные даже на вид.

— Я представлял себе всё иначе, — признался Аске. — Думал, что будет похоже на земли горцев. Совсем не похоже.

— Да уж, — хмыкнул Разза, и на этом разговор оборвался. Пять всадников в тумане остались наедине со своими мыслями. До тех пор, пока из-за невысокой скалы, превращённой ветром в выщербленный скелет, не брызнуло солнцем.

— Уже утро, — пробормотал Разза, сбрасывая оцепенение, и требовательно помахал рукой. — Живее — осталось немного.

Аске помотал головой: унылая утренняя сырость, оседающая на плаще прозрачными каплями, навевала сон.

— Что там, Старший? Там, куда мы направляемся?

— Башня, — ответил Разза, приникнув к вороной гриве. — Очень древняя, одна из самых первых.

— Надеюсь, это того стоило. Подъём вышел нелёгким.

— Будет ещё один. А пока — помолчи. Мне надо подумать.

Ещё один подъём — подумал Аске, качаясь в седле. Как будто было мало ночного. Однако, Разза ещё крепок: держится в седле цепко, с ровной спиной. Устал, как и все, но не показывает вида. Ну, на то он и Старший. Значит, и нам, молодым нельзя расслабляться. Несмотря на ноющую спину, на отбитые ягодицы, на острое чувство одиночества: будто потерялся на этих тёмных тропах.

Нет, эта убогая земля, напоминающая складки на растянутой старческой коже, эти мрачные горы, нависающие над тёмными, заваленными буреломом, ущельями — не та загадочная Накарра из наших снов, которую мы, дети переселенцев, однажды потеряли и мечтали когда-нибудь обрести. Вряд ли кто-то в здравом уме пожелал бы вернуться сюда.

Чтобы понять это, Аске хватило одного дня — стоило лишь подняться на перевал и оглядеться.

Мохнатые облака, полные влагой. Низкое небо, на которое можно встать ногами. Чёрный, скрюченный лес и голые, неприветливые скалы. Вот, что открылось перед глазами, когда караван, собранный Хо, спустился с перевала на плоскогорье. Эта картина сразу же вызвала резкое отторжение, словно кусок плохо прожаренного мяса, съеденный за ужином.

— Что там, Старший? — Если приложить ко лбу ладонь, то можно увидеть, как на самом горизонте, у подножия прозрачных гор, блестит россыпь маленьких серых камешков. — Город?

— Ватаскаласка, — подтвердил Разза, отогревая ладони дыханием. Здесь, на высоте, гулял ветер с гор, неожиданно резкий и холодный. — Город, точнее, обнесённый частоколом посёлок, которым правит гуч Боргэ. У него четыре тысячи всадников. Если пренебречь особенностями местной политики, то это место, пожалуй, и есть столица Накарры Дальней.

— Мы направляемся туда?

— Если ты желаешь спать на вонючем войлоке рядом с козами.

— Неужели гуч не окажет нам гостеприимства?

— Гуч не должен знать, что мы здесь. Впрочем, всё равно пышного приёма ждать не стоило. Он и сам спит на вонючем войлоке, а у его подданных нет даже этого. Нищая страна, населённая диким народом… Чего ради Ойнас полез сюда?

— Это к лучшему, Старший. Иначе и нам пришлось бы жить здесь.

— Может, ты и прав. Однако в моей семье войлок всегда был чистым и вычесанным. Всё зависит от самого человека. Помоги-ка мне с застёжкой…

Игла фибулы была слишком мягкой, подкладка тяжёлого плаща — слишком плотной, а окоченевшие пальцы — неловкими. Да ещё и гнедой мешал: дёргал головой, сбивался с шага. Справиться удалось только с пятой попытки. Всё это время очертания города на горизонте не отпускали взгляда, манили.