Второе Установление - Айзек Азимов

Клейзе мог работать, никому ничего не сообщая, но вокруг были люди, работавшие для него и

вместе с ним. Он имел испытуемых, чей мозг подвергал зондированию. Его работу поддерживал

университет. Все это были слабые пункты обороны.

Клейзе не мог этого понять; а он, Дарелл, не мог этого объяснить. Они расстались врагами.

Это было к лучшему – так и должно было быть. Он обязан был уйти, капитулировав – на случай, если

кто-нибудь следил за ним.

Там, где Клейзе работал с диаграммами, Дарелл работал с математическими концепциями,

скрытыми в глубинах собственного сознания. Клейзе работал с сотрудниками; Дарелл – один. Клейзе -

в университете; Дарелл – в тиши загородного особняка.

И он почти достиг цели.

Второй Установитель – не человек, если судить по его мозгу. Даже умнейший физиолог, даже

изощреннейший нейрохимик могут ничего не обнаружить – но разница должна быть. А поскольку

разница кроется в сознании, там ее и можно будет распознать.

Если рассмотреть человека, обладающего, подобно Мулу, способностью воспринимать и

контролировать людские эмоции, – а в том, что Вторые Установители обладали способностями Мула,

то ли врожденными, то ли приобретенными, сомневаться не приходилось, – и вывести из этого

условия все электронные схемы, все мельчайшие детали энцефалографа, то при помощи подобного

устройства такого человека нельзя будет не отличить от других людей.

А теперь Клейзе вернулся в его жизнь в образе своего ревностного молодого ученика, Антора.

Глупости! Глупости – все эти его графики и диаграммы людей, подвергшихся воздействию. Он

научился распознавать то же самое давным-давно, но что пользы? Ему требовалась рука, а не

инструмент. Но он вынужден был согласиться объединить усилия с Антором, поскольку то был более

спокойный путь.

А сейчас он станет администратором по исследованиям и разработкам. Это тоже более

спокойный путь. И он останется конспиратором среди конспираторов.

Моментами его терзала мысль об Аркадии, но он отгонял ее. Если бы все можно было

взвалить на него самого, такого никогда бы не случилось. Тогда никто не был бы в опасности, кроме

него самого. Тогда…

Он почувствовал нарастающий гнев – против мертвого Клейзе, против живого Антора, против

всех глупцов, имевших самые лучшие намерения…

Что ж, Аркадия может позаботиться о себе сама. Она очень развитая девочка.

Она может позаботиться о себе! – тихо, но постоянно звучало в его сознании.

Впрочем, может ли?

В тот миг, когда доктор Дарелл с грустью думал о дочери, та сидела в холодном строгом

вестибюле Администрации Первого Гражданина Галактики. Она находилась там уже полчаса,

медленно водя глазами по стенам. Когда явились они с Хомиром, у дверей стояло двое вооруженных

охранников. В прошлые посещения их не было.

Сейчас Аркадия была одна, и все же сама обстановка помещения таила в себе некую угрозу.

Ничего подобного она ранее не испытывала.

Но почему так должно было случиться?

Хомир находился у Лорда Стеттина. Что тут плохого?

Происходящее бесило ее. В книгофильмах и видео герой в подобных ситуациях заранее

предвидел исход, был готов к нему, – а она просто сидит без дела. Могло произойти все. Все! А она

просто сидит без дела.

Что ж, вернемся к началу. Обдумаем все сначала. Может быть, что-то придет на ум.

Две недели Хомир, можно сказать, жил внутри Мулова дворца. Один раз он взял ее с собой, с

позволения Стеттина. Дворец был большим и до невозможности массивным. Любое нарушение

тяжеловесного покоя, любое вторжение окружающей жизни, казалось, заставляло дворец съеживаться

и вздрагивать. Шаги отдавались гулкими ударами или яростным стуком. Он ей не понравился.

Куда лучше были огромные, полные жизни проспекты столицы, театры и зрелища мира,

который был хоть и изрядно беднее Установления, но обращал в роскошь куда большую часть своего

богатства.

Хомир возвращался вечерами, совершенно потрясенный.

– Для меня это точно мир, увиденный во сне, – шептал он. – Если бы я только мог разобрать

дворец по камешку, слой за слоем. Если бы я мог перенести его на Терминус… Какой музей из него

бы получился!

Он, казалось, утратил былую нерешительность. Он сиял, он был полон нетерпения. Аркадия

судила об этом по одному вернейшему признаку: он почти перестал заикаться.

Как-то раз Мунн сказал:

– Там есть выдержки из дневников генерала Притчера…

– Я знаю о нем. Он был изменником с Установления и занимался прочесыванием Галактики в

поисках Второго Установления, разве не так?

– Не совсем изменником, Аркадий. Мул обратил его.

– О, это то же самое.

– Готов поклясться Галактикой, то прочесывание, о котором ты упомянула, было делом

безнадежным. В исходных архивах Селдоновского конгресса, на котором четыреста лет назад были

основаны оба Установления, содержится только одна ссылка на Второе Установление. Там говорится,

что оно "расположено на другом конце Галактики, у Звездного Предела". Вот все, из чего исходили

Мул и Притчер. Они не имели возможности распознать Второе Установление, даже если бы и

наткнулись на него. Что за безумие! У них имеются архивы, – он говорил сам с собой, но Аркадия

жадно внимала, – в которых описана почти тысяча планет, но количество миров, подлежащих

исследованию, должно приближаться к миллиону. И мы не в лучшем положении…

Аркадия в беспокойстве прервала его:

– Тссс!

Хомир застыл и медленно опомнился.

– Лучше не будем говорить об этом, – пробормотал он.

А теперь Хомир был у Лорда Стеттина, а Аркадия ожидала снаружи одна и чувствовала, как

сердце у нее сжимается неизвестно почему. И эта неизвестность как раз и была страшнее всего.

По другую сторону двери Хомир словно барахтался в вязком, как желатин, море. Он

героически боролся с заиканием и, разумеется, в результате не мог связно выговорить больше двух-

трех слов подряд.

Шести футов ростом, с выпяченным подбородком, с жестко очерченным ртом, в

адмиральском мундире Лорд Стеттин неизменно потрясал сжатыми кулаками, заключая свои

реплики.

– Итак, у вас были две недели, и в итоге вы являетесь ко мне с никчемными россказнями.

Полно, сударь, скажите мне самое худшее. Будет ли мой флот искромсан на кусочки? Должен ли я

сражаться одновременно как против людей Первого Установления, так и против призраков Второго?

– Я… я повторяю, ваша светлость, я не п… пре… предсказатель. Я… я в полном… недоумении.